Страница 34 из 45
Он потянулся к тарелке, где лежали уже готовые, подрумяненные гренки, но отдернул руку и посмотрел на Валика с удивлением, поскольку тот отодвинул тарелку лопаткой:
— Сначала умой свое лицо. У вас, кстати, все как в гостинице?
Макар как-то даже без возмущений отправился в ванную и крикнул уже оттуда:
— Ты про мыльно-рыльные? Я тебе сам хотел сказать, забыл. К нам часто батины партнеры раньше приезжали, иногда поздно. А иногда они бухали так, что вырубались и до гостиницы не доезжали. С тех времен и осталась привычка у мамки — на случай непредвиденных гостей.
Валик угукнул и перевернул гренку. Потом вторую и третью, замечая, что дискомфорта или неловкости он не испытывает в этом положении — стоя у плиты не в своей квартире.
— На хуй ты оделся, умник, — произнес Макар, прижимаясь к нему сзади — похоже, это входило у него в привычку, и Валик едва не выронил лопатку. — Так хорошо вчера было, шлялся голый туда-сюда, жопенью своей светил, как солнышко, прямо в ебало.
— Это была однодневная акция, — ответил Валик.
— Ты чё краснеешь опять, Валечка?
— Я у плиты, если ты не заметил. Тут жарко.
— Я заметил. Чё эт тебя так торкнуло? Вчера, сегодня.
— Вчера тебя, ебаната, пожалел. А сегодня сам жрать хочу.
— Бу-бу-бу.
По животу под майкой снова гуляли ладони Макара, Валик отвлекся и спалил вторую партию гренок, которые Макар все равно съел. Позвонила мама Валика, спросила, когда он будет дома, потому что им с отцом надо уехать, а Варя одна остаться никак не может, и пришлось собираться, допивая кофе на ходу.
— Я напишу, — сказал Макар, привалившись плечом к углу шкафа-купе.
— Ну конечно, — проговорил Валик, обуваясь. — Я и не ждал, что ты отъебешься.
Он выпрямился, Макар щелкнул замком и уставился выжидающе, наклонив голову.
— Что? — спросил Валик.
Макар молчал, и тогда Валик, вздохнув, обнял его за шею и быстро чмокнул в губы. То есть хотел быстро, но получилось так, что сосались они еще долго, пока в кармане Валика вновь не завибрировал телефон.
— Да, мам, — он выскользнул за дверь и двинулся к лифту, — выхожу, выхожу.
Валик выслушал мамины возмущения по поводу Вари, которая что-то опять учудила, стащив у папы маркер, вышел из подъезда и завершил звонок. Отошел он на десяток метров, потом его догнал голос Макара:
— Умник, стой! Кому говорю!
Макар, в кроссах без носков, не застегнутых джинсах и в одной толстовке, подбежал к нему, скользя подошвами по снегу, и сунул в руки нечто в черной продолговатой коробке.
— Забыл отдать, — шумно дыша, сказал он.
Валик опустил глаза на коробку:
— Это что?
— Подарок твой. На энгэ. Лучше поздно, чем никогда. Все, пиздуй теперь.
— Ну, эм…
— Не за что. Дома откроешь. Тебе понравится. Пиздуй-пиздуй.
Валик поглядел на его лыбу до ушей, произнес растерянное «спасибо» и зашагал к выходу из двора.
Дома оказалось, что Варя, помимо охудожествления себя, нарисовала на лбу спящего папы кривой, но трогательный в своей детской непосредственности цветочек.
— А нам ехать сейчас к теть Тане на именины, — всплеснула руками мама, успевшая накраситься, пока отчитывала Варю. Варя, сидя в своей комнате, хлюпала оттуда носом.
— Все равно в шапке, не видно, — сказал Валик, сдерживая смех при виде растертого до красноты папиного лба с побледневшим до серости, но так и не отмытым до конца рисунком.
— За стол — тоже в шапке? — заметил тот обреченно.
— У меня вроде оставалось немного изопропилового спирта, — осенило Валика, и он пошел шерстить свои шкафчики.
Но спирта не оказалось, на что папа весело хрюкнул, потирая лоб:
— Пропили, да, батенька?
— Вообще-то его нельзя пить, — проворчал Валик, а в голове вдруг пронеслось ехидное ебанатское: «Бу-бу-бу».
В итоге мама, еще раз сказав Варе, что она наказана и сладкого ей не дадут еще и завтра, замазала папу тональником, и они уехали. Как только Валик закрыл дверь, Варя, надутая, вышла из комнаты.
— Покажи, что там, — сказал Валик. — Что это такое?
— Селдечко, — ответила она не без гордости.
