Полёт феникса

Я усмехнулась. Тем временем бесшумно возникший на пороге господин Цза доложил, что ужин подан.

Тем вечером привезённые музыканты действительно порадовали нас игрой на цине и флейте, но я, по варварской неразвитости своей, всегда предпочитала благородному циню считавшуюся более простой "женскую" цитру. У неё и звук был богаче, и пьесы мелодичнее, в то время как в изысканных пьесах для циня разобрать мелодию было, как правило, той ещё задачкой. Так что я с трудом сдерживала зевоту и испытала истинное облегчение, когда концерт закончился и слуги позвали нас почивать.

Погостив несколько дней во дворце Успокоения Души, Тайрен поехал дальше — в очередной раз осмотреть ближайшие гарнизоны, из которых и предстояло сформировать армию для будущей кампании. Военное министерство уже вовсю разрабатывало стратегические планы и подчитывало, сколько фуража, амуниции и прочего потребуется в походе. Я в эти дела не вмешивалась совершенно и, будь моя воля, вообще бы закрыла глаза и заткнула уши, чтобы не видеть и не слышать признаков надвигающейся длительной разлуки с мужем. Куда больше меня занимала будущая редакция Кодекса законов, хотя и здесь мой интерес был чисто академическим. Мои знания о юриспруденции стремились к нулю, так что посоветовать что-то дельное я была не в состоянии при всём желании. Ведь, чтобы там ни думали аристократы, напуганные сделанными торговцам послаблениями и моим самоуправством в чрезвычайной ситуации, покушаться на устои общества Тайрен и не думал. Речь шла всего лишь о пересмотре и некотором смягчении системы наказаний.

Идея возникла ещё года два назад, когда я при каком-то обсуждении стороннего вопроса узнала, что законы предусматривают в числе прочих кар не только отрубание рук или ног, но и принудительную кастрацию. И пусть эта мера давно не применялась, но она не отменена. Помню, тогда я сказала, что составители таких законов странные люди: считают, что можно так искалечить человека и ждать после этого, что он продолжит службу, как ни в чём не бывало — уголовные наказания, как правило, не предполагали лишения статуса чиновника, кроме самых тяжёлых. Да, конечно, долг и всё такое, но у каждого человека есть своей предел, так что неплохо было б хотя бы это членовредительство отменить. Тайрен пожал плечами, мы заговорили о другом, и, казалось, что никакого продолжения эта моя реплика иметь не будет. Но вскоре после похорон отца Тайрен вдруг вспомнил, что когда-то, перебирая его бумаги, нашёл черновик проекта о смягчении уголовных законов. Достаточно грубый и приблизительный, так что неизвестно, собирался ли вообще Иочжун его разрабатывать дальше, или тот так и остался бы похороненным где-то в глубинах придворного архива. Однако Тайрен, тяжело, пусть и запоздало переживавший огорчения, которые доставлял своему родителю, ухватился за возможность продолжить хоть какое-то из его дел.

Черновик отправился к придворным законоведам с приказанием довести его до ума, и тут же вызвал жаркие споры. К монаршему милосердию здесь вообще было двоякое отношение: с одной стороны, император обязан быть добродетельным, а человеколюбие в список необходимых добродетелей входило давно и прочно. С другой — Сын Неба обязан поддерживать порядок в государстве, а значит, в том числе, внушать должный трепет и почтение своим подданным. Этот вечный страх, что недостаток субординации обязательно приведёт к смутам, казался мне несколько надуманным, но, возможно, для него и были основания, если учесть, что любая смута была потенциальной угрозой потери Небесного Мандата. Да и не в одной опасности для власти было дело. По здешним убеждениям, Человек, Небо и Земля были связаны неразрывной связью, и то, что происходило с одним из этой триады, неизбежно влияло на два других компонента. При легендарном Первом императоре и древних мудрых царях люди в законах вообще не нуждались, ибо все без исключения поступали только по совести и в соответствии с ритуалом. С тех пор нравы испортились, и правители были вынуждены ввести ограничения, однако никто ни на секунду не забывал, что законы — пусть необходимое, но зло. Если процветают преступления, то Небо карает нечестивцев, но если закон становится чересчур суров, это тоже приводит к увеличению энтропии, как сказали бы в моём мире, неизбежно аукаясь бедствиями и катаклизмами, как природными, так и социальными. В результате многие правители старательно искали баланс между необходимой мерой строгости и милосердия, и, случись пересмотр в другое время, его, возможно, в обществе и приветствовали бы.

