Безумные

— Мм…

— Ну, так сделаем?

Улыбаюсь ей и притягиваю к себе. Целую макушку и шепотом говорю:

— Ни. За. Что. Только после совершеннолетия.

Она тут же отталкивает меня и протяжно рычит. А дед громко хлопает в ладоши и поднимает над головой кулаки:

— Есть! Давай, Мила, как вы там говорите… Гони еще одну сотку!

* * *

Мне все не дает покоя её бегающий взгляд. Обычно трещит не умолкая, пока мы едем в город, а тут вдруг молчит, словно мышка. Украдкой поглядываю на нее: прижала к себе дорожную полупустую сумку, задумчиво смотрит в окно…

— Мила, в чем дело?

Поворачивает ко мне голову и часто хлопает ресницами.

— А в чем дело?

— Это я и пытаюсь выяснить. Ты что-то задумала?

— Пф! Что за глупости? — отмахивается она. Лицо заметно порозовело. — Просто думаю о всяком вот и все.

— О чем именно?

— О всяком.

— Ну, о чем конкретно?

Наконец-то, знакомое недовольство!

— Знаешь, иной раз я благодарю бога, что хотя бы мои мысли остаются вне твоих знаний! Иначе бы застрелилась!

— Не преувеличивай, — усмехаюсь я, переключив песню.

— Зачем?! Оставь! Это же Black Bacardi! Я её обожаю!

Возвращаю песню назад и Мила тут же начинает подпевать музыкальной группе.

— Можно вопрос? — вдруг спрашивает она.

— Валяй.

— А у меня когда-нибудь появится золотой билетик?

— Лучше продолжай петь.

— Макс! Тебе сложно ответить что ли?

Сворачиваю в узкий двор цветных многоэтажек, где живет одноклассница Милы. У третьего подъезда останавливаю автомобиль, убавляю звук динамиков и поворачиваюсь к сестре.

— Как долго еще мне выслушивать все это?

— Что — «все это»? — озадаченно спрашивает Мила.

— Не строй из себя дурочку, ладно? Мне осточертело выглядеть идиотом на глазах у бабушки, когда тебе вдруг приходит в голову сказать ей какую-нибудь хрень. Хватит уже говорить об этом, ясно? Не твоего ума дело, что творится в моей личной жизни!

— Поправочка: у тебя нет никакой личной жизни, — вставляет она, махнув указательным пальцем перед моим лицом.

— Повторяю, это не твоего ума дело, Мила, — строго говорю я. — Прекрати строить из себя глупую девчонку!

— А ты перестань вести себя, как идиот! — огрызается Мила. — И это — еще как мое дело! Я просто хочу понять, какой ты там! Что в этих чертовых субботах такого интересного?

— Попридержи язык. Мне двадцать девять лет и я вправе делать то, что посчитаю нужным. А ты ведешь себя, как ребенок, хотя пора бы уже повзрослеть!

— Знаешь, сложно как-то быть взрослой и самостоятельной, когда каждый твой шаг контролируется козлом, у которого не жизнь, а какое-то дерьмо! И у друзей твоих жизнь сущее дерьмо!

— Мила…

— Знаешь, как я объясняю все это? На тебя одного свалилось слишком много людей, о которых нужно заботиться. Ты не был готов к такому. И единственное отвлечение от столь изнурительной работы — субботний вечер раз в месяц, верно?

Несколько секунд Мила смотрит на меня, ожидая ответа, а я и слова не могу вымолвить. Как будто языка лишился за эти несколько секунд. Молча наблюдаю, как она небрежно надевает вязаную шапку и накручивает на руку ремешок дорожной сумки. Если не скажу ей что-нибудь в ответ, она решит, что абсолютно права, а мое молчание тому доказательство.

— Просто ответь мне сейчас, — говорит она тихо, опустив голову. — У меня когда-нибудь будет возможность получить золотой билет? Ты когда-нибудь сможешь показать мне свою другую жизнь?

О закрытых вечеринках Мила узнала случайно. Есть у нее способность появляться в ненужном месте и в не лучшее время. И, пожалуй, если она все-таки свяжет свою жизнь с журналистикой, то это ей пойдет только на пользу — будет хватать сенсацию за хвост.

— Мила, зачем тебе это? — спрашиваю я, коснувшись её руки. — Пожалуйста, выброси из головы этот мусор, ладно? Это обыкновенные вечеринки с выпивкой, разговорами, танцами…

— И девками, готовыми на что угодно, — усмехается она.

