Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 14



Общим решением Совета тринадцати параллелей к Даниэле были приставлены писари. Розалинда и Мирабель, исполнительные, умные и подтвердившие свой профессионализм тринадцатью высшими образованиями, имели допуск к этой девочке в постоянном режиме невидимок. Запрет на видимость был зафиксирован официально – Розалинда и Мирабель подписали немало всяческих бумаг. Лимбы слыли настоящими бюрократами – на каждое действие или бездействие в девятой параллели имелся соответствующий документ.

Писари не пропускали ни одну мысль – всё записывалось в специальные толстые тетради, которые нумеровались, чтобы избежать ошибок и путаницы. Бывало, Даниэла вечерами долго не могла уснуть – все придумывала и придумывала. Она не знала, что это лимбы не дают ей спать, шепчут на ухо: «А дальше что? Расскажи, расскажи!» И Даниэла рассказывала.

Весть о новом авторе разлетелась быстро, популярность её росла, особенно после выхода двух первых книг – о жизни существ высшего ранга; некоторые моменты и названия совпадали настолько точно, что объяснений этому не было ни в одной параллели на планете Земля. Книги Даниэлы проливали свет на спорные вопросы в разных областях, а некоторые её произведения воспринимались как художественная литература. В итоге после всех споров и согласований на такие произведения установили минимальный запрет, приравняв к сказкам и предоставив всем параллелям доступ к ним. Но каждая новая книга вновь вызывала ожесточённые споры, перед тем как попасть в библиотеку.

Решением Совета доступ к Даниэле был предоставлен всем параллелям без исключения. Единственным требованием было оставаться инкогнито при любом контакте с ней и не набиваться в помещение больше пяти представителей одновременно. Так как девочка была чрезвычайно мила, появилась традиция целовать Даниэлу в щёку, здороваясь с ней, а покидая, целовать на прощание. Так как лимб было очень много, Даниэлу, бывало, целовали до тысячи раз в день. С её щёк никогда не сходил розовый румянец, и в четвёртой параллели этому не было никакого разумного объяснения. Родители даже показывали Даниэлу врачу, и окончательный диагноз «здорова» всех обрадовал и успокоил. Знаменитая и любимая в тринадцати параллельных мирах Даниэла была совершенно обычной девочкой в мире людей.

Когда очередная книга была закончена, желающих приглашали на её день рождения, где читали вслух яркие эпизоды, высказывая только восторженные мнения и отзывы. Новорожденную книгу нужно было хвалить, хвалить и хвалить! Каждое худое слово приравнивалось к оскорблению, нарушитель мог тут же лишиться жизни. Актёры, пожелавшие навсегда поселиться на её страницах, в точности демонстрировали написанное. Это был ни на что не похожий живой театр – сыграв свои эпизоды, они постепенно перемещались в книгу, страница за страницей. Смелое решение – обессмертить себя навеки! Прощаясь с ними, родственники плакали, но у них оставалась возможность явиться в библиотеку и общаться сколь угодно долго. Книгу помещали в общую библиотеку земных параллельных миров, где каждый мог её прочесть. Поклонники с нетерпением ждали новых историй Даниэлы, сплошь состоящих из волшебства, магии и мечты.

Даниэле исполнилось четырнадцать человеческих лет, и её истории становились всё интереснее и интереснее. Лимбы переживали, что девочка захочет писать книги для людей – ведь слова, написанные на бумаге, навсегда стирают мысли, написанные в голове. Как только Даниэла напишет на бумаге первую строчку новой книги, мир Лимб больше не услышит не единого её слова.

Совет принял решение следить за мыслями каждого человека, общающегося с Даниэлой, и, как только кому-то придёт идея посоветовать ей стать писателем, сразу прервать эту мысль – даже если она придёт в голову самой Даниэле! Для этой цели было решено приставить к каждому общающемуся с Даниэлой лимбу-надсмотрщика. К выполнению плана приступили немедленно.

