Страница 9 из 52
Ладно уж, что толку теперь рассуждать? Придется делать то, что можешь, с тем, чем располагаешь. И не ныть.
Собрав разбросанные лекарства и повязав на бедра чистую ткань, самец покинул челнок и отправился к протекавшей неподалеку реке. С собой он прихватил копье — нужно было добыть что-нибудь для самок.
Времени оказалось уже за полдень. Умывшись прохладной водой и побродив по мелководью, Сумрак слегка взбодрился. У него даже поднялось настроение. Подумаешь, рассуждал теперь он, разница в возрасте большая… Со старухами — это он, конечно, погорячился. Прорва и Осень, конечно, дамы не первой молодости, но вполне себе еще ничего… А Солнышко… О ней он тоже судил слишком поспешно. Да, она продолжала на него набрасываться, когда даже старшие сестры уже выдохлись, ну, так это наоборот, наверное, должно было льстить. Значит, он ей понравился. С какой стороны не взглянуть, обиднее было бы, если б самки разочарованно выставили его за дверь после пары-другой соитий.
Мысли о самках и ночном произволе отозвались кратковременным спазмом в подбрюшье. Дабы отвлечься, Сумрак поспешил на охоту и прогонялся за добычей весь остаток дня. Но стоило повеять ночной свежести, как молодой воин отправился за новыми любовными приключениями. На его плече покоилась внушительная звериная туша. Самки всегда предпочитали «разводному мясу» свежепойманное, особенно их жажда крови активизировалась в брачный период, так что ежедневная поставка дичи, хотя бы в чисто символических количествах, становилась на это время святой обязанностью любого самца. Сумрак со свойственным ему прилежанием отловил здоровенное копытное, так что самки теперь при желании могли просто ужраться.
Проделав длительный путь к потухшему вулкану, самец перехватил свою тяжелую ношу и зашел под арку. Можно было переставить свой транспорт ближе, чтобы не таскаться в такую даль, но пока не особо хотелось, чтобы любовницы знали, где он скрывается днем. Летать каждый раз туда-сюда тоже был не вариант — садиться за штурвал после любовных игрищ Сумрак просто бы не рискнул. Да и полезно было пройтись — мысли как-то прочищались.
Самок он застал в купальнях за вечерним омовением. Они кратко о чем-то переговаривались, до блеска натирая свою чешую. От вида лоснящихся влажных тел Сумрак мгновенно испытал острый приступ желания, но надо было соблюдать приличия. Остановившись на берегу, он раскланялся и поприветствовал сестер, снова выдавая им отменную порцию комплиментов. Самки заметно оживились при его появлении: видимо, все-таки надеялись на продолжение, но допускали, что неподготовленный любовник может и сбежать.
Указав на принесенную охотником дичь, Прорва по-хозяйски распорядилась:
— Это унеси в дом и возвращайся.
Вот ведь командирша… Но он послушался, направившись к обветшалому зданию. Скинув тушу в прохладном холле, самец позволил себе на секунду задержаться, осматривая забытую трофейную стену и гадая, кто же мог быть его предшественником и что с ним приключилось. Может, Прорва до смерти затрахала или Осень что-то жизненно важное откусила? Подумав так и невесело усмехнувшись, Сумрак вышел во двор, поспешив вернуться к самкам. Нельзя было заставлять их ждать.
Они и правда уже пребывали в нетерпении. Оказалось, что старшие сестры были приглашены этой ночью на какой-то непонятный самочий праздник, что-то вроде церемонии посвящения младших, короче, ерунда. И Осень выполняла в этом году роль Главной Жрицы, так что ей требовалось уйти рано, чтобы все подготовить до начала действа. С милостивого разрешения Провы она в этот раз первой получила доступ к самцу и быстро покинула купальни, оставив на теле Сумрака новые укусы и царапины. Он уже догадывался, что причина одиночества самки заключается в ее неуемном желании еженощно грызть партнера, а теперь и вовсе все встало на свои места: Осень была неразрывно связана с Храмом, а большинство охотников преследовал суеверный страх перед служительницами культа. Сумрак, впрочем, был далек от всякого рода домыслов, его бы еще кусали пореже и понежнее, так он бы вообще не возражал…
Солнышко как самка среднего возраста не годилась ни в посвящающие, ни в посвящаемые, так что в празднике не участвовала, но отправилась с сестрой — помочь ей нарядиться и проводить ее. Проходя мимо получившего недолгий отдых самца, она озорно дернула его за гриву, пообещав очень скоро вернуться. Прорва, которой до церемонии оставалось чуть больше времени, между тем решила, что любовнику уже довольно прохлаждаться, и небрежно поманила его к себе.