На губах появляется слабая улыбка, но вместе с тем несколько угрожающая. Что-то незнакомое промелькнуло в задумчивом взгляде сестры, заставив меня напрячься.

— Ладно, Макс, я пойду, — говорит она, продолжая задумчиво улыбаться. — Хорошего тебе вечера.

5.

Кажется, это ненормально. Моя личная жизнь, подобно снежной лавине, безвозвратно обрушилась с высокой горы, а я спокойно попиваю мартини с апельсиновым соком и не понимаю, какого черта надела на себя облегающее черное платье с высоким воротником. Хотя, это своего рода траур, а в такие случаи принято быть в черном. Пожалуй, я все делаю правильно. Квартира

Илоны выполнена в светлых тонах, оттого и кажется просторной. Сверкающий кремовый кафель, кожаный белый диван и глянцевая барная стойка, отделяющая зону кухни от гостиной. Здесь напрочь отсутствует ощущение домашнего уюта, зато чувства прекрасной жизни хоть отбавляй.

— Нравится мне у тебя, — говорю я, закинув ноги на диван. Сижу, как королева, попивающая дорогой напиток. Не хватает только слуг, массирующих ступни. — Так легко и свободно.

Шелковый шлейф длинного халата плавно следует за своей хозяйкой. В собственном доме Илона выглядит настоящей царицей, точно, Клеопатра, изо дня в день купающаяся в молоке. Разве может обыкновенная женщина быть дома такой красивой? А где же неряшливый пучок на голове, размазанная тушь и растянутая футболка?

— Удивительно, — вырывается у меня. — Как ты… Как ты делаешь это?

— Что делаю? — усмехается Илона, сев на другом конце дивана.

— Знаешь, обыкновенная женщина, возвращаясь с работы домой, закалывает волосы, надевает домашний халат и принимается готовить ужин, слушая какую-нибудь передачу, где политики орут друг на друга не переставая. А ты же… Включаешь расслабляющую музыку, надеваешь, наверняка, самый дорогой халат в мире и потягиваешь легкий коктейль. У тебя вообще бывает хотя бы голова грязной когда-нибудь?

Илона начинает смеяться и клянусь богом, я в жизни не слышала чтобы она хохотала так громко.

— Удивительно, что у такой непревзойденной девушки нет парня! Ты ведь королева, черт возьми!

— Нужно любить себя, — с улыбкой говорит она, проигнорировав мои слова, — и делать все, чтобы тело, душа и разум были довольны.

Серьезно, почему у нее нет парня?

— Как-то эгоистично звучит, — хмыкаю я, потягивая мартини.

— А разве не эгоистично жить с человеком, которого не любишь, но при этом внушать ему свою якобы любовь? Или не говорить ему правду, только потому что боишься обидеть? По-моему, это не есть хорошо. Ни для кого. Каждый должен быть счастливым. Прям как ты сейчас.

— О, ну да, счастье так и прет со всех щелей!

— Я бы могла сказать что-нибудь эдакое на твои слова, но, пожалуй, не буду травмировать твою слабую психику. Пока что.

— Что не слово, то — загадка. Колись, вся эта ситуация с Мишей тебя забавляет, да? И не бойся говорить правду, я не обижусь. Как только моя мать узнает, что я сказала ему, тут же назовет меня сумасшедшей или того хуже. Сотовый в руках будет гореть от её звонков!

— Если честно, ты меня удивила.

— Я и сама от себя в шоке. Илона щурится, оглядывая меня.

— И как? Нравится делать то, что хочется? Судя по тому, что ты рассказала мне, мысль о расставании посетила тебя давненько, но только сейчас ты решилась на этот шаг. И как себя чувствуешь?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Стоит только представить, как Миша шушукается обо мне с мамой, так меня такая злость охватывает, что руки дрожать начинают.

На самом же деле в такие минуты преобладает глубокая обида, нежели злоба, просто последнее хотя бы не стыдно признать. Я не рассказала Илоне о своеобразном юморе моей мамы. Уж что-что, а это слишком унизительно.

— Забудь о них, ладно? Хотя бы на время, — уточняет Илона, поставив свой бокал на стеклянный столик. — Попробуй пожить несколько дней, не думая о том, что тебя станут упрекать в чем-то. Делай то, что хочется. Руководствуйся этим маленьким правилом и поверь, ты еще удивишь себя. По-другому посмотришь на жизнь.