Страница 112 из 113
Надо же, а я и не знала, что в его словарном запасе имеется эта фраза. Мне не хотелось ни оборачиваться, ни отвечать. Пришлось сделать вид, что копаюсь с пряжкой седла. Вдруг я почувствовала, что король обнял меня за плечи и уперся лбом в мою макушку. Мне невпопад подумалось, что со стороны это должно смотреться забавно. С его-то ростом. Я попыталась отстраниться, но Леонард удержал меня.
– Знаешь, как действуют маги разума? Они находят в душе человека самое слабое место, чувство, на котором можно сыграть. Когда-то тебя поймали на любопытстве. Я же попался на страхе. После смерти отца у меня кроме вас с Эрлом никого не осталось. Да и вы мне всегда были гораздо ближе, чем он. Очень сложно сражаться с врагом, преследующим неизвестные цели, особенно, когда первые удары нацелены на дорогих людей. Одна лишь мысль, что с вами может что-то случиться, приводила меня в ужас.
Оказывается, у гордости тоже есть свой предел. Горячие руки, лежащие на плечах, не дали ей взять верх. Вздохнув, я тихо сказала:
– Знаешь, есть такое хорошее слово «вместе». Ты о нем не слышал?
– Вместе со мной тебе было опасно.
Все-таки развернувшись, я посмотрела ему в глаза:
– Почему ты мне не доверяешь?
Он ответил не сразу. Через силу. Еле слышно:
– Потому что боюсь тебя потерять.
И, скорее всего, не признавался тоже поэтому. Твое же глупое, эгоистичное величество! Хотя чего можно требовать от единственного ребенка в семье, которого с детства готовили к самостоятельному принятию решений, внушая, что полагаться можно только на себя? Когда мы с Эрлом приняли короля в свою семью, братец честно попробовал его перевоспитать. Что-то вышло, что-то нет. Многое у короля было просто в крови. Те же интриги, то же стремление не сдаваться, доиграть начатую партию.
Сейчас я, конечно, имею полное право обидеться, развернуться и уйти на все четыре стороны. Но в семье так нельзя. Мы можем как угодно строго относиться к себе самим, постоянно тыча себя носом в свои ошибки и недостатки. Однако, если кто-то нам по-настоящему дорог, то он заслуживает как минимум снисхождения.
Единственное, что не достойно терпимости, это измена. Когда ты кому-то говоришь, что любишь, ты даешь обещание. Но не столько ему, сколько себе. Быть честным с партнером, принять его таким, какой он есть, ожидая того же в ответ. Сознательное нарушение этого обещания и есть измена. Самому себе. Это как нож в спину, вонзенный с премилой улыбкой на лице. И Леонард прав, таких людей нужно убивать на месте, для их же блага. Ибо по каждому счету придется расплатиться, а жизнь щадить не умеет, с ней нельзя договориться, у нее нельзя вымолить прощение. Измена, что в любви, что в дружбе аукнется виновнику, тяжелым камнем пройдя по его судьбе.
Изменил ли мне король? Нет. Его просто переиграли. От этого никто не застрахован. Особенно чересчур самоуверенные величества. Конечно, большинство шишек досталось мне, но глядя сейчас в его глаза, я сомневалась, кто из нас пострадал больше. Забавно, как неверное основание может привести к ложному итогу любую сколько угодно гармоничную цепочку рассуждений. Все эти годы я считала, что король мстит мне за предательство, заставляя страдать, видя свое счастье. На самом же деле, ежедневно рядом с ним было творение его рук. Постоянное напоминание. Леонард действительно разыгрывал спектакль и действительно ненавидел. Только не для тех и не ту. Да, мне было больно и обидно, но не из-за самого действия, а из-за его сокрытия. На поверку бесстрашный король оказался трусом. Хотя, что может сделать разум в делах сердечных? Чтобы трезво оценивать такие ситуации нужно иметь камень в груди, или просто пустоту. Факты и чувства упали на чаши весов, колебля их из стороны в сторону. Сейчас я не могла говорить о каком бы то ни было прощении. Но не принять искреннее раскаянье было бы подло. Поэтому я закрыла тему четырьмя резкими ударами.
Когда вернулись остальные, король полулежал, прислонившись к дереву. Посмотрев на его бледное лицо, Эрл досадливо цокнул и полез за бинтами. Я же разожгла огонь и поставила на него принесенный Вороном котелок. Наложив повязку на сломанные ребра, телохранитель подал королю приготовленное мной питье и укрыл одеялом. Поужинав, мы решили пока не будить Леонарда и самим обсудить дальнейшие планы.
– И как нам теперь с ним быть? – спросил Ворон.
– Да никак, - усмехнулся брат. – Величество уже не перевоспитаешь.
– Я не об этом. Ему ж теперь минимум день отлежаться надо после вашей экзекуции.
Эрл беззаботно махнул рукой:
– Не переживай, к утру оклемается. Конечно, какое-то время мечом махать не сможет, но это не страшно.
– Не скажи, – покачала я головой. – Если нарвемся на еще одну такую армию наемных убийц, то дело может плохо кончиться. И ведь надо же, выследили.
Над полянкой повисла двухсекундная пауза.
– Хочешь сказать, ты знала, что на тебя охотятся? – изумился Ворон.
– Мне еще Рой сказал, что на меня заказ висит. Мертвая дороже, чем живая.
Брат аж задохнулся от возмущения, но все же высказался:
– Сестренка, замужество на тебя явно плохо действует! Ты какого…молчала?
Бросив щепку в огонь, я поинтересовалась:
– Чтоб вы для моего же блага еще какую-нибудь гадость придумали? Пока все попытки уберечь навредили мне больше, чем то, от чего оберегали.
– Вообще-то я еще ни разу тебя не оберегал, – обиделся Эрл.
– А вдруг бы начал?
– Лиона, я похож на идиота?
Тут уже обиделся Ворон:
– То есть, по-твоему, надо позволять ей разгуливать под стрелами?