И вот тут он совершил огромную ошибку, решив поменяться с Прорвой ролями и спариться с ней более естественным образом. Рассудив, что, если оставить все как есть, эта самка и дальше будет фактически насиловать его, Сумрак вознамерился поставить ее на место. Он быстро перешел в наступление, начав ласкать ее тело и проворно заходя ей за спину. Воспользовавшись расслабленным настроем и слегка усыпленной бдительностью самки, он ухитрился даже нагнуть ее, пристроиться сзади и прикусить за загривок, но предпринять дальнейших действий ему было не суждено…
Прорва выпрямилась, играючи стряхивая его с себя, а потом развернулась и ударила так, что он отлетел к одному из вертикально торчащих на берегу скалистых уступов.
— Лучше тебе быть послушным мальчиком, — прорычала она, резко выведенная из себя.
Угрожающе подойдя к неуверенно встающему на ноги самцу, Прорва схватила его за горло. Сумрак стоически выдержал данное издевательство. Конечно, он смог бы дать отпор, но ударить самку… Это было недопустимо, какой бы зверюгой она ни была. А как можно аккуратно, без применения силы высвободиться из столь железной хватки он попросту не представлял…
Одним непринужденным движением своего мощного корпуса, Прорва впечатала юнца в стену. Приблизив свои жвала к его лицу почти вплотную, она зарычала и медленно отпустив шею самца, приказала:
— Повернись!
Он непонимающе уставился на нее. Прорва зашипела и, схватив его за плечо, насильно развернула к себе спиной, после чего навалилась на самца, прижимая его грудью к скале. Упершись в холодную поверхность ладонями, он повернул голову и встретил ее бешеный взгляд. В этот момент ему реально стало страшно. Он понял, что сильно пожалеет, если двинется еще. Прорва обхватила его поперек туловища одной рукой, другая же скользнула вниз. Сумрак мгновенно понял, что эта извращенка снова собирается использовать вчерашний прием. Боги, за что? Зачем она это делает? Она ведь понимает, что не доставляет этим удовольствия партнеру, а лишь только причиняет боль… Если ей так не терпится, то зачем делать то, что не приблизит момент соития, а наоборот оттянет на неопределенный срок?
Но ощущение растущего напряжения внезапно прервало его отчаянные мысли. К великому стыду и немалому удивлению, Сумрак осознал, что на самом деле предвкушает это прикосновение самки. Голова совсем дурная, видать стала…
Прорва поддела его стремительно восстающий пенис большим пальцем — уже, правда, аккуратнее, чем вчера — и вывернула наружу. Самец ахнул. Его тело будто бы прошил электрический разряд. Чешуйчатые жесткие пальцы сомкнулись на нежном органе, сдавив его; одновременно другая рука самки резко нажала на низ живота. Сумрак разразился громоподобным рычанием, под его когтями закрошился песчаник, и к ногам почти сразу обильно потекло тягучее семя. Прорва сжала самца крепче и сделала несколько сильных массирующих движений, каждое из которых сопровождалось новым стоном и новым толчком золотисто-медовой жидкости. Не выдерживая такого напора, бедняга уткнулся лбом в стену и зажмурился, полностью отдаваясь воле неистовой самки. Наконец, почувствовав, что самец полностью иссяк, она отшвырнула его, как надоевшую игрушку. Сумрак обессилено сполз вниз. Прорва осталась возвышаться над ним. Как же она упивалась беспомощностью молодого любовника! Нет, похоже, ей не столько был нужен сам секс, сколько возможность распоряжаться неопытным самцом, вседозволенность в его отношении, его покорность. Создавалось впечатление, что Прорва затаила в своей душе лютую ненависть ко всему мужскому полу…