Страница 36 из 43
Веки Ога Курто опухли от бессонницы. В памяти его возникали полузабытые уже картины.
Пока хоть искра жизни будет тлеть в нем, он не забудет этого первого изнурительного перехода по почти отвесной круче ледника, находящегося у порога внутренней части Гренландии. Упряжка из четырнадцати сильных собак, которая вихрем неслась по равнине, не могла взять этот подъем. Собаки изо всех сил цеплялись когтями за гладкий, крутой склон и беспомощно соскальзывали назад, как будто разверзшаяся под их лапами пропасть тянула, засасывала их вниз. Пришлось впрячься самим и на четвереньках, вместе с собаками тащить сани вверх.
Переход на расстояние 225 километров при ослепительном сиянии незаходящего солнца под блеклым безоблачным небом запомнился ему как мучительная борьба с нагруженными до отказа нартами. Они все время переворачивались, падали в ямы, становились дыбом перед каждым препятствием, цеплялись за снежные заструги [10], которые, словно каменный лес, вырастали у них на пути.
С высотой нарастала усталость. Трудно было перевести дыхание, каждый шаг, почти каждое движение требовали неимоверных усилий. Сердце колотилось в груди, рот с трудом ловил морозный воздух, в ушах шумело. Когда стрелка анероида достигла наконец отметки 2700 метров над уровнем моря, Уоткинс остановился. Здесь, в 500 километрах к югу от станции Вегенера, будет заложена "Айскап" - английская исследовательская станция.
Базой станции стала круглая палатка с двойными стенками. В полу было сделано отверстие, от него отходил шестиметровый туннель, через который люди выбирались из палатки наружу. Из этого туннеля два коротких лаза вели в два вспомогательных иглу. Работали энергично, с подъемом, не чувствуя усталости. Ни мороз, ни ветер, поднимавший тучи снега, ни разреженный воздух - ничто не было им помехой. Все, как в детстве, казалось легким. Никто не допускал даже мысли о неудаче.
Могли ли они предвидеть, что эта легкость на самом деле обманчива?
Возвращение с "Айскап" на береговую базу, где ожидало стоявшее на якоре судно экспедиции "Квест", казалось ее участникам прогулкой. Да и как иначе назвать форсированный переход, занявший всего лишь двенадцать суток? Всех охватило чувство радости. Они победили.
Первая пара наблюдателей осталась в "Айскап" на десять недель. Джино Уоткинс велел им тщательно обложить за это время палатку снежными плитами, наподобие эскимосского иглу. От береговой базы одна за другой пойдут партии людей, которые будут доставлять по частям съестные припасы зимовщикам. План казался в принципе простым и логичным. Молодые люди забыли, однако, что не они, не человек является хозяином на этом удивительном, безлюдном полярном плоскогорье, что испокон веков полновластная хозяйка здесь - Арктика, которая диктует всем и всему свои суровые, беспощадные законы, развеивая в прах все замыслы людей. Они забыли, что на материковых льдах, расположенных на высоте 3000 метров над уровнем моря и простирающихся на 2000 километров в одном направлении и на 1200 в другом, существуют только два времени года, что здесь нет растений, расцветающих весной и увядающих осенью, нет переходных периодов.
В те памятные дни внезапно, точно шторм в открытом океане, грянула снежная, ветреная, морозная зима.
Еще дважды к станции "Айскап" добирались партии, однако доставить припасы, предназначенные на все время полярной ночи, не удалось. К концу октября из береговой базы вновь отправился большой караван упряжек. На нарты были погружены продукты, рассчитанные на несколько месяцев, научное оборудование, радиостанция - все, что было необходимо для трех зимовщиков. Однако путь оказался чрезвычайно трудным и полным неожиданностей.
Собаки первыми почуяли надвигавшуюся опасность, которую человек, следивший за барометром и за блеклым, безоблачным небом, не в состоянии был предвидеть. Отдохнувшие и хорошо накормленные, псы тем не менее тащились нехотя, при всяком удобном случае останавливались, тревожно сбивались в кучу или упорно прижимались к снегу. Ничего не могло заставить их тронуться. Ни окрики, ни удары кнутом.
