Страница 33 из 45
— Я такой не смотрел. Интересный?
— Очень. Это фэнтези.
С тобой в главной роли, хотел сострить Валик, но почему-то промолчал. Вместо этого зачем-то привалился к Макару плечом, и тот сразу же просунул руку под его спину, притягивая к себе еще ближе. Гребаный окситоцин, кажется, никак не унимался. Валик пытался сосредоточиться на экране, но теплая ладонь на его боку с большим пальцем под резинкой трусов была куда волнительнее каких-то там картинок, что он бездумно щелкал.
— Я как-то по всяким властелинам всяких там колец не очень, может, Гая Ричи глянем? — предложил Макар.
— Это который снял стимпанкового Шерлока? — нахмурился Валик, припоминая, как папа смотрел его по телику.
— А ты шаришь!
Валик улыбнулся, потому что у Макара в этот момент брови резко взметнулись вверх, и добавил:
— И этих… как их там… про два ствола.
— Точно.
Макар потянулся к нему второй рукой, видимо желая рассказать поподробнее про те самые стволы. Опасаясь, что кино закончится так и не начавшись, Валик спешно перехватил его за запястье, едва не вызвав у Макара приступ жадности, задержал его ладонь в своей, переплетая пальцы, и вопросительно затараторил, заглядывая в глаза:
— А Та-та-тарантино ты любишь?
— Ну так, не все, частично. Нравится «От заката до рассвета», там баба со змеей танцует на столе, прям вообще огонь.
— Кто бы сомневался, — фыркнул Валик, пытаясь теперь высвободить пальцы, но Макар сжал их и добавил:
— «Джанго» мне понравился, смотрел? «Бесславные ублюдки». Я вообще историческое кино люблю иногда глянуть, типа про Вторую мировую там. Это отец меня подсадил. «Перл Харбор», «Дюнкерк», «Спасти рядового Райана».
— А, теперь понятно, откуда в тебе столько внезапности. Молниеносная война — твоя любимая стратегия.
— Во-первых, — хмыкнул Макар, — может, не война, а любовь. Любовь страшнее войны, знаешь ли.
— Ага. — Валику вдруг стал жутко интересен палец Макара, по которому он водил ногтем своего.
— А во-вторых, — Макар приподнялся и, нависнув над ним, тронул другой рукой за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза, — по стратегической маскировке и развертыванию польт в тылу врага у нас парадом командуешь ты, Валентин Батькович. А я так, типа тихо стоял курил в сторонке.
— Пальто, а не польт.
— Слышь чё, умник.
— Я Валентин Степанович.
— Очень приятно, — хмыкнул Макар, приподнимая в воздухе и пожимая его руку, которую и так держал. — А мать твою как зовут? Мировая женщина.
— Елена… Тетя Лена.
— Супер, скажу ей потом типа спасибо за сына. А мои — Серёжа и Марина. Надо будет вас познакомить. Как-нибудь. О, с Жанкой, с Жанкой и Лёлей надо тоже! И с собакой ихней.
— Их.
— Отстань. Короче, всё, давай кино смотреть.
Макар выхватил пульт, не отпуская руку Валика, стал щелкать другой быстро-быстро, а Валик снова завис, вспоминая его пальцы. Покосился на Макара и вдруг даже на секунду задержал дыхание, когда в приглушенном свете торшера разглядел на его щеках легкий, почти не уловимый румянец.
В итоге они выбрали супергеройский боевик того самого Гая про двух спецагентов, которые, конечно же, спасали ретромир от ядерной угрозы в лице элегантной роковой злодейки, и Валику фильм даже вполне понравился. Но до титров Макар ожидаемо не дотерпел: рассеянные поглаживания по ноге плавно перешли в настойчивые, когда у Валика зачастило сердце и появился стояк, и непонятно, что из этого раньше. Макар выключил телик, пульт куда-то делся за секунды, а сам Макар оказался сверху, так по-хозяйски раздвигая ноги Валика своим коленом, что от одного этого движения стояк сделался еще крепче. Хоть эльфийскую крепость тарань. После этого с высокой долей вероятности можно было ждать того же, что произошло на этом же диване, а затем на кровати несколькими часами ранее, но Валику вдруг перепало столько нежностей, сколько не перепадало за все время притираний с этим ебанатом. А Валику было уже мало неторопливых касаний одними губами, и он потянулся было руками вниз, но их перехватили и придавили к постели по обе стороны от головы.
