Страница 96 из 143
После Тухачевского осталась специальная работа "Справка о грунтах и лаках для скрипок", где он обобщил свои исследования в этой области. Кроме того, Михаилу Николаевичу удалось самостоятельно сделать несколько скрипок. О том, сколько их было, вспоминают по-разному. Одни утверждают, что их было всего две, причем одну полководец смастерил в начале своей военной карьеры, а другую - незадолго до трагической гибели. Другие знакомые Тухачевского полагают, что изготовленных им скрипок было больше. Во всяком случае, ни одна из них до нас не дошла.
Невольно думаешь, что было бы, если бы волей случая или судьбы Тухачевский не смог бы бежать из немецкого плена в 17-м году, не сделал бы блестящего восхождения до высот армейской иерархии, а отдался бы целиком скрипичному делу и достиг бы там уровня гениальности. Тогда, вполне возможно, умер бы своей смертью, отделавшись какой-нибудь ссылкой за былое дворянство и офицерство. И оставил бы нам и всему человечеству несколько десятков великолепных скрипок, не уступающих творениям Антонио Страдивари... Тогда не было бы и Тамбова, и Кронштадта, и варшавского позора. Осталось бы нечто вечное, материальное, памятник, часть всемирного культурного наследия...
А так ведь, в сущности, сегодня мы вспоминаем Тухачевского только в связи с его блестящей карьерой и трагической участью. Армию, о которой мечтал, маршал создать не успел. Ни одного сражения действительно мирового масштаба не выиграл, побеждая лишь сравнительно слабые войска Колчака и Деникина. Таким сражением могло бы стать наступление на Варшаву, но оно, как мы помним, для армий Западного фронта закончилось очень плачевно. Какого-то оригинального вклада в военную теорию Тухачевский не внес. Быстро откликался на новые веяния в этой сфере, но в общем шел по стопам британцев - Лиддел Гарта и Фуллера. В предисловии к книге последнего "Реформация войны", написанном в 1930 году, Тухачевский подчеркнул важность фуллеровских требований повышенного внимания к военной технике и новейшим видам вооружений, но упрекнул британского генерала за недооценку массовых армий. И вместе с тем здесь же сумел похвально отозваться и о шитом белыми нитками процессе Промпартии, и о "ликвидации кулака как класса". Не было у него политических разногласий с коммунистами, со Сталиным... Если бы не казнили Тухачевского и встретил бы он 41-й во главе Красной Армии, результат был бы примерно тем же, что и в реальной действительности. Ведь поражения первых месяцев Великой Отечественной войны определялись общими пороками советской системы, которые Тухачевский при всем желании не имел возможности устранить. Другое дело, потом у него был бы шанс сыграть в войне ту роль, что на самом деле сыграл маршал Г. К. Жуков (если не сделали бы его, конечно, "козлом отпущения", как командующего Западным фронтом генерала Д. Г. Павлова).
У меня создалось такое впечатление, что для Тухачевского изготовление скрипок и вечера в обществе композиторов и музыкантов в свободное время играли примерно ту же роль, что работа по реорганизации армии в служебные часы. Скрипки и музыка помогали абстрагироваться от далеко не идеального послереволюционного мира, сохранить приверженность к культурной традиции и стабильности бытия.
Между прочим, в отличие от подавляющего большинства военачальников, покорно поносивших "Тухачевского и его банду", чтобы вскоре разделить их участь, друзья из музыкального круга Тухачевского и после смерти не предали. Шостакович так и не подписал ни одного письма или телеграммы с осуждением мнимых заговорщиков. Кулябко, работавший директором Московской государственной филармонии, отказался заклеймить на партсобрании того, кого рекомендовал в партию, и отправился прямиком в ГУЛАГ. Когда пришли арестовывать профессора Московской консерватории Н. С. Жиляева, то увидели на стене его квартиры портрет Тухачевского. Один из чекистов удивленно спросил: "Так вы его еще не сняли?" Николай Степанович дерзко ответил: "Знайте, что ему со временем поставят памятник". Из лагеря Жиляев не вернулся.
Но Тухачевский, разумеется, занимался не только и не столько изготовлением скрипок и устройством в своей просторной московской квартире музыкальных вечеров и светского салона. Он разрабатывал планы будущей войны и подготовки к ней Красной Армии. Еще в 1932 году он лично (но, конечно, по заданию наркома и с санкции Сталина) разработал план войны против Польши, предусматривавший, в частности, нанесение "ударов тяжелой авиации по району Варшавы" и превращение уже к концу 1932 года развернутых у польской границы советских стрелковых дивизий в механизированные бригады и корпуса, по мере развития программы танкостроения. В будущей войне против Польши предполагалось также использовать, помимо механизированных частей, 94 стрелковые дивизии и 12 кавалерийских. Михаил Николаевич жаждал отомстить за варшавский позор, потому и разработал сам план нового "похода за Вислу". Он специально оговорился, что сознательно не касался "ни Румынии, ни Латвии", но указал, что "операцию подобного рода очень легко подготовить против Бессарабии". Однако для разгрома Польши требовалось либо прямое участие в войне, либо дружественный нейтралитет со стороны Германии, чтобы не допустить помощи Польши со стороны Англии и Франции, помощи, сыгравшей во многом решающую роль в 1920 году. Это в Кремле хорошо понимали. 12 марта 1932 года Ворошилов дал согласие на проведение совместной с Германией разведки против Польши. Ликвидация польского государства выводила Красную Армию к германским границам. Такое развитие событий оставило бы Веймарскую республику с ее 100-тысячным рейхсвером фактически один на один с Советским Союзом, чьи вооруженные силы насчитывали к началу 1933 года 885 тысяч человек. В Берлине это хорошо понимали, и дальше планов по оккупации Польши дело в тот раз не двинулось. А вот семь лет спустя, уже без Тухачевского, СССР и нацистская Германия по-братски разделили и ликвидировали польское государство, заключив пакт Риббентроп - Молотов.
С приходом к власти в Германии Гитлера связи между рейхсвером и Красной Армией оказались прерваны. Начавшаяся в 1935 году официальная ремилитаризация Третьего Рейха еще больше ухудшила советско-германские отношения. Новосозданный вермахт стал рассматриваться в качестве главного потенциального противника. И Тухачевский с одобрения свыше написал статью "Военные планы Гитлера", где подчеркивал: