Страница 37 из 75
Здравствуй, дорогая Ксюша. Не отвлекаясь ни на что земное, читай:
Ты не любишь
Мне долго в глаза смотреть.
Протираешь рукою,
Когда устала.
Части тела доступные –
Только треть
От всего того,
Что ей Земля послала.
Я ее не боюсь –
Я боюсь волос.
Как боятся простуды,
Пожара,
Кошек.
Гребешок на затылке
Меня унес,
Словно это –
Тропинка из хлебных крошек.
Гребешок позолоченный –
Тетива,
Вдоль багряных волос,
Цвета крови линий.
Я забылся,
Я долго искал слова…
…Синева –
Почему ты не любишь синий?
Цвет рубашки озер…
С головой нырнуть.
Знаешь, мир под водой
Так прозрачен, ярок…
Почему мне не можешь
В глаза взглянуть? –
Поразит тебя радуга
Синих яблок.
«Я его не боюсь.
Избегаю лишь.
Избегаю контакта
С двумя морями...».
Я тебя не боюсь.
И, когда ты спишь,
Гребешок золотой
Тереблю руками…
Я влюбился, Ксюша. И я хочу, чтобы ты об этом узнала первая.
19.05.1914.
XXVI
Чем ближе были Пушкинские Чтения, тем большее волнение зарождалось в нас. Уже точно определились главные чтецы всего вечера: те, кто будут читать не шедевры пушкинской лирики, а собственные творения. Этими счастливцами стали не только наше прекрасное трио. Гришу, оказывается, порекомендовал сам директор: понравился ему стих о собаке и эпические призывы к защите животных. Такое, по его мнению, должно понравиться многоуважаемым гостям.
А в гости к нам придут не просто из высшего света: кажется, сам губернатор обещал присутствовать. Ходили слухи, что прочитав газету о талантливых лицеистах, он захотел с ними познакомиться лично. Именно по его инициативе Весенний был перенесен на лето, а именно на июнь.
К моему сожалению и к сожалению остальных невинно оскорбленных, стихи Пушкина пришлось читать оставшимся поэтам-лицеистам. Мне досталась «Мадонна». Один из великолепнейших стихов Пушкина. Я знал его наизусть еще с малых лет: нам читала его мама по ночам своим мелодичным голосом…Я еще помню ее голос. И никогда о нем не забуду.
А между тем мы часто собирались в Коробке, продолжали читать друг другу написанное за ночь. Наступила пора родительских приездов: ребят отпускали на несколько дней, чтобы побыть с родственниками, а они возвращались с огромными сумками с едой и разными вкусностями. Мы подолгу сидели в Коробке и наслаждались жизнью.
Девочки стали приходить на наши занятия. И мы устраивали им настоящие праздники поэзии, вечера поэзии Лермонтова, Жуковского, зачитывали им свои произведения и слушали творения самих поэтесс… Наш Спичечный Коробок, уставленный скромными предметами интерьера, наконец-то запах новыми ароматами: девочки уставили наш подоконник цветами, на радость Бульбе.
На сегодняшний вечер пришло достаточно много поэтов и поэтесс: гимназистки-подруги решили задержаться и почитать нам своё. Мы удобно расселись на ступеньках Овального и наслаждались последними минутами ожидания.
Первой свой стих прочла, как ни странно, Вера Обухова. Бедный Солтан! Что она с ним делала! Он вцепился мне в плечо, слушая леденящую историю в ее стихотворении о птичке, брошенной под холодный дождь. Вера размахивала руками, наполняя каждую строку невероятной силой слова. Солтан едва не всплакнул как ребенок, он долго аплодировал Вере, пока та, наконец не уступила место следующему чтецу.
Мне не терпится услышать, что же прочтет нам Таня…Вот она, сидит прямо передо мною, теребя в руках листочек с написанным стихотворением…Она громко хлопает читающим, а сама в перерывах вслух читает своё…Так приятно наблюдать за ее розовыми губами, улавливать каждою искорку, упавшую с блестящих ресниц, и понимать, для кого ты живешь на этом свете…
Она посмотрела на меня. Как бы я не пытался отвести свой взгляд на читающую Веронику Одину – не было сил не смотреть прямо в танину душу. Она поймала мой взгляд, засмущалась и принялась перечитывать написанное заново. Но эти секунды остались в моем сердце навсегда.
«Что-то давно я не слышал Дениса. А? Где же он?» - прокричал на все Овальное Прохор.
Он не мог не видеть меня: мы с Солтаном уселись в самый центр и наслаждались вечером. Но Прохор ждал, когда же я гордой походкой выйду на середину, держа в руках измятый листок бумаги, и прочту – да так прочту, что Женская гимназия в полном составе придет на меня посмотреть. И я прочту.
Уши задергались от волнения. Я не знал, на кого смотреть, когда слышал свое имя со всех сторон. «Он здесь!» - кричали одни. «Вот же он, выходи!» - кричали другие. И в этой суматохе я растерялся: стою в самом центре сцены и не знаю, что же прочитать кричащей публике.
Таня улыбнулась мне.
И все встало на свои места:
Cпой мне, пожалуйста…Я так люблю твой голос.
Сядь у окна. Руки клади на перины.
Или молчи – пусть запевает колос,