Страница 23 из 29
- Думаешь, они найдутся?
- Не знаю.
- Ты поедешь туда ещё?
- Поеду. Утром. Мы же с ними договаривались, что я приеду утром.
- Да, съезди...
И сейчас, за ужином, она была здесь и не здесь.
Мишка с Никой, видя расстроенные лица родителей, не шумели и не ругались, а воспитанно пинались под столом. Никитин видел их сдержанные улыбки в тарелки, тычки под столешницей доставались и ему, и, похоже, Дашке тоже. Потому что она иногда вскидывала на него возмущённые глаза. Он усмехнулся. Хорошо, что детям не рассказали про человечков, сейчас бы сидели с похоронными лицами все. Он вздохнул, допил чай, собрал машинально пальцем крошки от булочки с сахаром. Проворчал:
- Ладно, пойду наверх.
Даша посмотрела на него удивлённо.
Поднявшись наверх, Никитин в который раз прошёлся по комнате, встал посреди города. Улицы в это время всегда переговаривались разными голосами, кто-то куда-то спешил, ехал. Сейчас здесь была тишина.
Алексей остановился у книжного шкафа. Наклонив голову, он стал перечитывать названия книг. Медицинские справочники, учебники по хирургии, большая советская энциклопедия, три тома, Карл Маркс со своим "Капиталом" присутствовал, энциклопедия по физике, это папино. Целая куча книг по рукоделию, они торчали тут и там, без всякого порядка. Книгам было тесно. Детское, приключенческое, романтическое, историческое, любимые мамины скучные романы... Хранились папки чьих-то рукописных стихов, песен, атласы дорог, оставшиеся с поездок и так и не выброшенные, потому что там хранились засушенные листья, длинные бобы, путевые заметки на листках о количестве бензина, местах ночёвок и с пометками о том, "как поливал дождь", "пересекли Урал ночью", "ночевали у камня, похожего на лягушку". Длинные бобы хранились почти в каждом атласе, каждый раз мама срывала их и говорила, смеясь:
- По китайской, кажется, легенде когда-то в давние времена враждовали между собой слоны и обезьяны. Если к слонам попадали в плен обезьяны, те развешивали на деревьях их хвосты, а если к обезьянам попадали слоны, то обезьяны развешивали на ветвях их уши. Так и появились деревья с длинными этими бобами и круглыми листьями, катальпы, по-моему, они называются. Каждый раз читаю и опять забываю название, а про хвосты и уши помню. Вчера интерн реконвалесценцию еле выговорил. Всё у него через коленвал получалось. Так смеялись. Я рассказывала - у нас новенькие, так этот такой смешной, застенчивый и умница большой, Яша звать.
А дед, ехавший обычно на заднем сидении, ворчал:
- Это мозг сопротивляется, освобождается от ненужной информации, оставляет самое главное, хвосты и уши. Ведь скажи китальпа эта. Что такое, с чем её едят?! Не пойми что!..
Никитин улыбнулся, так всегда бывает, когда забираешься в этот шкаф, он будто разговаривает с тобой. Вспоминаются обрывки разговоров, звучат голоса.
В который раз пробежал глазами по фотографиям, стоявшим на полках рядом с книгами. Друзья мамы, отца, дед, бабушки обе сразу, перед ними арбуз. Фотография, на которой пятеро парней и две девушки у костра. Знакомая с детства фотография. Один из парней сидит на корточках, смотрит в кадр очень серьёзно, прищурившись на дым от костра. Тот, что сидит рядом, - черноволосый и длинный, плечи и коленки его заметно выше, чем у того, что рядом, - что-то рассказывает. Смеётся, машет руками, немного смазан и глаза его закрыты. Дальше девушка - высокая, светлые волосы, коса перекинута через плечо, косы не видно под обычной синей курткой с башлыком. Девушка стоит на берегу и смотрит на остальных, спокойный какой-то взгляд, а в этом взгляде чёрт знает что. Грусть, удивление? Будто она знает что-то, магия какая-то - будто из другого мира она. Вторая девчонка чудесная просто - хрупкая, смешливая, волосы пушистым облаком, - она смеётся и восхищённых глаз не сводит с рассказчика. Один парень сидит боком, в чёрной куртке и башлыке, виден только его серьёзный профиль. Смотрит в костёр, на угли. Четвёртый в очках, в шапке, сдвинутой на затылок, синей с белой полоской, смотрит на девушку-облако. Пятый, Миша, старший брат мамин, он фотографирует. Они с мамой были очень похожи. Невысокий, молчаливый. Таким он помнится по другим семейным фотографиям и будто незримо присутствует на этом снимке. Как говорили все - заводила и главный выдумщик. Его уже нет, рано ушёл, с сердцем что-то. А девушка-облако ещё жива, совсем старушка, старше мамы на восемь лет. И Сергей Павлович ушёл, парень в спортивной шапке с полоской. Вспоминалась мама со своими игрушками, отец, и почему-то это Лёнино: "Может, мы как светляки в банке". Мельтешим, переживаем, горим, светим или чуть теплимся... Каждый, как может, насколько сил хватает и фантазии дурацкой какой-то. Несёмся куда-то, спешим, и угасаем, все по-разному.
Никитин тряхнул головой и достал фотографию.
Сел в кресло. Старая-престарая, с обтерханными краями, подклеенными аккуратно с обратной стороны прозрачной бумагой. На обратной стороне маминым почерком написано "Миша, пластилиновых человечков посвящаю тебе. Помню. Люблю. Варя". Как обожгло от этих слов, стало не по себе. Когда мама написала эти слова? Раньше их не было. Никитин поставил тихо фотографию на место и долго сидел, глядя в окно. Улыбнулся. "Так вот с кого мама Ассоль лепила".
17. Как гремит трава
Утром Никитин вскочил в пять утра, чтобы успеть до работы, вывел машину и погнал по пустынной дороге за дачный посёлок. Хотелось самому ещё на раз обойти место, которое запомнил, никак не верилось, что нет человечков, будто и не было их, на душе кошки скребли.
Спящие нахохлившиеся дачи сменились полем, иней лёг на траву. Первый заморозок. Рано, как рано холод в этом году, а пластилин застывает на морозе. На сердце было совсем муторно. Солнце яркое вставало из-за горизонта, жёлтое огромное, но не грело. Никитин свернул к лесу.
Нашёл свороток сразу, не мог он ошибиться. Вышел и остановился. Тихо выругался. Посреди травы, метрах в десяти от дороги стояла машина. Побежал по колёсному следу в траве. Машина была пустая, старая тойота корола, двери нараспашку. Осмотрел колеса.
"Ну что ты здесь хотел увидеть... Намотавшийся на шины пластилин?"