Страница 68 из 191
- Мери, Мери,- качает он головой, не соглашаясь.
- А все равно, не каждый же в силах придумать и сделать такое! - парирую я, будто в волейбол играю. Мне нравятся словесные поединки с ним. Но мы не бьемся с ним серьезно, и участвуем в них редко. А еще больше мне нравиться говорить с ним, да и не всегда я в настроение придумывать едкие ответы, на грани вражды и любви…
- Если я гений, то ты – риалтская принцесса,- смеется он, и шепчет,- сними чадру.
- А вдруг ты проиграл? – и я отступаю на шаг.
Алан внезапно меняет тему разговора и становится задумчивым.
- Помнишь обещание,- он заглядывает мне в лицо. В полумраке чулана его глаза таинственно мерцают, словно нарисованные специальной краской на портрете, и в его словах подвох. Я чувствую этот подвох сердцем, словно провожу пальцами по мягкому гобелену, и натыкаюсь на иголку.
- Секрет за секрет,- заканчивает он,- с тебя один секрет.
Он стоит слишком близко. Мои мысли мечутся, как перепуганные курицы пред гневным ликом султана-петуха.
И …я …я не знаю что ответить!
Я близка к панике!
Я закрываю глаза и рисую. Рисую спокойно и медленно, мысленно, всеми порами души. Мою любимую мамочку. Строгий рыжеватый хвостик, офисную блузку, юбку до колена, и, конечно же, черты лица – морщинки у черных глаз разбегающиеся в разные стороны, как круги по воде, стиснутые губы, печальный излом бровей.
- Эй, Мери, что с тобой? – испуганно спрашивает он.
- Успокаиваюсь,- отвечаю я.
И когда ее облик четко прорисован в моем сознании, я шепчу короткую молитву во имя ее, и распахиваю глаза.
Я уже спокойна.
Я не смотрю на него, и бурчу:
- Ладно,- и это опасная игра. Он может узнать слишком много из того, что я хотела бы скрыть.
Алан жутко рад. На его лице застыла широкая, сияющая улыбка.
Он так похож на ребенка, замершего под елкой, в ожидании подарка и надеющегося коварно подкараулить деда - мороза.
- Я хочу увидеть ту картину, которую ты спрятала,- говорит он.
Страх оплетает своей железной и холодной рукой сердце, и стискивает его…
Он может понять, он может догадаться.
Я стискиваю зубы и не смотрю в его глаза, но слово есть слово.
Тайну за тайну.
На самом деле, что здесь такого.
Нарисовала его и нарисовала! Я вообще многих рисую. И парней, и девчонок.
Едва он замечает как я от него отворачиваюсь и в его глазах, точно голодный зверь, просыпается тоска. Она, точно корабль плывущий в бурю, корабль полный отчаявшихся людей, знающих, что смерть близка, очень близка. Людей, чувствующих ее липкое дыхание, подобное паутине, на лице.
- Сейчас! - я протягиваю ему руку.
Хочу избавиться от этой проблемы и немедленно!
- Потом,- Алан качает головой,- уже поздно, и здесь безопаснее.
Я повожу плечами и выхожу из чулана.
Мне холодно, безумно холодно от его безразличного взгляда, которым он одарил меня, отвечая.
Но я не показываю этого. Я иду вперед, безучастно смотря в пространство, я заставляю себя идти и я рада тому, что он не видит выражение моего лица.
Ночью я долго не могу заснуть. Я лежу одна в маленькой каморке без окон. Вместо двери здесь тонкая занавеска, на которой вышито рыцарское сражение. И прекрасная дева с печалью во взоре смотрит из высокой башни вслед рыцарю, скачущему навстречу своей гибели.
Лунный луч забирается меж занавеской и шкафом и прыгает шаловливой зверушкой по стене. Подставляю пальцы. Золотистая дымка дрожит на них.
Утыкаюсь лицом в подушку. Волны печали накатывают на меня, оглушая и ослепляя.
Почему в этой жизни все не так?
Почему? Почему? Почему?
Почему мечты сбываются не так, как ты этого хочешь или не сбываются вообще? А чтобы сбылись, надо работать, надо трудиться до потери сознания, сражаться насмерть, стиснув зубы, с жизнью, с проблемами, с самой собою.
Я встаю и тихо выхожу, откидывая занавеску. Алан спит на кровати, сбросив одеяло на пол.
Несколько долгих минут я наблюдаю за тем, как в свете луны вздымается и опадает его широкая грудь, как безмятежно и светло его лицо – такое невинное и наивное во сне.
Смогу ли я жить без него?
От такой перспективы кружится голова, и пол прыгает на меня тигром, но у меня получается удержаться на ногах.
Легкая, щемящая грусть, щипавшая душу, подобно кисленькому лимону, жгущему язык, внезапно превращается в страшную тяжесть.
Обычно все забывается, все проходит. И желание смерти, и ненависть, и увлеченность кем-то…