Бредущая по мирам

Я смотрю на нее чуть ли не с ненавистью.

- Неужели вам не жалко Алана. Почему вы думаете, что можете решать за него?! Вы легко можете сломать ему жизнь!

- Ты никогда не будешь настолько важна для него,- со спокойной уверенностью говорит Эрит, и я раскромсана на куски этими словами, как топором мясника.

Но выпрямляюсь и тихо говорю.

- Вы не можете этого точно знать,- я не могу молчать. Меня жутко бесит эта самоуверенность!

- Ведьмы знают многое,- улыбается она,- больше чем ты можешь себе представить.

- Все равно – нет! – отрезаю я.

- Потом не жалей,- добавляет она и уходит.

Я сажусь на холодный камень и плачу, закрыв лицо руками.

Я оплакиваю то, что никогда не сбудется, и то, чего я хочу, желаю, жажду больше всего на свете.

Любви, которая вечна.

Любви, которая чиста и светла, как крылья ангела.

Любви, которая несбыточно-прекрасна, как самая чарующая картина.

Когда и ты и за тебя готовы умереть, броситься под пули, пережить немыслимые пытки.

Любви, которой нет.

Для меня.

И в тоже время она светиться в моих глазах, бьется в моем сердце, жжется в моей крови, как лава вдохновенья. Я и она неразделима.

Но только она односторонняя.

Потом я лежу и смотрю в небо.

И покой нахлынул на меня тишиной.

Я – свободна.

Я – счастлива.

Я забываю о нем.

Я танцую, просто танцую во мраке.

Я лишь луч луны, я лишь плащ мглы, я просто движение, фейерверк радости.

Я кружусь, вскидываю руки, приседаю, склоняясь в реверансе.

Я танцую для неба, я танцую пред небом, сияющим в моей душе.

Я танцую для Него, если б он мог видеть меня.

И эйфория, журча, струится по моей коже, омывая ее лучистым светом.

Вдруг я замечаю движение около двери.

Алан идет по траве.

Он улыбается, и шепчет:

- Давай станцуем вместе.

Я отвечаю улыбкой и отступаю. Я ухожу во мглу.

Шепот ночного смеха обнимает меня.

Я приседаю в реверансе и предлагаю:

- Отрепетируем бал?

И две руки – сильная и хрупкая, нежная сплетаются в трепещущем блеске ночного светила.

И мы танцуем - отраженья друг друга, и мы танцуем всю ночь напролет.

И даже музыка не нужна нам - тем, у кого она звенит в сердце.

Утром, когда мы завтракали – настоящей, вкусной едой – яичницей с хрустящим сочным беконом и свежими помидорами, сидя с Аланом друг напротив друга, явилась Эрит.

Я внутренне скривилась.

- Я решила,- сообщила она Алану.

Тот кивнул и посмотрел на меня с такой тоской, будто его рвали на части безжалостные бешеные собаки.

Я наклонилась к нему и шепнула:

- Не делай этого,- я не знала, что он хотел сделать, но чувствовала, что это не принесет ничего хорошего.

- Я должен,- ответил он,- так будет лучше. Я скоро вернусь

Встал и ушел с Эрит.

Я смотрела им вслед, и ничего не могла сделать, а тревога жгла меня изнутри раскаленной сталью.

И настроение было, как тогда.

Светлый летний день. Кристально ясный. Солнце плавит воздух, расщепляя его на молекулы. Я иду сквозь жар, и на душе моей глыбы льда.

Я не знаю, что мне делать.

Я сижу у колодца, болтаю ногой, и смотрю, как текут облака в синеющей лазури.

Почему мне так плохо?

Почему я чувствую себя чуть ли не мертвой?

Почему? Почему? Почему?

Звонит бабушка. На мобильник

Я начинаю болтать с ней о всем подряд, лишь бы отвлечься.

Тревога корочкой инея покрывает мою кожу изнутри, как стекло мороз серебристыми, сверкающими узорами.

Она резко обрывает меня, и велит, чтобы я позвала маму.

Я отдаю телефон маме, которая собирает овощи в огороде.

Мир двенадцатилетней девочки, мир полный чарующих фантазий и полетов, рушится, как небоскреб, взорванный террористами.