Шло обычное занятие в студии – урок акварели. Хелена шепотом рассказывала о покупке породистого щенка спаниеля. Как он необыкновенно хорош, какой у него покладистый нрав, как он заливисто лает, радуясь Хелене. Даниэла слушала вполуха, старательно рисуя. Ей давно хотелось научиться передавать цвет голубого стекла на картине как можно реалистичнее. Но ваза, как назло, получалась кривая, веточка розы лезла вперед, никак не желая уйти в глубь изображения. Даниэла нервничала, пытаясь хоть как-нибудь закончить акварель. Лимба-надсмотрщик стояла сразу за этюдником Хелены – оттуда ей удобно было следить за мыслями Даниэлы.

Писарь Даниэлы – Мирабель – прилегла на подоконнике, спрятавшись за шторой. Она радовалась возможности отдохнуть и поспать хоть минутку, а тут выдался целый урок, наполненный блаженством! Даниэла в последнее время так бурно фантазировала, что у писаря болела рука. Голова лимбы склонилась на грудь; стараясь не помять платье, она обняла колени. До конца занятия она практически уснула и тихонечко сопела, издавая звук, похожий на едва слышную трель. Когда лимба засыпает, она обесцвечивается, становясь прозрачной. Теряя цвет, в глубоком сне лимбы невидимы даже для представителей их мира.

– Даниэла! – позвала Хелена. Наклонившись близко к её уху, шепнула: – Я не могу выбрать имя собачке. Как тебе Питти? – Она тихонечко засмеялась.

Даниэла скривилась, сморщив нос:

– Питти! Фу… Нет уж! Это имя подойдёт разве что цыплёнку! Хелена, я поищу сегодня в Интернете красивое собачье имя. О! Я придумала – может, Кико?

– Ну ты фантазерка! Такое смешное имя, это же как магазин косметики! Хотя спасибо, Дени. Надо же, Кико! Кико! В этом имени есть шарм. Чувствуется вкус, что-то французское – Кико! Звучит как шоколадное печенье. Кико! И подходит для моей маленькой собачки! Спасибо! Спасибо! Спасибо! – И только собралась сказать: «Пора тебе, Даниэла, книги начинать писать», как в эту секунду лимба выплеснула грязную воду из стаканчика для промывки кистей прямо на акварель Хелене.



– Ой! – вскрикнула девочка, отскочив. Брызги полетели в разные стороны, заляпав грязными каплями голубую блузку. Принявшись оттирать пятна, Хелена оправдывалась:

– Что это такое? Это точно не я! Говорю вам – не я!

Подошедший учитель с сожалением осмотрел испорченную работу. Он сложил руки на груди и, склонив голову, рассматривал рисунок.

– Ваша болтовня начинает портить вам жизнь, Хелена! Роза была замечательной, дышала. Я бы даже рассмотрел возможность оформить её в раму. Теперь же работа безнадежно испорчена. Ваша мама, Хелена, исправно оплачивает уроки, а вы всё время болтаете без умолку, мешая остальным! Почему?

Хелена сконфуженно молчала и совсем забыла, что хотела сказать Даниэле о книгах. От гомона и возни проснулась писарь и выглянула из-за шторы: «Ты молодец, отличная работа!» Лимба-надсмотрщик развела руками, внимательно прислушиваясь к мыслям Хелены. Они сплошь состояли из щенячьих имен, красок, пятен на блузке и желания скорейшего окончания урока. С чувством выполненного долга лимба снова заняла место за подрамником Хелены.

Прошла неделя. В один из дней папа Даниэлы за обедом заметил мечтательный взгляд дочери. Окликнул её:

– Даниэла! Ты котлету ешь или продолжаешь мечтать? В конце концов, я куплю тебе тетрадь для за…

Закончить предложение он не успел – подавился кусочком хлеба, закашлялся. Даниэла разволновалась, похлопала его по спине, принесла тёплой воды. А придя в себя, папа и вовсе забыл, что хотел сказать.

Ещё через неделю мама как-то готовила гороховый суп и завела разговор с дочкой о книгах, об известных писателях, о прочитанных в последнее время произведениях.

– Даниэла, кого из современных авторов вы читаете сейчас в школе?

Как разволновались лимбы! Они тут же включили конфорку на полную мощь – суп моментально закипел и убежал на плиту. Зашипело всё, закоптило! Мама с Даниэлой сразу забыли, о чём беседовали, и бросились убирать. Распахнули настежь окна, чтобы проветрить квартиру от гари. Но больше всех лимб волновал мальчик – друг Даниэлы.