Противостояние

Много внимания в это время уделялось всякого рода восстановительным, лечебным и гигиеническим процедурам. Отчасти это обосновывалось желанием оставить недуги в прошлом, отчасти объяснялось начинающейся линькой, которая на фоне снижения инсоляции и воцарившегося гормонального штиля длилась дольше осенней и протекала сложнее. Линять дважды в год — все-таки дело неблагодарное. Когда тело в хаотичном порядке сперва покрывается белесыми пятнами, которые во избежание травмирования нижних слоев кожного покрова желательно не трогать в течение нескольких дней, даже, если они начинают зудеть, как проклятые, а затем в самый неудачный момент, например, на важном заседании Совета или во время службы в Храме откуда-то со лба или шеи облетает сухой лоскут омертвевшей ткани, чувствуешь себя малость некомфортно… Неизвестно, как эту проблему решали самцы (не исключено, что они вообще тут никакой проблемы не видели), а вот самкам приходилось подолгу принимать паровые ванны и наносить на кожу всяческие снадобья, дабы облегчить и ускорить малоприятный процесс. К празднику все они старались отлинять полностью, дабы выглядеть пристойно и постоянно не чесаться в обществе.

За всеми этими хлопотами сутки проносились быстрее пернатых тварей, и время, отпущенное старому году, стремительно таяло. Наконец, наступила Долгая Ночь, укрыв затихшее поселение своим непроницаемым покрывалом, и в каждом гареме, в каждом домике свободных самок, в каждой старушечьей хижине зажглись священные огни. Если праздник самцов, восхваляющих очередной прожитый год, был ярок, громогласен и, зачастую, пьян, то женская община отмечала гораздо скромнее. Считалось, что в эту ночь Черный Воин проходит над миром, открывая охоту на тех, кем владеют нечестивые замыслы, так что привлекать к себе внимание было не принято. Безотказно, кстати, действовало на мальков и молодняк, прекрасно дисциплинируя и успокаивая спиногрызов хотя бы на время.

Интересно, что сама по себе Долгая Ночь праздновалась повсеместно в один и тот же временной промежуток, при этом на деле самая длинная ночь в году наступала, естественно в разное время на разных широтах и на разных планетах. Потому кое-где отмечали дважды — один раз вместе со всеми в общепринятую дату, и затем, уже в более сакральном духе, согласно местной долготе дня. В поселении близ вулкана Сонного эти два события примерно совпадали, отчего таинственная атмосфера древнего празднества ощущалась наиболее сильно.

Гарем Сумрака подготовился к встрече нового года как никогда основательно. Солнышко и Греза прибрались в доме и извлекли из морозильника двенадцать сортов дичи, а Осень обустроила в главном зале маленький домашний алтарь, в центре которого водрузила поднос с размещенной по центру обсидиановой статуэткой Черного Воина. С наступлением ночи божество было «накормлено» жертвенной кровью, образовавшей вокруг идола небольшое озерцо, а по краям алтаря воскурились ароматные благовония, наполнившие помещение белым перистым дымом. Самки вознесли традиционную хвалу Владыкам Мира и приступили к трапезе. Неторопливо отужинав, они потом беседовали до самого рассвета, вспоминая истории из жизни и легенды, а в перерывах к огромному удовольствию Грезы немного поупражнялись на затупленных копьях — ну, так, несерьезно, на уровне молодняка.

Грезе вообще, чем дальше, тем больше нравилось их небольшое, уютное, доброжелательное общество. Конечно, мелкие ссоры случались, у кого их не бывает, но такой травли и подковерных войн, какие юной самочке доводилось наблюдать среди жен высокоранговых охотников, не велось даже близко. Прорва, не смотря на все свои особенности, руководила гаремом весьма мудро, честно распределяя обязанности и не допуская споров. Неизвестно, конечно, надолго ли должно было хватить этой идиллии — рано или поздно Сумрак, добившись успеха, принялся бы за расширение гарема, и предугадать, что за особ он привел бы тогда в дом, конечно, не представлялось возможным. Впрочем, сомнений в том, что Прорва любую выскочку поставит на место, практически не имелось.

Надо же, а ведь за всеми переживаниями и последующей предпраздничной беготней они почти что позабыли о своем самце. И он тоже больше о себе не напоминал… По логике, должен был сделать еще как минимум один денежный перевод, но что-то так и не сподобился… Хотя, кто знает, что у него были за обстоятельства, особенно после все случившегося-то.

