Страница 11 из 24
– Доволен? – спокойно спросила бабка Поликсена.
– Да, – с дрожью ответил я. Я в самом деле был горд собой.
– Погоди, не одевайся, – предостерегла она, когда я потянулся за хитоном. – Если надеть хитон на свежие раны, волокна прилипнут и будешь мучиться долго. А то рубцы могут и загноиться.
Я послушно замер; а госпожа принесла какое-то пахучее снадобье в баночке и намазала мне спину, отчего моя боль утихла. Госпожа повторила, чтобы я не одевался до завтрашнего дня. После этого разрешила мне уйти.
Исидор вернулся в свою спальню только вечером. И, увидев, как он двигается, я воскликнул:
– Что, тоже влетело?
Мы уставились друг на друга, – два дурака, – а потом вдруг начали хохотать. Потом Исидор повернулся ко мне спиной, на которой набухли свежие рубцы.
– Это отец…
Я присвистнул.
– Неплохо, приятель!
Я дал ему взглянуть на свою спину. А потом он признался, что нас обоих оставили без ужина. Я сказал, что это ничего – была бы вода: и в коридоре обнаружился большой кувшин, который, по словам Исидора, его «госпожа мать» велела всегда держать полным…
После этого мы сблизились – знаете, как бывает у мужчин, даже маленьких. Исидор показал мне, как стрелять из лука; он пару раз взял меня на рыбалку. А по вечерам сын Поликсены потчевал меня своими историями: он и вправду умел рассказывать так, что заслушаешься. О прошлом своей страны, о великих битвах и грандиозных строительных работах, о том, как он сам рос и куда ездил; и я тоже делился с ним тем, что пережил.
И все было бы хорошо – но однажды я вдруг услышал, как моя бабка за дверью ругается с моей матерью. Они бранились в комнате бабушки: и я сразу понял, что яблоком раздора был снова я…
– Нет, я не позволю тебе! Это мой сын, а не твой! – крикнула Эльпида. – Ты видишь сама, каков он!
Я вспомнил, как после того наказания мама горько упрекала меня: и мне было так совестно, что я причинил ей боль…
– Тем более, что он таков, – гневно ответила Поликсена. – Пусть лучше он узнает это от меня, чем от моих врагов!
Я услышал, что бабка приближается к двери, чтобы прикрыть ее; и в испуге отступил.
Но терпеть дальше стало невозможно. Я должен был все знать!
Позже вечером я подкараулил бабушку в коридоре. Мама была занята с Гармонией – разучивала с ней песню собственного сочинения.
Госпожа Поликсена остановилась, выжидательно глядя на меня. После той порки мы с ней виделись как ни в чем не бывало; однако почти не говорили.
– Госпожа бабушка… – Я набрал воздуху в грудь. – Я давно понял, что у вас с моей матерью тайна от меня, которую ты хотела мне открыть! Мама, кажется, против… но я знаю, что это очень важно!
Поликсена спокойно кивнула, не сводя с меня глаз. Она сложила руки на груди.
– И что у нас за тайна, по-твоему?
– Это правда, что ты служила персам и они тебя возвеличили?.. – воскликнул я.
Между нами повисла тишина: я сам ужаснулся сказанному. Потом бабушка улыбнулась.
– Это правда, но лишь отчасти, – сказала она. – Я долго была царицей всей Ионии, и на трон меня посадили персы. Но так было нужно для нас.
Внимая ей, я ощущал сладкий ужас – будто ненароком пробрался в святилище и получил от богов дар, предназначенный мне одному…
– Почему? Почему так было нужно? – быстро спросил я.
Бабушка взяла меня за руку теплой сухой рукой.
– Идем сядем у пруда. Твоему отцу я все объяснила, когда ему было девять, и он меня понял… думаю, что ты поймешь не хуже. Я уже стара, – она улыбнулась, – и мы с тобой можем больше не увидеться.
И она повела меня в сад: мы с нею сели на траву у пруда, на том месте, где я недавно подрался с Исидором. Госпожа Поликсена долго говорила, а я долго слушал. И тот простой и ясный мир, который я до сих пор знал, рассыпался на кусочки.
Глава 7
После этой беседы, которая потрясла мое существо до основания, я мог думать только об одном – как много человек знает о том, кто такая бабка Поликсена. Знает ли об этом Тураи, ее муж-египтянин? А Исидор?..