— Ты сама рисовала? — Валик быстро сравнил в уме кривой цветочек и ровное, выебистое даже, сердце и понял, что сама она такой прорыв в области живописи не осилила бы.
— Сама.
— Варя.
Варя надулась еще сильнее и засопела:
— Сама.
— Макар помогал? Не бойся, я его ругать не буду, — пообещал Валик. — Ладно, вот руку вы изрисовали, а папу ты зачем нам испортила? Ему ж на праздник ехать.
— Я думала, ему понлавится, — вздохнула Варя.
Взяв с нее слово больше так не делать, Валик, несмотря на запрет, отрезал ей кусок орехового рулета и включил «Свинку Пеппу». В своей комнате он сел за стол, некоторое время смотрел на матовый черный картон без единого намека на то, что может скрываться внутри, потом осторожно открыл, глядя на продолговатый носик чего-то не менее продолговатого. Однако то, что по форме было похоже на большую, очень большую анальную пробку или дирижабль, по факту оказалось лавовой лампой. Включив ее, Валик залип на перетекающих внутри пузырьках.
— Вау! — сказала Варя, оказавшись рядом, как всегда, бесшумно.
Они залипали еще вместе, прежде чем Валик выключил лампу и отправил Варю обратно.
«Спасибо за дирижабль. Прикольный. Только я тебе ничего не подарил», — написал он Макару, который ответил почти сразу: «Ты сделал подарок своими руками».
За этим следовало пояснение — смайлики в виде указывающего на сложенные кольцом пальцы и сообщение: «Не за что, умник, и тебе спасибо за твои нежные руки. Каким кремом ты пользуешься? Посоветуй мне тоже, а то скоро мозоли натру. Ты ж уматываешь опять».
«Купи вазелин».
«Это типа предложение?»
«Это типа иди на хер) Мне собираться надо, пока».
Макар наслал ему на прощанье целую отару разноцветных сердечек, будто восторженная семиклассница. Валик, скрепя сердце, тыкнул в ответ одно, но большое, сам с себя охренел и быстро удалил сообщение.
«Это типа посмотрел и хватит?))» — отреагировал Макар.
«Ага. Чтоб не привыкал».
Валик отложил телефон, включил лампу и принялся убирать со стола книги. Сегодня еще нужно было сходить на общий сбор вечером, а послезавтра — выезд. И Валик пока не знал, как вести себя во время отъезда, если уезжать не хочется.
Было в жизни две вещи, которые Макар совершенно точно мог делать с легкостью: болтать с любым, даже незнакомым человеком и покупать гондоны. Везде, где бы они ни продавались. Даже если в аптеке сзади него стоят дети в очереди за аскорбинками или если это понтовый интим-магазин с огромной неоново-красной вывеской. Макар вот совершенно не понимал тех людей, которые стесняются это делать, которые в маршрутке не могут громко и четко назвать свою остановку или стоят возле кассы молча, терпеливо дожидаясь, пока кассирша добазарит со своей близняшкой с соседнего окошка. А писю в писю совать они как тогда умудряются, в темноте под одеялом? Да блин, он даже как-то раз Жанке за прокладками бегал в магаз и выжил. Потому что, как говорится, партия сказала — надо, комсомол ответил — есть. Надо купить вазелин — пошел и купил вазелин. Ну или более приличное смазло, за которое пришлось выложить аж полтора косаря и подмигнуть консультантке, уточнив, что оно надо для анала. Прямо так и сказал: «Девушка, дайте мне нормальную анальную смазку». Чуть не добавил: «На ваш вкус» — и не сдержал улыбки. Улыбаться ему поводов было ой как до хуя: Валечка оттаял, а теплый и отзывчивый Валечка был в разы кайфовее, что Макар, к своему стыду, под конец даже уснул прямо на нем. Почему-то все утро именно это парило его больше всего. Но он тут же вспоминал их вечер в парке и горячие обжимашки, и это придавало ему такой энергии, что почему-то хотелось еще разок пробежаться вдвоем по улице и влететь в какой-нибудь сугроб. На обратном пути из секс-шопа Макар изо всех сил старался не идти вприпрыжку.
Родители прилетали утром следующего дня, поэтому остаток воскресенья он потратил на уборку: выпнул пылесос, помыл унитаз и даже зачем-то душевую кабину — когда подумал о том, как в ней вчера и сегодня стоял голый умник, подрочил и как-то сам собой начал мыть. Кинул белье в стиралку и сел готовиться к следующему экзамену — последний, как назло, был самым серьезным, и даже Жанка с Лёлей тут уже были бессильны. Правда, хватило Макара всего часа на полтора, потом мозг скукожился и заныл, пришлось отвлечься на спасительный интернет и мемасы.