Но пуганая ворона куста боится. Непредсказуемость императора и меня, его супруги, решавшихся на такое, чего до нас не делал никто, заставило придворных перестраховщиков относиться к любому новшеству с бо-ольшим подозрением. Хотя единственным действительно значимым новшеством в этом начинании была полная отмена любых членовредительских наказаний, за исключением отсечения головы.

Тем не менее работа хоть и медленно, но шла. Тайрен не особо торопил, имея множество других дел, но и совсем остановиться и отложить проект в долгий ящик законникам не давал. Впрочем, пока он всё равно был в отъезде, и противники новшеств могли на время перевести дух.

И всё же это лето было счастливым. Я скучала по мужу, но письма от него приходили часто и регулярно, а дела и дети не давали затосковать. В середине лета мы отпраздновали третий день рождения Ючжитара, и именинник так объелся дынь, что у него заболел живот. Шэйрен начал осваивать первые упражнения с деревянным мечом, пока играя с Яо Фанем, но приёмы, которые старший мальчик ему показывал, насколько я могла судить, были настоящими. А ещё мой старший сын явно переслушал страшных сказок тётушки Кадж, так любимых обоими мальчишками. Однажды Шэйрен под большим секретом спросил у меня, нельзя ли взять с собой в спальню настоящий меч. На вопрос, зачем ему этот меч понадобился, он ответил: "Отгонять злых духов". Пришлось уверить его, что мечи есть у охраны и она обязательно всех злых духов отгонит, но сын явно остался в сомнении — охрана далеко, а рядом разве что няни, от которых, случись что, толку будет немного. Тогда я предложила, если он захочет, разрешить Яо Фаню ночевать с ним в одной комнате, ведь у него настоящий, пусть и небольшой меч точно есть. Это Шэйрена удовлетворило, а я проинструктировала присматривающих за детьми женщин не настаивать на гашении ночников в спальнях принцев и принцессы, если они этого не хотят. Делать сыновей храбрецами насильно в мои планы не входило. Ючжитар, впрочем, сладко спал и без ухищрений — он был ещё достаточно мал, чтобы его успокаивало присутствие любых взрослых. Об их боевых качествах он покамест не задумывался.

Тётушка Кадж, к слову, вскоре уехала обратно в Таюнь. Оставлять Внутренний дворец в полной власти Добродетельной супруги в её планы явно не входило.

Тайрен вернулся в столицу в месяце Начала осени, не заезжая к нам, и я, без спешки, но и не мешкая собравшись, выехала, как только мне об этом доложили. Жара ещё и не думала спадать, ведь, вопреки названию месяца, по земному календарю шёл август и лето пока ещё не собиралось сдавать позиции. Но император наверняка будет занят решением накопившихся в его отсутствие вопросов, так что дожидаться его можно долго, если он вообще выберется за город. Обмахивая веером до боли в руке себя и вертевшегося у меня на коленях Ючжитара, я слегка завидовала детской активности. Вот уж кому, казалось, были нипочём жара и духота нагревшейся на солнце кареты.

— Матушка, а почему тот человек едет на осле?

— Ему надо куда-то ехать, вот и едет.

— А почему не на коне?

— Он простолюдин. Только благородные люди, солдаты и гонцы могут ездить на лошадях.

— Почему?

— Потому что лошадей у нас в империи мало, на всех не хватает.

— Почему мало?

— Лошади любят равнины и степи, а у нас тут много гор.

— А почему много гор?

А ведь я прохожу через это всего лишь в третий раз, думала я. Многодетным женщинам нужно памятники ставить при жизни.