40° по Валентину

Войдя в его комнату, Макар осмотрелся и хмыкнул:

— Я думал, что у тебя над кроватью плакат с Менделеевым висит и ты на него наяриваешь каждый день.

— Ты меня как нашел? — спросил Валик почти шепотом, поскольку стены были тонкие и голоса с кухни слышались так же замечательно, как и громкий голос Макара.

— Я ж тебе такси вызывал, умник. Ты на звонки не отвечал, что мне было делать?

— Снимать трусы и бегать, — проворчал Валик, сразу жалея об этом, поскольку Макар сказал:

— Пф! Как два пальца об яйца!

И шагнул к нему.

Валечка

— Макар…

Валик впервые назвал его по имени, отчего у Макара дернулась рука и с Валиного плеча сразу переехала на предплечье.

— Ты зачем вообще пришел? — спросил Валик полушепотом, вглядываясь в хищные серо-голубые глаза напротив и стараясь не моргать.

— Я же сказал.

Макар прошагал вглубь комнаты, оттесняя Валика к балконной двери, спрятал их обоих за шторой и с гулким стуком впечатал Валино тело спиной в стеклопакет.

— Химию мне объясни, вот эту. Валечка.

На «Валечке» Валик нервно сглотнул и открыл рот, чтобы набрать побольше воздуха, и по нижней губе тут же скользнул шершавый палец Макара, оставляя на коже привкус табака. Снова почувствовав его ладонь на своей шее, Валик судорожно попытался взять себя в руки и вспомнить курс биохимии о работе гормонов и витаминов в теле человека.

— Понимаешь, когда тестостерон запускает в организме механизмы первичного влечения… На данной стадии в дело вступает группа нейромедиаторов из группы моноаминов, таких как дофамин, который отвечает за удовольствие…

— Ага, продолжай, я заинтригован, — прохрипел Макар ему в шею, оставляя на коже ощущение лихорадочного жара.

— М-м-м… Потом вырабатывается норадреналин, от него сердце как бешеное бьется в груди и ладони потеют.

— Точно, у меня вот сейчас очень сильно вспотели, а у тебя?

Макар схватил Валину руку и сжал в своей, переплетая пальцы и будто взвешивая, оценивая ее размер.

— Не один я тут долбоеб с потными ладошками, — Макар удовлетворенно констатировал сей факт тотального пиздеца и вдруг притерся пахом к Валику внизу живота. — А дальше чё?

А дальше серотонин, то есть гормон счастья, хотел было продолжить Валик, но руки сработали вперед здравого смысла, обхватывая Макара вокруг шеи и притягивая его к своим губам.

До сегодняшнего дня Валик не знал, что он умеет скулить, почти так же, как Машкина Боня. Главное, держать себя в руках и не надуть под себя, что в данный момент было весьма вероятно, так как Валик с уверенностью мог сказать, что каждой клеточкой почувствовал, как мозг выработал эти самые гормоны и, кажется, вопреки законам биохимии, все сразу. Основная выработка пришлась почему-то в область пупка и члена, а еще у Валика затряслись руки, потому что он наконец-то зарылся пальцами в серебристые патлы Макара, оттянул его голову слегка назад, чтобы снова заглянуть в глаза и убедиться, что Макар словил тот же дофаминовый приход, который иногда сравнивают с наркотическим эффектом.

Впервые Валик ощутил в этом взгляде, что в глаз ему теперь точно не дадут, но очень хотят дать что-то другое. Будто в подтверждение этих мыслей, Макар снова присосался к нему, уже не так захлебываясь от жадности, словно вспомнив, как получать максимальное удовольствие от процесса. Прикусывал Валины губы, втягивал его язык, а потом грубо затыкал своим, а руками в это время активно исследовал Валин живот под свитером, спускаясь по знакомому маршруту к члену. И там, к Валиному стыду, его уже с готовностью ждали.

— Окей, я понял, как это работает. Типа. Чё делать-то будем, Валь? Только не говори мне про трусы опять, а то я их прямо тут и сниму. — Отлепившись, Макар, красный до ушей, уставился на него. — Причем с тебя.

— Я… ничего с этим делать не собираюсь, — подобрался Валик, старательно игнорируя ноющее чувство внизу живота. — Ты сам до меня докопался.

— Естественно, — хмыкнул Макар и быстро чмокнул его в губы. — И буду продолжать докапываться, когда ты такой. Горячий сорокаградусный долбоеб, блядь.

