Возмездие

Но… никогда не обходится без какого-нибудь «но». Я не мог отдать своих легионеров на растерзание полиции просто так. Потому что они мои! Наша с ними связь делала их для меня чем-то невообразимо близким, будто бы частью самого меня. Да, я знаю, я не раз, не два и даже не десять жертвовал мертвецами ради достижения своих целей, но не всеми же сразу! Для меня сейчас это было равносильно тому, чтобы отрубить себе руки и выколоть глаза, оставшись слепым и беспомощным, с жалкой кучкой незасвеченных зомби, чьих ресурсов едва ли хватит, чтобы организовать наблюдение за одним единственным двориком.

Нет, этот вариант я отмел окончательно и бесповоротно. Не только потому, что наша с легионерами связь сейчас была так крепка, как не была ни с одним мертвецом до этого, но и потому, что они были нужны мне не только для выживания, но и для мести.

Хотя, быть может, я просто боялся признаваться самому себе, что стал зависим от открывшихся мне возможностей. Абсолютная власть над сотнями бесконечно преданных исполнителей, готовых по одному только моему слову броситься в самую безнадежную схватку, ощущение вездесущности, мистического единения с каждым из своих мертвых бойцов, сонм будоражащих разум возможностей и чувство подавляющего всемогущества. Ощущение, что в твоих руках пусть небольшая, но все-таки армия, на каждого солдата в которой ты можешь положиться, как на самого себя.

Ну кто, скажите мне, по доброй воле откажется от такого, даже не попытавшись сразиться за всё это?

Прежний я почти наверняка бы отказался, испугавшись последствий. Но тот человек бесследно растворился в ворохе обрушившихся на мою голову событий. Не знаю, умер ли прошлый Сергей от пыток в подвале безымянной заброшенной промзоны, от угодившей в живот пули в захудалом темном дворе или был ли убит автоматной очередью в пригороде столицы. Быть может, он скончался на операционном столе или в палате интенсивной терапии, а может и вовсе бесславно сгнил в вонючей тюремной камере.

Его больше не существовало, а на смену ему пришел обновленный я. Более решительный, более жесткий, более рациональный. Стоит хоть кому-либо встать на пути к моей мести, и я не стану терзаться сомнениями — я уничтожу его с таким же безразличием, с каким бы прихлопнул надоедливого комара. В конце концов, разве виноват разогнанный локомотив, что перед ним на путях возник какой-то идиот, пытающийся остановить его голыми руками? А ведь я и был подобием такого локомотива, несущегося к своей цели.

А раз так, то и сдаваться без боя, не сделав ни единого выстрела, я не намеревался.

Вскочив со своего места настолько резко, что старое кресло отлетело на половину метра и, запутавшись в складках тусклого паласа, упало спинкой назад, я нервно начал расхаживать по комнате, похрустывая суставами.

Если я собираюсь сделать вылазку, то нужно все тщательно подготовить. Маршрут, транспорт, пути отступления, разместить заградительные отряды, которые отрежут меня от возможной погони. Все предстояло продумать до мельчайших мелочей, потому что права на ошибку мне по-прежнему никто не давал.

И вновь закипела работа, которую я выполнял сидя с закрытыми глазами. Со стороны, думаю, моя поза была похожа на медитацию йога — прямая спина, параллельно сложенные руки, прикрытые веки. Не хватало только ноги сложить в позу лотоса для полной картины…

Так, десяток направить сюда, им дать в прикрытие снайпера. В этом переулке оставлю два автомобиля со штурмовой командой. Им, в случае чего, предстоит броситься наперерез любой погоне и принять на себя любой удар. На этой крыше засядет еще один стрелок с трофейным карабином, а в качестве огневой поддержки ему пойдет уже дюжина марионеток. А вот тут очень удобная для меня развязка, если устроить здесь ДТП или подорвать что-нибудь не особо мощное, то очень быстро тут образуется затор, на объезд которого нужно будет проехать, как минимум, полкилометра. Плевое, по сути, расстояние, но если дойдет до погони, когда счет идет на секунды, эти несущественные пятьсот метров могут кардинально изменить ситуацию.