— Как вы думаете, как там у Сумрака дела? — от души помахавшись с Солнышком (а она, не смотря на свою миниатюрность, оказывается, била-то довольно прилично!), Греза обессиленно упала в подушки, присоединившись к отдыху старших самок, и внезапно озаботилась всплывшим по ассоциации с этим полушутливым спаррингом вопросом.

— Как, как… — проворчала Прорва. — Празднует. Бухают они там на своих кораблях, помяни мои слова, точно бухают.

— Надеюсь, у него не окажется реальных проблем с алкоголем, — поделилась своим беспокойством Греза. — А то как-то в самом начале нашего знакомства я его с та-акого бодуна повстречала… Страшно вспоминать.

— Так он и нам предложение на пьяную голову делать явился… — заметила Прорва.

— Ладно тебе, сестрица, на трезвую мог вообще не прийти, — фыркнула Осень.

— Надо бы последить за ним повнимательнее в этом году… — озабоченно вздохнула Солнышко.

— Ага, главное, чтобы Большую Охоту выдержал, — задумчиво проговорила средняя сестра. — Она у него вот-вот уже начнется, и думается мне, что он вознамерится что-то эдакое для нашей освободившейся стены добыть… Боюсь, не замахнулся бы, чего доброго, на Матку…

— Мелковат он еще на Матку идти, — Прорва покачала головой, однако, в ее голосе тоже проскользнуло странное сомнение.

С Долгой Ночи прошло чуть больше месяца, и воздухе впервые повеяло весенней свежестью. Небо очистилось, растительность пустила новые побеги, а яркие пернатые начали играть свои шумные свадьбы, устраивая в воздухе зрелищные баталии и до одури отстаивая у соперников гнездовые участки. Природа потихоньку выбиралась из зимней спячки. А в гаремах повсеместно заканчивался волнительный период выхода мальков.

…Это был необычайно ясный, солнечный и теплый день. К тому ж, один из немногих, когда все оказались в сборе: Осени предстояло отправиться в Храм лишь к ночи, а у Прорвы случился один из немногочисленных выходных.

После неторопливой совместной трапезы с сопутствующим обменом новостями, младшенькие вынесли оглоданные кости и удалились проверять инкубатор, а старшие самки вознамерились сосредоточиться на отдыхе. Они как раз подумывали, не перенести ли его на террасу, когда в зал влетела возбужденная Греза.

— Начинается! — взвизгнула она и тут же выскочила обратно, со всех ног припустив по коридору, ведущему к комнате инкубации. Дополнительно пояснять, что же именно начинается, в данном случае не требовалось. Осень и Прорва переглянулись, дружно встали и поспешили за Мелкой.

В тускло освещенном помещении теплели колпаки выводковых камер внутри которых, на первый взгляд, не произошло никаких изменений. Солнышко сидела возле отсека со своей будущей дочкой и сосредоточенно взирала на неподвижно лежащее яйцо. Когда остальные самки приблизились, то смогли различить несколько разрезов от жвал на скорлупе. Самого детеныша видно еще не было.

— Мы-то думали… — со знанием вопроса прокомментировала Прорва. — Да тут смело можно еще уйти часа на три и заниматься своими делами.

— Я уж лучше послежу, — уперлась Солнышко.

— Ну, давай последим, — согласилась старшая сестра.

Притащив из зала подушки, все расселись на полу и стали ждать, занимая себя кто чем. Греза, чтобы не скучать, взялась плести коврик, Прорва, не любящая рукоделия, неторопливо точила ножи, а Осень принялась наигрывать на струнах какую-то тихую мелодию. Солнышко так и продолжала медитировать на кладку.

Так оно всегда. Когда гарем начинает приносить ежегодно по несколько десятков детенышей, то их выход уже перестают отслеживать, и дежурство по инкубатору превращается в рутинную процедуру по корректировке параметров и периодическому сбору мальков. Никто уже не караулит кладки так тщательно, не сидит рядом полдня, завидев первый надрез на скорлупе, ведь, по сути, автоматика справляется сама. Если детеныш выбирается слишком долго, выводковая камера подаст сигнал, и ему помогут; если детеныш вылез, зазвучит оповещение, что его необходимо забрать; если яйцо залежалось, инкубатор выдаст рекомендацию по вскрытию скорлупы. Однако, с первыми мальками все совсем иначе. Ну, просто, потому, что они первые.