Ключи Марии

Профессор поднес лупу к печати:

– Теперь вижу, что это крестоносцы.

– Все мужчины? – спросил Ваврик.

– Похоже, что все… А кто же еще?

– А посмотрите внимательнее – здесь полковник уже торжествовал. – Разве вам не кажется, что крестоносец посередине – женщина?

– Откуда это видно?

– Потому, что она прижалась к переднему грудью и даже голову положила на плечо.

– Так, может, он того…

– Гомосексуал?

– Почему бы и нет? Они существовали еще и в античности. А во всех замкнутых средах, тем более в орденах, это практиковалось.

– Да. Но не в этом случае. Передний рыцарь, как и тот, что сзади, имеют открытые головы. Капюшоны плащей заброшены за спину. У переднего и заднего шлемы привязаны к седлу, и волосы у них до плеч. А вот у этого, что посередине, капюшон закрывает голову, видно только узкий профиль лица. Ответ прост…

– Вот оно что! – удивился Курилас. – Это действительно женщина, которой надо спрятать свои волосы, поэтому она в капюшоне. Итак, это рыцарь Ольгерд и та таинственная дева?

– Именно!

– Кто же тогда третий?

– Возможно, тот, кто потом убьет Ольгерда в Киеве. А, возможно, еще один охранник девы. Кстати, я обещал вам рассказать о парусах на корабле, которым Дева плыла в Новый Свет.

Полковник положил на стол фотографию старинного рисунка, на котором хорошо был различим корабль, девушка со знаменем, а на парусе красовались три всадника на одном коне. Правда, эти всадники больше походили на древнегреческих воинов, чем на рыцарей.

– Это тот корабль из Атлантиды? – спросил Курилас.

– Именно тот!

– Позвольте… но я не понимаю… Атлантида ушла под воду еще до нашей эры, а Богородица.

– Да, вы правы, – снова обрадовался полковник. – Богородица – это уже наша эра. Но мы же с вами говорили, что Дева вечна. Или в образе египетской богини Маа, или шумерской богини Инанны, или аккадской богини Иштар. Она была всегда. И история ее жизни всегда повторяется.

Глава 17

Киев, октябрь 2019. Мания преследования часто переходит в манию величия

– О чем ты хотел поговорить? – напряженно спросила Рина, когда они спустились в бар-подвальчик на Большой Житомирской. – Что, нельзя было дома?

Она непонимающе смотрела на удивительно неприветливого Бисмарка, который молча выпил с ней кофе на кухне, а потом требовательным тоном приказал собираться и идти за ним. Он и сам удивлялся сейчас: как это она так быстро и легко повиновалась ему и пришла сюда, даже не спросив, куда он ее ведет.

«Ни хрена себе! – возмутился мысленно Олег. – Она мой дом уже считает своим!»

– Тебе коньяк? – спросил он, проигнорировав ее вопрос, и тут же заказал у девушки за барной стойки два по пятьдесят «Закарпатского».

Уселись за угловой столик. Этот бар мог показаться уютным только после двух-трех бокалов коньяка. Олег уже заходил сюда пару раз и, надо признать, оба раза ему тут не понравилось. Слишком низкий потолок, слишком мрачные стены, по которым куда-то еще глубже под землю спускаются чугунные трубы канализации, а из них иногда доносится мокрый шелест воды.

Почему он ее сюда привел? Он этого и сам толком не понимал. Может именно потому, что здесь, в этом баре, слишком явно ощущался подвал, помещение казалось тесным и недружелюбным? Как какая-нибудь подвальная камера НКВД или гестапо в советском фильме. Сознательно или подсознательно, но он ее привел сюда на допрос. Или, возможно, он просто хотел отвести ее подальше от дома, и одновременно свой гнев желал выходить-вытоптать, передать через подошвы ботинок асфальту. И ведь на самом деле, сейчас он был сердит скорее по инерции, чем в действительности. Его гнев давно поглотила усталость из-за бессонной ночи, последние два часа которой он все-таки провел на диване под своим одеялом рядом со спящей Риной. Только вот рукам он уже волю не давал.

– Ты мне ничего не хочешь рассказать? – продолжая сохранять на лице мрачное, враждебное выражение, спросил он.

