Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 53

Лишь через полтора часа воин смог с грехом пополам облачиться в броню. Тогда спрятавшийся за маской и оттого визуально посуровевший Сумрак решительно выдворил самок со своего челнока и, велев им отойти подальше, запустил двигатели. Вскоре взлетающий транспорт обдал огорченных женушек волной жара и медленно поднялся на высоту древесных крон, откуда взял разгон и стремительно ушел за серые облака. Самки еще немного потоптались на площадке и вернулись в дом.

В ту ночь спалось тревожно. Комнаты еще хранили отчетливый запах нового владельца гарема, и покинутым супругам сквозь неглубокую дрему все чудилось, что вот-вот их любимый Фокусник появится на пороге, но они тут же возвращались к реальности, вздрагивая в полусне, и теснее жались друг к другу. Сегодня Прорва приютила Солнышко и Грезу на своем гигантском ложе, позволив им прильнуть к себе с двух сторон, как они прежде засыпали возле самца. Осень же отправилась на ночное бдение в Храм, где обещала пробыть до рассвета. Утром она вернулась, а Прорва, напротив, ушла в Совет. Что до младших самок, то они проспали в обнимку до полудня и лишь затем выдвинулись на сбор сырья. Солнышку столь поздняя первая беременность давалась нелегко, и самка берегла себя, стараясь лишний раз не нагибаться. Греза, сильно сдружившаяся с Рыжиком вызвалась во всем ей помогать, и младшая дочь Свободы теперь охотно делилась с ней своими познаниями в целебных травах.

Несколько дней жизнь гарема протекала в довольно ленивом темпе. Настроение что-либо делать отсутствовало, и самки ограничивались ежедневным минимумом своих домашних обязанностей, хотя многое в течение следующего месяца нужно было успеть поменять. В частности, следовало извлечь из подвала и проверить инкубатор, а также освободить детскую, давным-давно за ненадобностью превращенную в захламленную кладовку. Покосившийся от времени прогулочный вольер для мальков Сумрак успел подлатать сам, пообещав через год воздвигнуть новый, побольше (Солнышко с Грезой тогда еще невольно переглянулись, и во взглядах их читалось: «Куда тебе еще побольше-то?»), но все остальные хлопоты по обустройству грядущего пополнения должны были лечь на плечи самок.

По истечение недели быт вошел в нужную колею, и четыре хозяйки долины источников, поборов тоску, принялись за дела. Сообща они прибрались и вынесли крупный мусор, с которым не мог справится механический уборщик. Особенно капитально пришлось разгребать в большом зале, превратившемся после почти двух месяцев нескончаемых любовных баталий в подобие какого-то первобытного токовища. Подушки и циновки самки были вынуждены частично повыбрасывать, ибо многие из них пропитались всевозможными телесными выделениями просто насквозь, отчего сделались заскорузлыми и приобрели странный цвет. Колонны и стены, щедро помеченные опьяневшим от страсти самцом, долго и упорно отмывались от засохших подтеков вручную (робот до высоты яутжевского роста попросту не доставал).

Потом Прорва и Осень выделили целый день, чтобы с почтением перевезти все трофеи Утеса в Храм Черного Воина, дабы освободить стену для достижений нового владельца гарема. Пожалуй, это еще давным-давно следовало сделать, но что-то все рука не поднималась…

Выждав еще дней десять и удостоверившись, что все без исключения взрослые самцы покинули планету, Греза, позвав Прорву в качестве команды поддержки, наведалась в гарем Серого за своими немногочисленными вещами. Местные самки встретили ее настороженно, но, признав в сопровождающем лице Главу Совета, препятствовать не стали, и даже помогли разыскать по комнатам все то, что сами же успели на радостях растащить. Покидая чужие владения, старшая и младшая жены Сумрака слышали, как за их спинами потрясенные дамочки шепчутся, что, де, не зря девка-то к юнцу этому свалила, какой-то он, верно, необычный, если такую важную шишку как Прорва к руками прибрал. А сестра-то ее в Храме служит, так ходят слухи, что Сумрак-то этот обеих крыл и остался притом в добром здравии и при своем уме…

Слушая этот бред краем уха, Греза только снисходительно посмеивалась, что до Прорвы, то ее сплетни вообще не волновали, но выводило из себя кое-что другое.

