Страница 14 из 19
С тех пор он начнет избегать разговоров с небожителями, будет сторониться их. Даже когда один из них появится на его работе для анализа последней революции в комплексе, которая вспыхнула почти век назад, после того, как гомосексуалистов поставили вне закона. Забавно, но сами гомосексуалисты в революции не участвовали. Против закона поднялись гетеросексуалы, словно поняли, что гомосексуалисты были последним буфером между правительством и частной жизнью. «Хватит запретов», «Человек не машина» – такими были главные лозунги.
– А что думает об этом главный хронограф? – спрашивает небожитель по имени Эмби век спустя Тилдона Туке, посетив их отдел.
– Думаю, правительству все равно, что запрещать, – говорит он. – Вы спрашиваете, какое дело было нормальным людям до гомосексуалистов? Да после того, как не станет педиков, нормальный человек сразу перестанет быть нормальным. Вы, мать вашу, придумаете какой-нибудь закон, и наша нормальность тут же даст трещину. Вам плевать, что запрещать. Лишь бы что-то запретить. И с каждой новой эпохой запреты становятся более изощренными. Вот что я скажу вам, как хронограф. Так что, если хотите найти ненормальность, начните с себя, а лучше, засучите рукава и попытайтесь разгрести все те нечистоты нижних уровней. А нас, середину, оставьте в покое.
На ухоженном, безволосом лице небожителя не дрогнет ни один мускул. Больше! Эмби просто поворачивается к другому хронографу и спокойно повторяет свой вопрос.
– А чего ты ожидал от нее? – смеется вечером Рени. – Думал, она даст тебе в морду? Небожители себя так не ведут. Господи, да они даже не замечают таких, как ты, пока вас не станет много, к тому же… – Рени хмурится, меряет мужа серьезным взглядом. – Черт возьми, Туке, с каких пор ты стал интересоваться политикой?
– Это не политика. Это история.
– Так все дело в твоей работе? Поэтому ты накинулся на ту девушку?
– Девушку без единого волоса на всем теле. На кой черт они это делают?
– Не пойму, тебя раздражают их политические решения или их облик? – издевается Рени, и Туке понимает, что продолжать разговор не имеет смысла. Да он и не хочет продолжать, не знает, о чем говорить. Не знает, даже зачем в действительности наорал на Эмби.
– Эй, с тобой все в порядке? – спрашивает его Рени, став серьезной.
– Наверное, мы просто либо слишком много работаем, либо слишком много отдыхаем, – говорит он.
– Так возьми отпуск, – говорит ему Рени и начинает строить планы о вечеринке, запланированной на ближайшие выходные.
«Эта квартира слишком большая, чтобы жить в ней вдвоем», – думает Туке, вспоминая квартиры, которые видел во время своих прыжков в прошлое. Потом он вспоминает первое неписанное правило хронографиста: «Прошлое развращает». Поэтому в год происходит не больше трех-четырех прыжков. Поэтому хронографистов так много. И поэтому каждый из них занимается чем-то одним. Насчет последнего всегда идут споры. Хронографист привязан к своему промежутку прошлого. Привязан к героям. Он знает детали, подмечает мелочи. Нейронные реконструкции пестрят подробностями. В последние годы небожители пытались изменить этот порядок, решив, что будет лучше, если хронографисты будут меняться своими временными отрезками.
– Так будет лучше для хронографистов, – заверяет прессу небожитель по имени Шук.
– Откуда вы знаете, что хорошо для хронографиста, а что нет? – спрашивает его в прямом эфире Луиза Белоу, которая возглавляет отдел хронографистов.
– Согласно отчетам психологов… – начинает небожитель Шук, но Луиза обрывает его и спрашивает, откуда психологи знают, что хорошо, а что нет для людей, которые прыгают в прошлое. – Ну, на то они и психологи, – снисходительно улыбается Шук.
– Пусть хоть один из них придет к нам в отдел и прыгнет пару раз в прошлое, – говорит Луиза. – Тогда, возможно, они и смогут что-то понять о хронографах. Не раньше.
Интервью становится бомбой, демонстрацией превосходства средних ярусов над небожителями. Его крутят по всем каналам. Оно пользуется спросом в низах. И каким же становится ответ небожителей? Запрет трансляции? Провокация? Дезинформация? Нет. Они просто ставят на повестку дня вопрос о том, чтобы вознести отдел хронографов на пару ярусов выше, сделать их самыми низкими небожителями. И пусть закон на первом слушании терпит крах, никто не дает гарантии, что через пару лет средние уровни не лишатся отдела хронографистов. И так с небожителями всегда – если они не могут что-то понять, то пытаются доказать, что это неважно, а если доказать не получается, то они просто забирают соперников к себе и противник становится союзником.
– Интересно, что будет с нашим браком, если это случится? – спрашивает свою жену Туке.
– Так ты поэтому в последнее время такой нервный? – хитро прищуривается Рени. – Боишься потерять меня?
– Нет.
– Значит, мечтаешь сбежать?
– Я серьезно.
– Я тоже… – Она обнимает его за шею и несильно кусает за щетинистый подбородок. – Тебе нужно побриться, – говорит Рени и ставит в пример их общего друга Клифтона Андерса, который частично избавился от волос на своем теле, заплатив в кошерном салоне за процедуру, которой подвергают себя все небожители. У Андерса остались ресницы, брови и коротко постриженные жидкие светлые волосы на голове. Все остальное кануло в небытие. – Выглядит очень эротично, – говорит Рени.
– Выглядит так, словно скрестили жабу с крысой, – говорит Туке.
В комплексе «Galeus longirostris» нет ни крыс, ни лягушек. В мире вообще осталось мало животных, и если бы не синтетические продукты питания, то люди давно стали есть друг друга, как это случилось на нижних ярусах в первом жилом комплексе «Hexactinellida». С тех пор нижние ярусы и получили название Ад. В «Hextactinellida» жило около миллиарда человек и времена те канули уже давно в небытие, но некоторым все еще нравится вспоминать о тех событиях. Туке слышал, как Луиза Белоу использовала историю «Hexactinellida» в споре с небожителями, отстаивая право хронографов оставаться на средних ярусах. Но остаться хотят не все. Это как желание некоторых избавиться от волос на своем теле. Когда ты небожитель – это норма. Когда житель средних ярусов – странность. Ну, а если ты в Аду – то это отклонение.