Снова чмокнул, и еще, и потом уже, не останавливаясь, увлек в новый поцелуй, и Валик вдруг как-то поплыл, беспокойство о том, что в соседней комнате мама гремит посудой и Варя громко смотрит мультики, как-то отошло на задний план, растворило его в новых ощущениях и сделало смелее. Количество серого вещества окончательно перекочевало из мозга вниз, заставляя Валика вцепиться Макару туда же, где сейчас трогали его самого.

— Бля, — вздрогнул Макар, промычав ему в губы что-то матерное, мазнул языком по щеке и поймал мочку уха, отчего у Валика перед глазами мелким песком поплыли формулы. — Чем ты так пахнешь, на хуй?

Сопение возле уха постепенно переходило в тяжелое дыхание. Валик вспомнил, как накануне помылся детским гелем Вари, потому что все остальное резко кончилось, мамины пузырьки он трогать больше не осмеливался, а ядреный папин «Акс Эффект» терпеть не мог, и кислотно-розовая бутылочка с нарисованными бананами и надписью «Сладкие мечты» всплыла перед глазами, как приговор.

— «Принцессой», кажется, — промычал он.

— Точно, блядь, принцессой.

Макар водил носом по Валиной шее, руками уже потрогал у него спереди все, что можно, отметив, что, в принципе, ничего не упало ни у него, ни у этого умника, а только сильнее напряглось, и в целом тискать пацана ему понравилось. Хотелось еще по привычке за зад помацать, он полез руками под Валины булки, но в этот момент ручка межкомнатной двери, как назло, щелкнула, и Валик резко дернул балконную дверь, впуская в комнату поток прохладного воздуха.

— Ку-ку… курить можно тут! — И пулей выскочил из-под рук Макара, столкнувшись с мелкой.

— Валя! Дай мне подалок!

— Ну мы же с тобой договорились, что до завтра подождем, — вздохнул Валик. — Варь, давай ты нам не будешь мешать пока, ладно?

— А что вы делаете? Можно мне тоже? Я хочу лего.

— Чё, мелкая, может, хочешь со мной покурить? Бл… блин, Валечка, принесешь сиги? В куртке оставил.

Макар поправил задравшуюся футболку, хмыкнул, глядя на Валика, который и сам выглядел как ходячая реклама терафлю.

— Варь, на балкон не ходи, там холодно. А ты, — умник посмотрел на Макара, будто хотел сказать что-то другое, — ничего больше не трогай. — И добавил: — Аккуратнее, там реактивы лежат.

Когда он вернулся с пачкой и зажигалкой, Макар глядел в окно, спиной чувствуя изучающий взгляд мелкой. Она крутилась сзади, заворачиваясь в занавеску и напевая что-то по-принцесски. Глазищи у нее были такие же, как у Валечки, только не охуевшие.

— На вот, а то простудишься, — сказал Валик, уронив на пол резиновые шлепки-абибасы.

— У, какие мы заботливые, — хмыкнул Макар, просовывая в них ноги. — Дверь закрой, а то мелкая надышится. Слышь, мелочь, не дыши тут!

Макар открыл фрамугу и зажег сижку. Дымить ему сейчас особо не хотелось, но Валик стоял рядом, поэтому он решил покурить подольше. На улице уже почти стемнело — в декабре самые короткие световые дни. Сквозь окно комнаты на балкон проникал приглушенный занавеской свет, окрашивая эти сумерки в какой-то желто-фиолетовый, а обстановку превращая в пиздец романтичную. Макар выдул сизый дым в щель и покосился на Валю: тот явно его разглядывал украдкой, хотя делал вид, что ему совершенно похер. Ага, как же! Уши у него до сих пор красные, а кадык подрагивал каждый раз, как Макар делал затяжку. Тишина стояла такая, что было слышно, как с шипением прогорает табак.

Очень кстати Варю позвала мама — убирать разбросанные игрушки на кухне, и она, прекратив вымучивать занавеску, убежала. Дверь в комнате хлопнула, и из зала донеслось, как отец щелкает пультом, выбирая каналы, а мама бубнит на Варю и ее снеговика. Не зная, куда деть руки, Валик снял очки и, хмурясь, принялся протирать стекла краем майки.

— Посмотри на меня, — сказал Макар, и Валик поднял голову. — Ебать, ты без очков на человека похож даже, а не на портрет из лаборатории.