Страница 16 из 32
Академия наук РФ превратилась в нечто запредельное. Член-корреспонденты, академики «выдаются», невзирая на научный багаж или за деньги, или за услуги.
«Эпоха перемен» – это ее издержки. Но, к сожалению, расплачиваться за эти безнравственные шаги придется рано или поздно всем.
Как же жить в такой новой безумной обстановке? Не знаешь, как правильно поступить, как праведно, как нравственно, кому верить, чему верить, что законно, что беззаконно в нынешние времена…
Сегодня днем готовила обед, незатейливо, но рада, что хоть могу себя преодолеть по этой части. Потом опять ворох грязных тарелок. Кажется, преодолела себя, все перемыла. Провела переговоры по поводу установки, а точнее, подключения водоснабжения к фильтру соседки по Красновидово Саиды. Если это получится, то хоть вода станет приемлемой для технических нужд. Все намечено на следующую неделю. 8 ноября я должна поехать к китайскому врачу – иглотерапевту (по рекомендации посланника посольства КНР Чэн Гопина), консультироваться в отношении бессонницы. Договорилась с Саидой, что она привезет мне своих домашних работниц для уборки квартиры.
Сегодня решила прочитать Жене свое сочинение о Пискаревском кладбище, может быть и не стоило. Я сама потрясена таким уровнем, а ведь это только 10-й класс. Сколько же всего я знала и умела делать, а теперь кажется, что все «коту под хвост».
4 ноября 2006 года, суббота, Красновидово
Вернусь в тот давний 1970-й год. 31 марта прилетел Женя. Я его очень ждала. Появился в дверях Шереметьево-1 с какой-то коробкой, полной кукол для коллекции родителей. Очень похудел, стал как мальчик. Видимо, климат повлиял, а возможно, и недоедал. Я чувствовала себя растерянной. Помню, что встречали все родители наши, я…
Поехали на ул. Георгиу-Дежа с Жениной мамой. Женя стал стремительно распаковывать багаж, который собирал длительное время, – подарки, подарки и т. п. Помню дубленку – зипунчик для меня, что-то еще, помню сет серебряный с бирюзой – серьги, кольцо, какая-то бижутерия… Анна Зиновьевна предложила разделить сет, предназначенный мне, между Викой и мной. Мне серьги, Вике – кольцо. Меня все это коробило.
Мне ничего не было жалко, но я не могла понять, почему Женя так мягко, без неловкости передо мной, тут же отдал кольцо Вике. Мне было это странно и обидно. Тем более что Женя привез целую коробку ювелирных украшений для Вики по ее списку-заказу. Естественно, вспомнилось, что для Саши Музыкиной он таскал из дома Викины украшения. Было обидно… но радость от возвращения Жени была столь велика, что перекрыла внутреннее несогласие и недоумение. Вечером поехали на Кутузовский к родителям ужинать.
Так начался послесингапурский период жизни. Многое хотелось друг другу рассказать. И наступили будни: у Жени – окончание института, у меня – работа. Все время гости. Холодильник так мы и не смогли купить, невзирая на командировку. О телевизоре даже и не мечтали. После защиты диплома Женя вышел на работу в МИД под руководством Капицы М.С. Комнату удалось закрепить за нами как за полноправными жильцами. Летом поехали в Сочи. Анна Зиновьевна и Петр Игнатьевич очень ждали Жениного приезда.
…Дочка Жениной сестры Вики, Аня, росла, ходила в школу, мы становились закадычными подругами. После отпуска – опять Москва, те же заботы, будни, работа. Жили мы с Женей не очень хорошо, но занятость нас обоих не позволяла мне сделать какой-либо вывод. Петр Игнатьевич очень старался помочь нам с жилплощадью в Москве. И, действительно, мы получили отдельную квартиру в Тепличном переулке (Октябрьское поле) и не просто отдельную, но и двухкомнатную (хоть и маленькую, с крошечной кухней).
Какая была радость! Я начала дела по благоустройству квартиры, хотелось уюта, который, казалось, внесет в нашу жизнь мир, лад, нормальные семейные отношения. У нас была прежняя мебель, но новые занавески привнесли уют. Даже мой старенький торшер обтянула веселой занавесочной тканью – получилось симпатично.
