Страница 84 из 143
Свояченица Тухачевского в своих воспоминаниях приводит и более ранний разговор Тухачевского со Сталиным, которому она была свидетельницей в середине 20-х годов. Дело происходило на квартире у В. В. Куйбышева. За столом, где собрались в основном военные, включая Фрунзе и Тухачевского, шел самый общий светский разговор, когда в прихожей раздался звонок и появился Сталин, "коренастый человек восточного вида", сопровождаемый секретарем А. Н. Поскребышевым. Как отмечает Лидия Норд,,
"их появление не вызвало замешательства, но никто не проявил и радости. "Да мы, собственно, по делу, - поздоровавшись с хозяином, заговорил первый из вошедших и быстро обежал глазами присутствующих, - но мы не знали, что у тебя гости...""
Мемуаристка продолжает:
"Прежде чем сесть за стол, он обошел всех. "Сталин", - сказал он и задержал на несколько секунд мою руку в своей широкой и жесткой руке... Общий веселый разговор как-то сразу оборвался. Сталин отказался от водки, поднимая наполненную вином рюмку, оглядел опять присутствующих, потом вдруг встал. "Я пью за память нашего вождя и друга Владимира Ильича..." - как-то напыщенно произнес он... Выпив, он снова оглядел всех и сел. Мне кажется, что каждый ощутил какое-то неприятное чувство после этого тоста... Наступила длинная пауза, потом старший Куйбышев обратился к С. С. Каменеву с вопросом о какой-то специальной военной школе. Большинство как-то слишком охотно поддержало разговор на эту тему... Сам Сталин внимательно прислушивался к разговору и поворачивал голову то в сторону одного, то другого говорившего... Вдруг зашел разговор о немцах... Его начал кто-то из политработников в связи с выступлением или приездом в Москву какого-то видного немецкого коммуниста. Сталин сразу вмешался в разговор. Он заговорил о том, что немцы являются наиболее надежными союзниками. Они сумели сбросить Вильгельма. Коммунистическое движение в Германии ширится. Укрепление дружественных отношений между РСФСР и Германией открывает большие перспективы в будущем и разрушит все планы Антанты, направленные против Советской власти... Он еще не окончил, когда его перебил, и довольно невежливо, Тухачевский. Михаил Николаевич начал говорить спокойно, но в тоне его было что-то, от чего Сталин вдруг густо покраснел...
Начав с того, что надо хорошо знать страну, о которой говоришь, Тухачевский обрушился со всей силой своего красноречия на немцев. Он приводил примеры из истории, рассказывал, как относились немцы к пленным. "Не забудьте того, - закончил он, - что немцы чувствуют себя по отношению к нам победителями, хотя фактически победа была бы на русской стороне. Германии не хватает земли, и, накопив силы, она когда-нибудь еще раз попытается отнять у нас самые плодородные земли. Поэтому я считаю и буду считать, что то, что мы допускаем сейчас их к себе слишком свободно, огромная ошибка. Из числа тех, кто теперь у нас учится, выйдут самые опасные для нас враги"".
Лидия Норд справедливо усмотрела тут намек на тайное советско-германское военное сотрудничество, начавшееся после подписания договора в Рапалло в 1922 году. Мы еще вернемся к этой теме и увидим, что Тухачевский действительно играл в этом сотрудничестве видную роль и в то же время считался встречавшимися с ним немецкими офицерами и генералами убежденным противником Германии. Пока же отмечу, что в этом месте своих мемуаров Лидия Норд проявляет хорошую осведомленность о деталях военных связей СССР и Германии, называя действительно существовавшие танковую школу для немецких офицеров в Казани и авиационную - в Липецке. В этой осведомленности нет ничего удивительного. Ведь Б. М. Фельдман сам играл в этой сфере немаловажную роль и неоднократно ездил в Германию, в частности в 1927 году, когда присутствовал на учебных занятиях и маневрах рейхсвера. А первые поездки красных командиров в Германию состоялись в 1921 году. И среди них был творец теории глубинной наступательной операции, друг Тухачевского В. К. Триандафилов. Правда, до сих пор неизвестно, ездили ли они тогда учиться у немецких военных или, наоборот, учить немцев, как делать революцию в Германии.
Вернемся к прерванному разговору Тухачевского и Сталина.
"Я не понимаю, почему это опасно для нас, - возразил на последние слова Тухачевского Сталин, - наши командиры ведь тоже ездят в Германию".
Тухачевский махнул рукой:
"Вы штатский человек и поэтому понять вам трудно".
У Сталина забегали на щеках желваки. Воцарилась некоторая неловкость.
"Я считаю, что Михаил Николаевич во многом прав, - сказал старший Куйбышев, - немцам палец в рот класть нельзя. И надо нам будет обо всем этом крепко подумать... Ну, а сейчас выпьем за нашу доблестную Красную Армию, которая, в случае чего, даст отпор всем врагам".
Так удалось замять крайне неприятный разговор. Он доказывает, что в 20-е годы Сталин еще не воспринимался ни в армии, ни в партии в качестве "живого бога". С ним спорили, ему возражали, иногда больно задевая сталинское самолюбие. То, что Тухачевский действительно в ту пору опасался слишком тесной дружбы с Германией, подтверждается не только мемуарами Лидии Норд, но и его собственной неопубликованной работой "Будущая война". Она относится к 1928 году, когда в советско-германских отношениях, казалось, всецело господствовал "дух Рапалло". Тухачевский же предупреждал:
"Германия явится важным (если не важнейшим) звеном в цепи предполагаемого антисоветского блока... Без ее участия империалистическая интервенция в СССР немыслима. Поэтому правильно будет сигнализировать непосредственную угрозу войны именно в тот момент, когда к антисоветскому блоку примкнет Германия".
Тогда, у Куйбышева, Сталин сделал вид, что ничего не произошло, но в душе наверняка затаил злобу на Тухачевского. Особенно должно было задеть замечание насчет "штатского". Ведь Иосиф Виссарионович считал себя одним из отцов Красной Армии, со временем присвоив себе все заслуги Троцкого в военном строительстве. И всегда уделял вооруженным силам повышенное внимание. А тут о его способностях понимать военное дело отозвались весьма пренебрежительно. Вряд ли мог он такое забыть и простить. Но в 1932 году вдруг сделал вид, что забыл и простил. Почему?