Пурга разразилась неожиданно. Налетела с ледяного плато, пронеслась над караваном снежной стеной, отгородив его от всего мира. Вслед за пургой нагрянули трескучие морозы. 40°, 45, 50...
После пятнадцати суток изнурительной борьбы с метелью караван сумел продвинуться лишь на 22 километра. Черепашьи темпы перехода грозили катастрофой. С саней сбросили тяжелые аккумуляторы, всю аппаратуру радиостанции, ветряной двигатель с генератором и часть ящиков с продовольствием. Четыре человека, и среди них радист, который должен был зимовать, вернулись на береговую базу. Остальные только через пять недель, в начале декабря, добрались до "Айскап".
Переход был крайне мучительным. В любом другом месте земного шара, когда человек выбивается из сил, он может остановиться, передохнуть. Здесь же, на материковых льдах Гренландии, при температуре 50° мороза, привал был бы равносилен смертному приговору. Если кто-либо по неосторожности потеряет варежку, пальцы его сразу же побелеют, если же споткнется и упадет, то его тело вскоре окоченеет от холода. В довершение всего мороз действует как наркотик: одурманивает, отупляет, подавляет инстинкт самосохранения, лишает сил бороться, вызывает непреодолимое желание отдохнуть.
Караван достиг "Айскап", когда оба наблюдателя, не надеясь уже дождаться смены, решили вернуться на береговую базу. Решение крайне рискованное, так как им предстояло совершить переход, не имея ни собак, ни продовольствия и не рассчитывая на чью-либо помощь.
Наскоро прикинув, сколько съестных припасов уцелело после пурги, члены экспедиции с ужасом обнаружили, что их не хватит на три месяца даже для двух зимовщиков.
- А одного нельзя оставлять среди льдов, категорически возражаю! заявил врач.
Пораженные неожиданным открытием, означавшим катастрофу, все сразу согласились с ним. Когда же они немного пришли в себя, кто-то с горечью и некоторой долей зависти помянул профессора Вегенера и его экспедицию. Поднялась целая буря.
- Неужели мы хуже немцев? Каждому из них уже далеко за сорок, мы почти вдвое моложе!
- Их станция наверняка будет работать.
- Главной целью нашей экспедиции были - впервые в истории! - зимние наблюдения.
- Не для того мы с таким трудом создали "Айскап", чтобы теперь, в самый ответственный момент, покинуть ее!
Громче всех кричал Огастин Курто.
- Должен остаться хотя бы один! Любой ценой! И этим оставшимся буду я! Не беспокойтесь, не пропаду!
Он гордился собственным мужеством. Полные восторга и зависти взгляды товарищей только убеждали его в правильности принятого решения, льстили самолюбию.
И до сих пор, спустя столько месяцев, до него доносился, казалось, звук собственного возбужденного голоса. Он помрачнел.
- Глупец! Сам виноват, никто тебя не заставлял поступить так бездумно, терпи теперь, - шептал он. - Честь знамени? Благородное соревнование? Все это фантазия, юношеское бахвальство, желание блеснуть перед другими. Разве те, кто испытал на себе все ужасы Арктики, не предупреждали, что нельзя оставаться здесь одному? Глупец, несчастный глупец! - с горечью повторял он.
Усталость гасила эти излияния. Боль в пальцах ног усиливалась, напоминая, какой ценой приходится платить за легкомысленное решение. Почему он не отказался от него, пока еще было время? Почему не понял, что имели в виду оба наблюдателя? Прощаясь, они смотрели на него не то с тревогой, не то с состраданием, повторяя: "Возненавидишь лопату!"
Почему он не послушал их тогда? Если бы он мог хотя бы уснуть в восстановить этим немного свои силы. Но достаточно было задремать, как его одолевали кошмары. Чаще всего ему снились волки. Они нападали на него целой стаей, он чувствовал на лице их горячее, зловонное дыхание, видел острые блестящие клыки. И просыпался в холодном поту. В этой безлюдной пустыне не было волков, он хорошо понимал это, они не выжили бы здесь. Да если бы и были, то все равно не смогли бы пробраться в его гробницу, даже пустив в ход свои мощные когти. Но напрасно взывал он к рассудку. Страх не проходил.