– А что я могу сказать? – Рина попробовала коньяк, скривила губки и отодвинула бокал от себя.

– Что, фальсификат? – ехидно спросил он.

– Дешевый коньяк от фальсификата почти не отличается, – спокойно проговорила она. – Да и мне сегодня не хочется пить! Это только когда депрессия догоняет! Так что ты хочешь от меня услышать?

– Ну, например, «Олежка, я жду от тебя ребенка!»

– Мальчик, – удивилась Рина. – Мы же с тобой не любовники!

– О! Точно! – закивал Бисмарк. – Тогда расскажи, что ты делаешь у меня в квартире?

– Ты проявил милосердие и великодушие и пустил меня в трудную минуту пожить у себя дома, – совершенно спокойно произнесла она.

Бисмарк тяжело вздохнул. По крайней мере, она признает, что это его дом!

– А с «братом» Колей ты у меня дома случайно не встречалась? Ну как на свидании?

– «Брат» Коля мне как брат, он тоже не любовник!

– И ребенка ты тоже не ждешь?

– С чего ты взял? – спросила она, прищурившись, словно всматриваясь в его глаза, что могло было оказаться делом не простым из-за скудности освещения.

– Знаешь, я же не совсем дурак! Вчера вечером, когда ложился спать, случайно дотронулся до твоей груди… У тебя молоко!

– Случайно дотронулся до моей груди? – повторила Рина и губы ее расплылись в улыбке. – Больше ты ни до чего случайно не дотрагивался?

– Ты будешь все в шутки переводить? – Бисмарк не сдавался и действительно в его голосе прозвучало искреннее раздражение.

– Если бы ты был врачом, я бы тебе легко все объяснила, но ты же электрик, – Рина пожала плечиками. – Я не думаю, что электрики или археологи разбираются в редких медицинских состояниях!

– В болезнях?

– Нет, в состояниях. Есть болезни, а есть состояния, которые тоже не являются нормой, но особенно жить не мешают и не лечатся. Так вот у меня такое редкое состояние, с подросткового возраста. Молочные железы ведут себя так, как будто я жду ребенка или уже родила. Но при этом месячные приходят и уходят согласно графику. Если надо доказательство, то прошу пару дней подождать!

– А че это за состояние? – раздражение покинуло Олега, уступив место осторожному любопытству.

– Синдром ложного материнства, генетика плюс сильно развитый материнский инстинкт. Другого объяснения нет. Я, кстати, еще ни разу не беременела и абортов не делала, так что других причин этого состояния быть не может.

– Хм, – промычал Олег, осознав, что больше на эту тему ему сказать нечего.

Пригубил коньяк. Задумался.

– Так а кто все-таки тебе этот Коля? – снова поднял на нее глаза.

– Ангел-хранитель. Добрый айтишник. Маменькин сынок. Он меня спас однажды. Я выпившей была, шла по улице, а тут машина рядом остановилась, два мужика выскочили, стали меня внутрь заталкивать. А он с другой стороны улицы перебежал, разбросал их по асфальту, а меня за руку и в один из дворов уволок. Потом домой проводил.

– Герой! – протянул Олег. – И после этого ты ему даешь ключи от чужой квартиры?

– Он за меня волнуется. Я ему все рассказываю, иначе он просто не будет знать, где я и что со мной. У меня мобильники долго не задерживаются! Или теряю, или крадут! Поэтому, чтобы быть уверенным, что со мной все окей, надо меня видеть! И меня, и тех, кто рядом со мной!

Бисмарк смотрел на Рину и пытался понять, что у нее происходит в голове? Каким дивным образом она считает нормальным то, что рассказывает ему? Нет, речь не о мокром соске груди, в медицине он действительно профан! Но вот так объяснить, почему ключ оказался в руках у совершенно постороннего человека?

– Знаешь, а мы можем вернуться? – попросила вдруг она. – У меня немного работы, с документами… На пару часиков. Они дома под диваном. А потом, если хочешь, я обед сделаю!

Обещание обеда скорее умилило Олега, чем обрадовало.

– Дурочка! – подумал он, но улыбнулся Рине поприветливее.

– Ладно! – сказал, поднимаясь из-за столика. – Только я сначала по делам схожу! А к обеду вернусь! Интересно, чем ты меня сможешь накормить?