С Исидором я решил поговорить через пару дней, когда пришел в себя. Тем более, что мой новый и первый друг заметил мое странное поведение.
Вечером я зазвал Исидора на крышу дома – мы любили прохлаждаться там, как делали многие коптосцы, спасаясь от духоты; и нам нравилось обозревать город сверху. На крышу можно было попасть по лестнице, ведущей изнутри – из столовой.
Младший сын Поликсены пошел со мной без вопросов; но насторожился, как в былые дни. Когда мы оказались на крыше, еще хранившей дневной жар, Исидор сразу же воскликнул:
– Что случилось, Питфей?
Несколько мгновений я боролся с собой – ведь бабушка строго наказала мне не болтать об этом с посторонними! А потом я спросил:
– Ты знаешь, кем твоя мать была раньше?..
В глазах юного египтянина на мгновение отразилось смятение; он вскинул руку, словно бы отгораживаясь от меня. И я понял – Исидор знает.
– Отец записал повесть матери, когда приехала в Коптос к нему и ко мне, – сказал мой друг. – Сначала я услышал эту историю из ее уст, когда был маленький, а потом прочел все сам.
Я изумился еще больше.
– Госпожа Поликсена приехала к вам из Ионии? Вы не жили вместе… пока она…
– Пока она была царицей? – закончил Исидор; и усмехнулся. – Ну конечно, нет! Ведь тогда меня захотели бы убить враги ее престола… я же был ее наследником!
Он неожиданно шагнул ко мне и сжал мою руку.
– И ты тоже ее наследник и царевич, теперь ты об этом знаешь. Так что молчи, экуеша!
До сих пор мне такое даже не приходило в голову. Конечно, я был еще мал. Но потом я спросил, опять удивившись:
– Какой же я наследник, если бабушка больше не царица?
– Тише ты!..
Исидор сверкнул черными подкрашенными глазами.
– Молчи об этом, – повторил он, прижимая палец к губам. – Лучше, если никто, кроме нас, не будет знать о нашем прошлом. Вокруг хватает пожирателей падали!
Я уныло кивнул. На смену окрыляющему чувству величия пришло привычное чувство отверженности. Но я был рад, что мне все же не придется хранить эту тайну в одиночку.
Я смог не проговориться об этом больше никому; и даже матушка не узнала, о чем я беседовал с бабкой Поликсеной. И без всяких предостережений я понимал, что отцу тем более нельзя проболтаться. Я быстро учился скрытничать и лгать… как лгали мне взрослые.
Однажды Эльпида сказала мне, что отец прислал письмо – он направится в Коптос через пять дней, когда господин Ашшур завершит свои дела в Мемфисе. Время до отъезда полетело вдвое быстрее: теперь мне гораздо жальче будет покидать этот чужой город…
Еще до получения письма Никострата я начал заниматься вместе с Исидором – он охотно учил меня египетскому языку и даже пытался учить иероглифике; но изъясняться рисунками для меня было еще слишком сложно. Мы с Исидором сперва хотели переписываться на греческом языке… а потом оба сообразили, как это будет неразумно. Ведь бабушка со своим господином Тураи не просто так поселились на самом краю египетской земли, по соседству с пустынями! Нет: мы не сможем слать друг другу весточки – только ждать новой встречи.
Потом приехал отец. Я испытал при виде Никострата испуг, и облегчение, и вину. Как он счастлив был обнять Эльпиду и Гармонию, и свою мать-царицу – и знать не знал, какие перемены случились тут в его отсутствие!
После любимых им женщин Никострат пожелал видеть и меня; и меня он тоже приласкал. А я смотрел в его искрящиеся радостью серые глаза и думал – стал бы этот спартанец так вести себя со мной, знай он, о чем мне рассказали за его спиной?..
Но я, конечно, промолчал. А когда отец отдохнул с дороги, матушка устроила для него и для всех домашних Поликсены праздник: вернее сказать, представление.
Пока Никострат сопровождал сирийского торговца, Эльпида продолжила со мной занятия музыкой, так же, как с моей сестрой: мы захватили с собой кифару, а лютня у бабушки в доме была, как и египетские тамбурины и систры6. Порою мы упражнялись вместе, аккомпанировали и подпевали друг другу, но чаще мать занималась с нами по отдельности.
6
Систр – древний ударный музыкальный инструмент, род трещотки. В Египте использовался во время религиозных церемоний.