В космической пустоте

Затем что-то с сокрушительной силой врезалось в запястье Телдина. Его руку отбросило в сторону, и меч вылетел из внезапно онемевших пальцев. Он отшатнулся.

Телдин понял, что у его противника не было достаточно времени, чтобы как следует парировать удар, но он нашел достаточно времени, чтобы ударить эфесом меча в запястье Телдина.

Боль от удара была невероятной. Должно быть, у него сломано запястье, подумал Телдин. Он сделал еще пару шагов в сторону от здоровяка, прижимая раненую руку к животу, и прижался спиной к левому поручню бака. Бежать было некуда. Даже сейчас, когда смерть была неминуема, он увидел ироническую параллель между этим моментом и его первой встречей с Эстриссом.

Может быть, это была именно боль, которая разрушила эффект, но сильное чувство сосредоточенности Телдина мгновенно испарилось. Его чувство времени вернулось в норму, и страх, который каким-то образом удерживался в бездействии, обрушился на его тело, как могучая волна. Убийца Телдина шагнул вперед, его лицо расплылось в улыбке. Телдин посмотрел ему в глаза. Они были пусты, почти бездушны. Здесь не будет никакой пощады. Человек отвел клинок назад, готовясь к удару, который разрубит Телдина надвое.

Глава 7

Телдин понял, что смотрит в лицо своей смерти. Краем глаза он увидел фигуру Эстрисса, спешащего ему на помощь, но он понимал, что иллитид прибудет слишком поздно. Меч его убийцы сверкнул вниз. С нечленораздельным криком Телдин потянулся к опускающейся руке с мечом, тщетно пытаясь отразить свою гибель.

И сила внезапно вспыхнула — позади него, вокруг него, внутри него. Плащ на его шее потрескивал от этой силы. Его кожу покалывало, а кости горели. Ощущение было такое, словно он лежал голым под полуденным солнцем, но все это было бесконечно увеличенным. Он почувствовал, что все кости его тела, должно быть, светятся бело-голубым сиянием молний, а их блеск просвечивает сквозь кожу. Он откинул голову назад и истошно взвыл, как, будто из него вырвали этот звук. Он вытянул руку — теперь уже не для того, чтобы блокировать удар нападавшего, а прямо в его грудь.

Его вой превратился в крик агонии — или это был экстаз? Крошечные горящие огоньки вырвались из его вытянутых пальцев. Яркие, трехконечные звездочки — ослепительные, почти ослепляющие, зашипели в воздухе, образуя занавес, изогнутый щит света, между ним и его противником. Телдин увидел, как в глазах воина вспыхнул шок, но было уже слишком поздно, чтобы он успел остановить удар. И меч ударил в этот шипящий занавес.

Раздался треск, похожий на раскат грома. Лезвие меча остановилось так внезапно, словно ударилось о каменную стену. На мгновение оно застыло там, светясь тем же актиническим сиянием, как и сам занавес, а затем разлетелось на мелкие осколки. Человек с мечом отшатнулся, крича от ужаса. Его тело с головы до ног было покрыто крошечными ранками от осколков его собственного меча. Он с ужасом и недоверием уставился на Телдина, затем повернулся и, сломя голову, покинул носовую палубу.

Так же внезапно, как и возникла, шипящая завеса света исчезла. Телдин опустил руку. Ощущение силы исчезло, от нее не осталось и следа. На ее место нахлынули холод и слабость. Его сердце бешено колотилось, он задыхался от напряжения и ужаса.

Как? Как он мог это сделать? Он знал, что сила исходит извне, от плаща, теперь в этом не было никаких сомнений. Но как? Как это произошло и почему? Какова была его цель?

Он покачал головой. Сейчас определенно не время. С величайшим усилием он вытеснил свои вопросы, свои сомнения из головы. — Позже, — сказал он себе, — если будет это «позже».

Баланс битвы качнулся в пользу экипажа «Зонда», как быстро понял Телдин. Большинство нападавших — люди и чудовища, лежали мертвыми на палубе корабля-молота. Большинство оставшихся в живых пытались отступить, вернуться на палубу «смертоносного паука» с места убийства, которым стал для них «Зонд». Еще оставались очаги сопротивления, где нападавшие все еще держались — в основном, сосредоточенные вокруг двух уцелевших коричневых громадин, но в большинстве других мест на борту корабля-молота битва превратилась в зачистку.

