Страница 16 из 24
Триерарх приобнял меня за плечи, поверх вещевого мешка.
– Погоди, малый. Он сам к нам идет! Вот и познакомитесь!
Мы стояли на пустой пыльной дороге и дожидались, пока Критобул и его спутница приблизятся. Во рту у меня пересохло, сердце сильно забилось. Я сам не понимал, отчего так сильно волнуюсь.
И наконец Критобул увидел своего приятеля и меня.
– Талассий, старина, вот так встреча! А это кто с тобой?
– Питфей из Линда, юный странник и музыкант, – ответил мой покровитель. – Он всю дорогу услаждал наш слух, и теперь я хотел бы попросить тебя помочь ему устроиться у нас в Кноссе на несколько деньков. Если тебя не затруднит, конечно.
– Питфей из Линда?..
Критобул остановил на мне свои зеленовато-карие глаза, будто силился припомнить. Но потом широко улыбнулся и кивнул.
– Что ж, рад знакомству. Я Критобул, триерарх. А это моя дочь Поликсена.
Я впервые посмотрел в лицо черноволосой девочки, ровесницы Гармонии. У нее были зеленые глаза – цвета хризолита или моря в самой его глубине; и никого красивее я еще в жизни не видел…
Я поклонился.
– Хайре, – сказал я охрипшим голосом.
Поликсена улыбнулась мне, видя, какое у меня сделалось лицо. И хотя я никогда не встречал ни ее, ни этого минойца, я готов был поклясться всеми богами, что Критобулу она не дочь.
Глава 10
Критобул пригласил своего друга и меня в дом: я почти не сомневался, что он окажет нам гостеприимство, однако усиленно гадал, что кроется за его отношением ко мне. На Поликсену я смотреть больше почти не осмеливался… хотя всю дорогу ощущал на себе ее пристальный взгляд.
Изнутри дом триерарха, как и снаружи, оказался скромнее, чем наш, – в нем сильно пахло травами, шалфеем и тимьяном, пучки которых были развешаны по стенам; беленые комнатки были меньше и заставлены всякими пестрыми безделушками, вероятно, местной работы. А может, и привозными. Казалось, хозяйка этого жилища не слишком заботится о порядке, да и самому триерарху нет до этого особенного дела: он балует жену время от времени, привозя ей гостинцы, а настоящий дом его – в море. И чужих эти люди, похоже, почти не принимали.
Вы, конечно, удивитесь, как я все это понял так скоро? Я давно приобрел привычку оценивать обстановку, какой не было у большинства моих беспечных сверстников, – а времени присмотреться у меня было достаточно.
Светловолосая хозяйка и ее единственная служанка подали нам угощение – и сразу же скрылись, как в самом благовоспитанном греческом доме; девочка тоже ушла. Я еще удивился, что женщины этого дома блюдут себя так строго, совсем не по-минойски.
Однако за столом Критобул удивил меня снова – удивил несказанно: он предложил мне поселиться на те несколько дней, что я проведу на Крите, у него… Хотя видел меня в первый раз!
– Ты заплатишь мне, как на любом постоялом дворе, если желаешь, – сказал миноец: он глядел на меня словно бы с какой-то тайной мыслью. – Но одному поселиться в гостинице тебе нельзя.
– Почему? – строптиво воскликнул я, краснея от сознания положения, в котором оказался.
Критобул и его товарищ переглянулись.
– Потому что тебя там обчистят, если не прирежут, – серьезно сказал Талассий. – Ты, верно, слышал разные байки о критянах, в которых говорится, что тут у нас вор на воре? Так вот, половина из этого правда.
Я был потрясен.
– И ты так легко возводишь хулу на свой народ?
Талассий угрюмо рассмеялся. Теперь он совсем не походил на того весельчака, которым был на корабле, когда неутомимо подбадривал свою команду.
– То, что наши лучшие дни в прошлом, – это все знают, малый. Нас, детей Миноса, уже почти и не осталось на свете…
– Ну, Талассий, это уж слишком, – вмешался Критобул. – И мальчику одному где угодно будет опасно… Я тебя не отпущу, – сурово сказал он мне, видя, что я потянулся за своей палкой и порываюсь встать. – Ты мой гость, и я теперь за тебя в ответе!
