Страница 6 из 26
Члены Ордена убивали всех, изощрённо, жестоко. Вспарывали животы, вытаскивали кишки, наматывали их на клинки и, вдоволь насладившись агонией, рубили головы. Жертвы метались по залу, кричали, но их никто не слышал, к ним никто не шёл на помощь. Я стояла и смотрела, оцепеневшая, зачарованная. И не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза. Неведомая сила приказывала мне смотреть. К горлу вновь подкатила тошнота. Последнее, что я помню, отлетевшая мне под ноги белокурая женская голова.
– Беатрис! – крикнула я и проснулась.
Меня тошнило реально. Я чувствовала во рту горьковатый вкус рвоты. Ничего не понимая, я соскочила с кровати и помчалась в коридор. Еле успела добежать до таза. Из меня вываливалась коричнево-жёлтая жидкая масса. Неужели это то, что я ела вчера вечером? Разве так выглядят пельмени? Мне стало очень плохо. Перед глазами всё колыхалось, голову нещадно давило что-то невидимое. Понимая: накатывает обморок, – пыталась успокоить дыхание. Раз, два, три, четыре. Я считала медленно. Вдох, выдох. Кажется, отпускает. Что это было? Что мне привиделось? Никогда в жизни не смотрела более изощрённого кошмара».
***
Теперь Мария боялась спать. Ночное видение оказалось слишком реальным. Вкус и запах крови. Искорёженные мукой лица жертв и насмешками – палачей. А более всего в память врезалась эта голова, упавшая под ноги. «Голова Берлиоза»! Неужели бывает так страшно? Когда ужас с течением времени не проходит, а только усиливается? Даже в морге, когда Мария одевала сине-жёлтый труп мамы, так страшно не было. Разве есть на свете что-то более жуткое, чем смерть самого близкого человека? Да. И это что-то ворвалось в жизнь Марии Филатовой через оставшиеся открытыми врата Обливиона.
Можно не спать сутки, и тогда голова станет каменной, а веки тяжёлыми, как чугунные заслонки. Можно не спать двое суток и перестать принадлежать себе. Тело берёт над духом полную власть, подчиняет его себе, лишает разума.
Мария вырубилась через двое с половиной суток в шесть часов вечера. Сон пришёл помимо воли, едва девушка села в кресло и на минуту откинула голову назад.
– Это будет самый длинный в твоей жизни сон, – отчётливо произнёс приятный мужской голос.
Мария с усилием разлепила веки. Возле кресла в современном чёрном классическом костюме стоял Анри Жерфо де Ла Россель. Вероятно, недавно он посетил парикмахера, так как длинные тонкие спиральки отсутствовали. Коротко стриженные чёрные волосы аккуратно зачёсаны к затылку.
– Паранойя, – сказала Мария, еле ворочая языком. – Я спятила.
– Не волнуйся, всё будет хорошо, – Анри приложил свою ладонь ко лбу девушки.
Ладонь оказалась ледяной. Как будто рука не живого человека, а мраморной статуи коснулась её. И, как в кошмарном сне накануне, личность Марии стала постепенно стираться. Секунда за секундой. Минута за минутой.