На передней палубе «Зонда» все еще шла битва. Элфред, которому теперь помогали Буббо, Эстрисс и еще двое матросов, оттеснял отчаянную группу нападавших. Им некуда было идти, кроме как на верхнюю площадку офицерского салона. Оттуда им предстояло вскарабкаться обратно на захватную ногу корабля неогов, а оттуда — на мостик своего корабля, и все это время их преследовали лучшие воины «Зонда». Если они этого не сделают, то просто упадут в космическую пустоту. Со своего наблюдательного пункта Телдин мог видеть дюжину тел, плавающих в пространстве вдоль гравитационной плоскости смертоносного корабля. Они мягко покачивались, словно плыли в воде, и медленно удалялись от корабля. Казалось, что их тянет к краю воздушной оболочки, окружавшей корабли. Предположительно, когда они достигнут края этой оболочки, и края гравитационного эффекта корабля, они будут дрейфовать во флогистоне, свободные от любой гравитации.

Большинство оставшихся тел были явно и беспорядочно мертвы, но некоторые все еще двигались и слабо звали на помощь. Никто на борту агрессора не обращал на них внимания, а экипаж «Зонда» был слишком занят, чтобы помочь им.

С передней палубы послышался крик. Один из нападавших с внезапной вспышкой ярости прорвался сквозь оцепление членов экипажа «Зонда». Из дюжины ран у него текла кровь, но он был еще жив. Его дикие, пустые глаза остановились на Телдине, и он бросился вперед, размахивая зазубренным палашом.

В отчаянии Телдин схватил короткий меч, который выронил, и поднял его, чтобы блокировать мощный удар, который мог бы снести ему голову. Клинки столкнулись, и Телдин вскрикнул от боли, пронзившей его запястье при ударе. Он быстро отступил, держа меч перед собой. Пот застилал ему глаза, сухожилия на предплечье горели огнем. Легкий меч в его руке казался куском свинца. Он отчаянно искал в себе спокойствие, сосредоточенность, которые он чувствовал раньше, но ответа не было — ни от плаща, ни от него самого. Возможно, вспышка силы высосала всю энергию из плаща, или, возможно, в своем истощенном состоянии он просто не мог ее вызвать.

Если он вообще когда-нибудь мог ее вызвать. Даже в лучшие времена эта сила, которую он чувствовал, никогда не была чем-то, на что он действительно мог положиться.

Он блокировал еще один удар, отклоняя клинок противника так, что тот рассек воздух над головой Телдина. Пока его противник был открыт, Телдин попытался сделать выпад, но его движения были медленными, и его враг успел отпрыгнуть назад. Все, что мог сделать Телдин, это подставить свой клинок, чтобы парировать быстрый, как у кошки, выпад противника.

Не было никакой надежды, что он долго продержится, как тупо понял Телдин. Человек, с которым он столкнулся, был хорошим фехтовальщиком, бесконечно более искусным, чем Телдин, и он казался почти свежим, не затронутым ранами, которые окрасили его одежду в бордовый цвет. Телдину только что удалось блокировать его предварительные атаки, но это не могло продолжаться долго. По крайней мере, этот человек сможет измотать Телдина до тех пор, пока тот не перестанет держать меч, и тогда палаш покончит с его жизнью.

Он должен был сделать что-то отчаянное. Он снова попятился, чтобы дать себе несколько драгоценных минут. Левой рукой он вытащил поясной нож и повернул это оружие так, чтобы держать его за широкое основание лезвия. Его враг снова шагнул вперед, готовясь к новому удару.

Телдин крикнул в последней отчаянной попытке отвлечь фехтовальщика и одновременно ударил ножом движением запястья. Лезвие сверкнуло в свете потока и вонзилось в левую часть живота противника. Он вскрикнул от боли. Телдин сделал выпад, но его противник оказался сильнее. Даже отвлеченный болью ножа в животе, он легко смог опустить меч и парировать выпад Телдина.

Телдин снова откинулся назад, едва избежав ответного удара. Человек с палашом снова шагнул вперед, и Телдин заглянул ему в глаза. Они притупились от боли и чего-то большего, чем боль. Человек умирал; он знал это, и Телдин знал это, но враг также понимал, что у него будет более чем достаточно времени для последнего убийства, прежде чем он упадет. Телдин попытался закричать, позвать на помощь, но его горло сдавило. Единственным звуком, который он мог издать, было жалкое карканье. Человек поднял меч для последнего удара.