— Ох и дура ты, Мелкая, — рычала она всю дорогу, впечатленная увиденной в доме и саду роскошью. — Такое счастье просрать! У Серого этого богатства и славы, как у тридцати Сумраков, если не больше. Ты бы там как царица жила, а при должном старании еще бы и Главную потом с ее места подвинула… И что тебе не сиделось…

Греза обиженно запыхтела и начала заметно отставать.

— Ну, что? — с негодованием обернулась к ней Прорва, легко тащившая на себе большую часть Грезиного барахла.

— Просто признайся, что ревнуешь! — выпалила дочь Великой Матери и немедленно сжалась, сама испугавшись своей смелости. Впрочем, старшая самка не собиралась рукоприкладствовать, она даже ухмыльнулась, созерцая эти нелепые попытки обороняться.

— Глупостей не говори, — рыкнула она, поворачиваясь и знаком приказывая идти дальше. — Я просто пытаюсь тебе объяснить, что в жизни важно расставлять приоритеты. В твоем случае был статус и благосостояние против эфемерного чувства к несостоявшемуся мальку. Что за ребячество?





— А как же… Любовь?

— А ты уверена, что это любовь? Вы друг друга сколько знали? Молчишь? Вот-вот, повспоминай-ка. Ну приглянулся он тебе на харю, дальше-то что? Все бросать ради этого?

— Почему ты тогда сама с ним осталась, если он тебе не нравится? — вытаращилась Греза.

— Кто сказал, что не нравится? Я ж говорю: на харю симпатичный, да и в целом неплохую генетику видать, трахается хорошо, руки откуда надо растут… Меня он устраивает, но мне-то, милая, выбирать не приходится, да и терять особо нечего. В отличие от тебя. Ну, теперь-то уж поздно… Поди, тоже от него скоро снесешься…

— Не знаю, — призналась Греза, догнав старшую подругу и потупив взор. — Я себя в последнее время действительно странновато чувствую, но пока не понимаю…

— Ну, увидим… — хмыкнула Прорва, заворачивая к саду. — Ты же не думала, что весь ваш разврат пройдет без последствий?

— Да я только рада буду! — вдруг вскинулась дочь Желанной. — Я готова сама свой ранг восстановить! И Сумрак тоже скоро признания добьется, я уверена!

Прорва остановилась и вдруг улыбнулась растроганно и грустно.

— Бедная, глупая девочка, — самка вздохнула и неожиданно привлекла Грезу к своей мощной груди, с осторожностью прижав ее худенькую спину тяжелой, загрубевшей ладонью. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что он попытается это сделать, но… Ты представляешь, сколько таких юнцов гибнет, так и не снискав славы? Что ты будешь делать, если он падет в битве? Пойдешь по рукам других низкоранговых охотников? Серый, пусть он и не по нраву тебе, достойный воин, и он в том возрасте, когда самцы просто так уже не мрут по всяким глупым причинам. Раз дожил до таких лет, будет жить и дальше. А за нашего Фокусника только богам молиться остается…

Увы, судьба самцов ежегодно оставалась неизвестной вплоть до наступления очередного Сезона, когда они возвращались или не возвращались… Связи с клановыми кораблями не было, вернее, была на экстренные случаи, но никак не для отслеживания конкретных личностей. Да и не потерпели бы воины над собой подобного контроля. Потому женушкам всякий раз приходилось покорно ждать и надеяться на лучшее…

Впрочем, сын Грозы вскоре нашел-таки способ послать о себе весточку. Спустя три недели после его отбытия на счет Прорвы пришел скромный, но вполне реальный денежный перевод, послуживший косвенным свидетельством того, что клан оказался в сборе, и воины получили очередное материальное поощрение. Обычно охотники перечисляли свои вложения в гарем непосредственно перед Сезоном, ибо никогда нельзя было знать наверняка, где и в каком объеме за год можно поиздержаться, но Сумрак вновь поступил как совершенно нестандартный самец, распереживавшись на предмет того, а вдруг его жены в чем-либо испытывают нужду? Конечно, жалование Кровавого было невелико, учитывая, что кров, кормежка и основное обмундирование обеспечивалось кланом, но сам душевный порыв молодого воина вызвал у самок приступ умиления. Одна Прорва проворчала на этот счет, что лучше бы оружие себе посерьезнее заказал, дабы на следующей Охоте не прикончили. Осень же деликатно промолчала, ибо в силу специфических общественных закономерностей довольство Жрицы было на порядок выше такового Главы областного Совета.