Страница 23 из 38
Ессеи претендовали на особую святость, поэтому во всем, кроме ненависти к оккупантам, проявляли умеренность и постоянно боролись с обуревающими их страстями.
Супружество им было тягостным, а вот детей, особенно чужих, ессеи учить очень любили. Чужих детей воспитывать всегда легче своих, им ты знаешь, что можно сказать. В крайнем случае взял щенка за ухо, и тому сразу все стало до боли ясным.
Вместе с тем ессеи презирали богатство и, вступая в общину, передавали ей свое имущество.
Были у ессеев и странности. Одной из них было презрительное отношение к маслу, поэтому если кого из них и помазали, то истинный ессеи немедленно умывался и вытирался досуха. При этом надо учесть, что ессеи носили постоянно белые одежды. Ясно, что масло и белые одежды несовместимы. Если кто-нибудь и сомневается в этом, пусть наденет белый фрак на тракториста, занимающегося ремонтом своей машины, и посмотрит, что из этого получится. Могу поспорить, что я выиграю наш с ним спор, а еще более вероятно, что, узнав об условиях пари, мой визави откажется от дальнейшего спора..
Живут ессеи общинами, и это понятно - ведь община именно тот коллектив, который в соответствии с его направленностью может доверенное новым членом имущество приумножить или пропить в самые кратчайшие сроки.
Поскольку каждый ессеи ничего не имеет в отдельности от общины, то к товарищам по общине они относятся как к старым знакомым, даже если до того его никогда не видели. А почему? Потому что помазком, скажем, для бритья легче пользоваться, если ты человека знаешь и надеешься, что чесотки или фурункулеза тебе от него не передастся. Да и харчеваться у старого знакомого несравненно легче: знаешь, что ничем неординарным не накормят.
В каждом городе у ессея всегда готов и стол, и угол для жилья, поэтому настоящий ессеи ничего с собой в дорогу не берет, кроме оружия. Понятное дело, чем-то в дороге питаться необходимо, да и имущество общины желательно постоянно приумножать.
Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают, поэтому два ессея, волею случая торгующих пирожками на промтоварном рынке, могут даже умереть с голоду, если у них не окажется конкурентов, у которых можно спокойно поесть, не нарушая нравственных общинных установок. Сами у себя они ничего не возьмут, ведь у общины воровать нельзя, а платить деньги за свои же пирожки им будет жалко. А отнять у незнакомого человека закон и окружающие не позволяют.
Молятся ессеи преимущественно коллективно - утром они у Бога просят, а вечером его благодарят. Благодарят они Его искренне, даже если Бог их утренним просьбам не внял или легкомысленно пропустил эти просьбы мимо ушей.
В спорах они ведут себя крайне пристойно, как и при богослужениях, - никто не орет, не размахивает руками, каждый говорит по очереди, используя для своих речей все богатство иврита.
Самостоятельности ессей не проявляет, но если старший приказал зарезать какого-нибудь купца, будьте уверены, приказ этот будет выполнен неукоснительно и в кратчайшие сроки.
Где бы он ни появился, ессей старается распространять мир, даже если ему приходится применить для того силу или ненормативную лексику. Клятв ессеи не принимают и не клянутся, а тех, кого все-таки тянет на клятвы, почитают за скота. Поэтому на простое слово ессея можно положиться крепче, чем на торжественную и цветистую клятву кочевника. Там, где кочевник обязательно нарушит клятву и обманет, ессей будет стоять до конца, чтобы клятвы этой не давать.
Поэтому надо сказать, что ессей есть улучшенный вариант современного еврея. И это тоже понятно, ведь присоединиться к ессеям - это еще не значит получить передник, топорик и белое облачение. Приходится еще жить весь испытательный срок по заветам общины. Неудивительно, что это тяжкое испытание не всякий выдерживает. А после этого срока в течение двух последующих лет настоящие ессеи всякими обидными штучками и высказываниями испытывают самообладание и дух кандидата. Если во время этого тяжелого испытания топорик и передник тебе не понадобятся, а белое одеяние не придется застирывать - ты тоже самый настоящий ессей. После этого достаточно освободиться от принадлежащего тебе имущества, плохо относиться к супружеству и пообещать, что не станешь пытаться встать вровень с Богом и священниками, не будешь по собственному почину причинять зла людям, говорить правду, разоблачать лжецов, ничего не открывать врагам, но не иметь тайн от близких, а главное - чтить имена Ангелов, - и ты уже человек, который по праву владеет топориком, а тем более - ходит в белых одеждах.
Но все-таки вступить в ессеи легче, чем выйти из них. Исключенные из ессеев часто умирают голодной смертью - ведь они не могут принять пищу от несобрата. Если вы видите лежащего на земле человека, который отворачивается от лепешек с бараниной и стонет, что умирает от голода, то знайте - это лежит исключенный из братства ессей, а вокруг него толпятся искушающие его фарисеи.
А уж как они чтут субботу!
Они даже не испражняются в этот день! Мучаются, конечно, но ведь - шаббат!
Вообще-то есть у них лопатка - для того чтобы своевременно прятать от Бога то, что ему видеть не надо. Но если ты взялся соблюдать заповеди, соблюдай их, подлец, до конца. С лопаткой ведь каждый сможет, но без нее блюсти внутреннюю чистоту и Божий порядок значительно труднее.
Если мы внимательно рассмотрим все нравственные установки ессеев, то обязательно придем к выводу, что каждый русский есть далекий потомок этих странных людей, ведь современное нам российское общество живет по ессейским принципам, коротко сформулированным одним русским политиком второй половины двадцатого века: мы всегда хотим как лучше, а получается у нас как всегда.
Что касается саддукеев, то люди, входящие в эту секту, относятся к общественной верхушке. Потому саддукеи и утверждают, что воля человека свободна, что он сам выбирает сторону в борьбе между Добром и Злом. Отрицают они и загробное бытие с воздаянием там по заслугам. Неудивительно, что саддукеи ненавидят и боятся ессеев: кому понравится, что нажитое тобой имущество пустят однажды на распыл, разделив между многими? Вот они и требуют строгого соблюдения священных законов, не допуская никаких устных дополнений. Поэтому любой проповедник, дерзнувший дополнить раз и навсегда установленные догматы, рискует закончить свою жизнь под градом камней.