— Валь, не провоцируй, — сказал Макар, прижимаясь своим стояком к его паху. — Я ж пообещал ни в кого сегодня хуи не совать. Будешь ерзать — передумаю.
Валику захотелось поерзать, тем более что тело отвечало само, на уровне рефлексов, прижимаясь плотнее к другому телу, но он подумал, что человек с растянутой чьим-то причиндалом задницей может думать только о растянутой заднице, а завтра у этого человека сборы перед олимпиадой и выезд на следующий день, поэтому мысль эту он загнал поглубже. Макар нацеловал его на месяц вперед, что аж жевательные мышцы прочувствовались, в громкой тишине — Валик не понимал, чье сердце стучит настолько громко, его или Макара, — и эти звуки заводили еще больше. Это было мучительно и невыносимо, ведь целовали его неторопливо, до капанья с конца. И в этот раз они оба были снова голые, но уже под одеялом, прямо как любовнички в маминых мелодрамах, никуда не спешили, и никто не мог позвонить или завалиться в комнату и помешать. Валик нащупал ямочки у Макара на пояснице, отметил, что Макар охуенно низко рычит, если их гладить, захватывая ягодицы. Если провести ногтями по позвоночнику снизу до шеи — вообще кончает.
Ко всему прочему Валик теперь уже не мысленно облапал всю его спину и выяснил для себя, что сам готов кончить, если его кусают за шею рядом с челюстью. Когда так и случилось, он закинул ноги на поясницу Макара, прижимаясь к нему еще плотнее, и спустя пару минут и движений бедрами действительно это сделал.
С забавно сопящим Макаром они лежали в темноте еще несколько минут, пока Валик не сообразил, что сопит тот потому, что уснул. Хмыкнув, Валик закрыл глаза и провалился в сон без сна — он выспался, но не помнил, как заснул.
Утро началось с момента, когда Макар, поворачиваясь, засадил ему локтем в бок, но не успел Валик возмутиться, как оказался прижат к нему. Стало жарко.
Валик вздохнул и сказал вслух:
— Заебись.
— Бу-бу-бу, — услышал он сонное. — Не успел глаза продрать, уже бубнишь чё-то.
— Температура тела, говорю, повышается к утру.
— Не умничай. А то в ухо поцелую.
Валик хотел спросить, что ужасного в поцелуях в уши, но Макар опять засопел.
За окном кто-то гудел — может, на парковке или еще дальше. Валик и не прочь был полежать под теплым одеялом, да еще с прижимающимся горячим Макаром, но отлить было уже жизненно необходимо.
— Лежать, блядь, хули ты ерзаешь! — сказал Макар довольно четко и, не успел Валик охуеть от такой предъявы и тона, добавил: — Зайка, сука…
Валик все равно охуел — зайкой Макар его точно не называл и не собирался. Потом вспомнил фотку с собакой и успокоился, но какое-то странное чувство, возникшее при мысли о том, что зайкой могли назвать не собаку, а вполне конкретную сучку, все равно неприятно царапнуло его по нервам, как бумажный порез — вроде ерунда и не видно, но чувствуется. Выбравшись из-под одеяла и справившись с первоочередной задачей, Валик стащил с сушилки свои вещи, оделся и, ожидая увидеть внутри запечатанные зубные щетки и мыло, открыл верхний ящик тумбы под раковиной. Хмыкнул, потому что там в самом деле лежали щетки, мыло и коробки с салфетками.
Казалось, Макара придется распихивать и применять некоторое насилие, чтобы разбудить, но он выполз сам на кухню, когда Валик размешивал сахар в кружке с кофе. Кофе был растворимый, но из красивой стеклянной банки и пах как настоящий. От вида помятого растрепанного ебаната у Валика зачесалось в пальцах, до жути захотелось потрогать его спутанные волосы, убрать их со лба, а потом сунуть руку под резинку трусов. И неважно, что сам Валик при этом стоял у плиты, как ебучая домохозяюшка, и ждал, когда гренки поджарятся с одной стороны, чтобы перевернуть их на другую. Макар, заметив, чем он занимается, перестал зевать.
— Умник, давай ты ко мне переедешь, я мамке скажу, что тебя родаки из дома выгнали и тебе жить негде, а я тебя, по-братски типа, не могу оставить в сложной ситуации.