Однако жили мы с Женей плохо, я периодически уходила от его хамства к родителям. А моя бабушка, Антонина Тихоновна, переехала в 1970 году из комнаты в Измайлово, где жила в общей квартире с пьяницей, в комнату на Старом Арбате, общую, тесно заселенную квартиру, но с очень милыми людьми. Комнату эту, правда, пришлось основательно реанимировать. В ней ранее тоже жила пьяница, которая не всегда пользовалась туалетом, зачастую ей достаточно было паркетного пола. В двух больших комнатах жили ее соседи: бывший (тогда уже почти лежачий больной) муж; хозяйки целого дома (в прошлом) и его жена (работавшая прислугой той самой богатой женщины). Еще в одной комнате жил абсолютный ангел – старушка лет 80, истинная обитательница Арбата с прошлых времен.
Как-то она рассказала мне, какая у нее была сказочная коллекция фарфора в собственной ее и ее покойного мужа квартире (дом располагался напротив Театра им. Евг. Вахтангова). Коллекция вся погибла во время войны (я точно не поняла, почему: то ли близко попал снаряд, то ли еще что-то). Комната старушки была крошечной, со спартанской кроватью, тумбочкой, стулом, шкафчиком и, пожалуй, еще с постоянно тихо работающей радиоточкой на стене.
Как в ней дух держался, я не понимала. Но тем не менее каждое утро начиналось с полной самостоятельной обработки всего тела спиртовым раствором типа нежно-ароматного одеколона, купленного за какие-то копеечки.
Звали ее, кажется, Антонина Ивановна. Каждый раз, когда я шла купить бабушке продукты, покупала что-нибудь и соседке, зная ее рацион. Пенсия у нее была около 17-19 рублей. Бабушкина пенсия составляла, кажется, 27 рублей. По возможности помогали мама и дядя Юра. Она всю эту помощь накапливала и все время покупала что-нибудь нам с братом Вовкой в наши семьи: набор банок, чайный сервизик, серебряную ложечку и т. д.
5 ноября 1970 г. мы отметили в этой комнате на Старом Арбате бабушкино 70-летие. Жени не было. В течение дня, когда позволяло здоровье, бабушка совершала «променад» по Старому Арбату. «Променад» состоял в том, чтобы, увидев где-то дефицитные, недорогие продукты, купить мне, облегчив мои бытовые заботы.
Я забегала часто, ибо квартира находилась на Старом Арбате в доме с зоомагазином. Это был мой постоянный маршрут из МГИМО, где я немного преподавала корейский, или из МИДа, где я собирала материалы, или от подруги Наташи Ефремкиной, которая жила в Кривоарбатском переулке, д. 19 (без общения с ней я не могу представить себе те годы).
У бабушки, как правило, находилась для меня еда, а я, в свою очередь, накопив 3 рубля, приносила курицу, и настроение было отличное.
Так прошел 1971 год, наступал 1972 год. Дома, в моей семье, все было по синусоиде. Или я после очередного скандала с Женей уходила к родителям, или Женя подолгу гулял с коллегами-приятелями.
В 1971 году осенью у бабушки случился инсульт. Увезли ее в больницу прямо с улицы из магазина на Садовом кольце, в это время она жила у дяди Юры и тети Тамары на период их отпуска.
Помню, как мы с мамой «прилетели» в 67-ю больницу на Хорошевском шоссе, увидели бабушку прикованной к постели, в ужасающем неврологическом отделении. Она была в сознании. Я сквозь слезы сказала: «Бабуля, ну как же так?!» Она ответила: «Вот так твоя бабуля».
Дальше становилось хуже и хуже. Перевести бабушку к маме в 7-й корпус Боткинской больницы не представлялось возможным из-за ее состояния. Я ездила к ней почти каждый день, мы приезжали все по очереди: мама, тетя Тамара, я. Платили нянечкам, чтобы поменяли белье, часто впустую.
Соседка по палате говорила, что в полузабытье бабушка все время звала меня на помощь. А что я могла сделать, кроме своих приходов и попыток разговаривать с ней, просить ее выздороветь. Однако она была без сознания… Не знаю, слышала она меня или нет. Состояние бабушки было стабильно тяжелое.
Я помню, как выматывалась за эти поездки. Ведь надо было отпрашиваться с работы, ехать в другой конец Москвы, видеть весь этот ужас с бабушкой и вообще ужас неврологии обычной горбольницы. Еле-еле приволакивалась домой. Женя в квартире на Тепличном переулке отсутствовал, я даже не знала, где он.