Вот тут я уверился, что Критобул знаком с моим семейством – и вспомнил меня… У меня появилась слабость в ногах, когда я опять подумал о дочери моряка. Кто она такая? И что значит ее имя – только ли совпадение?..
Но, конечно, спешить было никак нельзя; и нельзя было выдать себя при Талассии. Утолив голод сладкими ореховыми лепешками, я еще некоторое время подождал, пока мужчины пили вино, разговаривая о каких-то своих торговых делах и перевозках. Потом Талассий поднялся, с прежней веселостью попрощался с нами обоими… и когда дверь за ним хлопнула, я остался наедине с хозяином дома.
Я не знаю, чего я ожидал, – какого-то откровения, как с бабкой Поликсеной? Но Критобул молчал, разглядывая меня. Потом полюбопытствовал, правда ли я музыкант и нравится ли мне это занятие. А когда я ответил утвердительно, спросил, не соглашусь ли я порадовать музыкой его жену и дочь.
Конечно же, я согласился. Но теперь ощутил себя вправе задать встречный вопрос.
– Господин, ты знал кого-нибудь из моей семьи? А может быть, и меня?..
Лицо Критобула не изменило выражения – но зеленоватые глаза стали непроницаемыми. Он сказал:
– Да, я знаком с твоими родителями, а тебя видел совсем маленьким. Вы жили у нас на Крите, когда тебе шел третий год.
Я понял, что больше ничего не услышу… во всяком случае, сегодня.
Поднявшись с места, я с поклоном поблагодарил триерарха. Но, несмотря на всю свою признательность и трепет перед этим бывалым человеком, я исполнился решимости прояснить то, что следовало прояснить немедленно.
– Господин, я прибыл на Крит, чтобы увидеть храмы… и памятники старины, – я коснулся своего амулета. – Конечная моя цель – Египет. И я ни за что не хотел бы обременять твою семью долее необходимого.
Критобул кивнул. Потом резко поднялся с места, как будто наш разговор тяготил его тоже.
– Древние храмы и руины тебе может показать моя дочь. Она все здесь знает… и наши женщины ничем не стеснены, Питфей, – объяснил он, видя изумление в моих глазах. – Поликсена может гулять где угодно и с кем угодно.
Почему тогда Поликсена так быстро спряталась при моем появлении? И почему Критобул сказал это без всякой радости?
И тут я понял. Критобул боялся того, что Поликсена может рассказать мне, – и понимал, что это неизбежно… И Поликсена догадалась, кто я такой, как и ее отец!
Я пытался скрыть свои чувства: получалось плохо. И Критобул сказал, видя мое замешательство:
– Тебе не мешает помыться с дороги – Ариадна тебя проводит. Наша служанка, – с улыбкой пояснил он.
Я невольно улыбнулся в ответ. Потом хозяин позвал Ариадну, и та отвела меня в облицованную синей плиткой купальню.
Пока я скребком отчищал дорожную грязь и мылился особой белой глиной, которой пользовались в этом доме для умывания, я гадал, отчего у Критобула и его жены нет других детей. А может, есть, только они уже покинули дом? Или умерли?..
Я надел единственный нарядный хитон, который у меня был с собой, – без вышивки, зато из голубого египетского льна, с серебряной опояской. Неожиданно я подумал, что такой наряд пойдет к моим глазам, и рассердился на себя. Что это на меня нашло?
Но причесывался я тщательнее обычного, и старательно оправил платье, прежде чем выйти к хозяевам.
Поликсена и ее мать, госпожа Геланика, ждали меня в общей комнате вместе с Критобулом. У Геланики оказались такие же удивительные зеленые глаза, как у Поликсены, – и хотя она была белокурой, сходство обеих не оставляло сомнений, кто они друг другу.
Неужели госпожа… нагуляла эту девочку без мужа?..
От такой мысли мои щеки вспыхнули; хотя на Крите, я думаю, подобное случалось частенько. И мужья даже не слишком обижались, при их вольности нравов.
Но тут все было куда сложнее – я это чувствовал…
Критобул попросил меня рассказать о себе. Ариадна принесла для всех воды с розовым маслом, и я утолил любопытство хозяев. Скрывать мне было почти нечего – да теперь и не имело смысла.
Кроме того, разумеется, что я узнал в Египте…