Жонглируя мертвецами и перетасовывая их словно карты в колоде, я, преодолевая в некоторых местах полицейское сопротивление, организовал себе четыре непересекающихся маршрута, прикрытых моими бойцами от и до. А на случай непредвиденных происшествий, под которыми подразумевалось почти все, вплоть до преследования вертолетами и тяжелой техникой, на этих участках я заготовил почти четыре десятка всевозможных засад, способных задержать погоню, а то и вовсе уничтожить.

Распахнув глаза, я понял, что трудился над этим весь остаток утра и половину дня, но теперь все наконец было готово к выезду. А раз так, то зачем откладывать? Тем более что на город вот-вот начнет опускаться вечер, а это значит, что сейчас дороги будут заполнены несчетными тысячами машин, затеряться среди которых будет совсем несложно.

Весь путь, несмотря на беспощадные столичные пробки, не занял много времени, и прошел абсолютно без малейших происшествий. Едва ли можно считать происшествием одного тугоумного обочечника, который пытался вклиниться перед нашим автомобилем, и гневно сигналил нам в корму, когда мертвец-водитель не стал его пропускать. За исключением этой незначительной мелочи, всё остальное прошло как по маслу — в густом потоке автомобилей на нас никто не обратил внимания.

Стало даже немного жалко затраченных усилий — столько приготовлений, и все напрасно. Мне уже в глубине души захотелось нарваться на какие-нибудь мелкие неприятности, просто хотя бы ради того, чтобы посмотреть, с какой легкостью я сумею из них выпутаться.

Автомобиль чуть резковато затормозил напротив многоэтажного здания, которое было красиво облицовано темной мраморной плиткой. Издалека его можно было принять за пятизвездочный отель или преуспевающий бизнес-центр, да вот только двери его всегда были закрыты на электронные замки, а на фасаде не было ни единой информационной таблички.

Золотая Десятка. Именно здесь было её сердце, именно здесь когда-то обитал Хан, как старый паук, держа в кулаке нити своей сплетенной паутины. И именно здесь теперь обретался новый лидер Десятки — Павел Ковровский, который до сих пор не забросил попыток выйти на предводителя беглецов из «Матросской тишины».

По сведениям моих легионеров выходило, что Ковровский был некогда одним из слабейших боссов криминального сообщества. Но со смертью их негласного лидера, а потом и с внезапно грянувшим для организации кризисом, который проявился в яростном противостоянии с полицией, он как-то сумел пробиться на самый верх преступной иерархии и занять там главенствующее положение.

Хотя, конечно, если верить слухам, не все поддержали нового предводителя, нашлись и те, кто открыто отказался подчиняться Ковровскому, предпочитая уйти в свободное плавание и попытаться создать собственную структуру. Если ненавязчивое шефство Хана над собой они еще могли стерпеть, то признавать власть какого-то выскочки категорично не захотели. Столичное преступное сообщество уже не первый месяц бурлило, пытаясь решить, имеет ли право самопровозглашенный глава занимать этот пост, или все-таки для него это слишком жирный кусок. Но прийти к единому мнению у них не выходило. Ковровский умело лавировал между множеством недоброжелателей, сглаживал углы выдвинутых ультиматумов и медленно перетягивал на свою сторону то одного, то другого предводителя мелких группировок.

Но в остальном, Золотая Десятка в целом и её новый лидер в частности, притесняемый с одной стороны правоохранителями, а с другой своими же сотоварищами, переживали сейчас далеко не лучшие времена. Можно сказать, он оказался меж двух огней, и если с другими преступниками он мог достичь хоть какого-то компромисса, то органы в условиях текущей обстановки идти на переговоры с ним отказывались напрочь.

Вероятно, это и есть одна из тех причин, по которым Ковровский искал выходы на меня. Ну, то есть, не конкретно на меня, ведь он понятия не мог иметь о том, что именно мой силуэт стоит за всем городским безобразием, а просто на предводителя беглецов. Скорее всего, он хочет рискнуть, предложив нам свое покровительство. С одной стороны, это ему грозит усилением прессинга со стороны полиции, но с другой может достаточно укрепить его позиции в Десятке, давая прибавку в голой силе.