Страница 7 из 20
– Сможете назвать время?
– Попробую… Письма Алексей всегда старается… м-м-м… старался разослать до половины пятого вечера. Видите ли, у нас есть множество официальных запросов, консультаций антикваров и реставраторов… На этих письмах фиксируется дата и время отправки. Лучше всегда, чтобы на этих документах стояло рабочее время. Так сказать, на всякий случай.
– Понимаю. – кивнул инспектор. – В котором часу Алексей закончил работать?
– Это я могу сказать достаточно точно, потому что он, вопреки обыкновению, припозднился. Он вышел из комнаты в половине шестого. Вид у него был уставший, даже расстроенный. В ответ на мои расспросы, он успокоил меня и объяснил, что завис компьютер, потом произошли какие-то накладки с почтой. Конечно же, ему пришлось потратить время на то, чтобы все уладить… Поговорив со мной, он заметно оживился и решил прогуляться!
– И он пошел в иконописную мастерскую?
– Думаю, что да! Но я не уверен… Понимаете, мне бы в голову не пришло проследить за ним! Он часто выходил на короткие вечерние прогулки – по Тополиной аллее или к Лебяжьим прудам. Иногда я вдруг встречал его рядом с Усадьбой… У нас красивые места! Маршрут можно выбрать любой.
– Скажите, Марья! – Даниил повернулся к дивану с готическими башенками, на котором перед столом сидели женщины. Маша от неожиданности вздрогнула и выронила клубнику. – Простите, я не хотел вас напугать. Вспомните, пожалуйста, заходил к вам вчера Алексей после половины шестого вечера!
– Да. – без колебаний сказала Марья. – Он заглянул к нам, чтобы узнать, как дела. Сначала он был каким-то… тихим и уставшим. Но быстро пришел в себя, начал дурачиться… Вчера отец Косьма дал нам большую работу – к празднику написать две иконы. Сегодня мы с Глашей хотели начать их, поэтому вчера всю вторую половину дня творили краски.
– Что делали?
– Творили краски, натирали краски. Ну… как вам сказать – тёрли их на специальном стекле. Чтобы ими можно было работать. Это длительный процесс – нам нужно было двенадцать цветов, несколько красок необходимо приготавливать в большом количестве…
– А в магазине купить нельзя? – захлопал светлыми ресницами Даниил.
Маша тяжело вздохнула:
– Нет!
– И что было дальше?
– Алеша взял у меня из рук курант…
– Что?
– Курант! Это такой хрустальный инструмент, похожий на широкий пестик для ступки. Им смешивают краски с эмульсией…
– С чем?
– С яичной эмульсией. И начал тереть кобальт…
– Что?
Теперь уже вздохнула сидящая рядом Глафира. Маша терпеливо пояснила:
– Кобальт. Оттенок синей краски.
– Продолжайте…
– Он очень резво взялся за дело! Вошел в азарт, начал рассказывать историю из жизни Скучновских гусар и…, и мы с Глашей его выгнали.
– Хи-хи-хи… – тоненько посмеялся Толик из своего угла.
– Почему? – не понял Даниил, мельком глянув на гору пирожков, которые его дружок навалил на свою тарелку.
– Видите ли в чем дело, инспектор! – ответила вместо Марьи Глаша. – Творение красок для православных икон – это тоже часть таинства иконописи. Писать Святой Лик красками, сотворенными не под вдумчивую молитву, а под скабрезные рассказы про местное гусарство – невозможно!
– А-а! – сообразил, наконец, инспектор. – И поэтому вы его выгнали…
– Вне всякого сомнения. – твердо ответила Глаша.
– Что было потом?
– Почти сразу он ушел. Побалагурил еще рядом с буфетом, пробовал жонглировать чашками. Хорошо, что ни одной не разбил. Потом поставил все на место и исчез. Это было в начале седьмого. Приблизительно в шесть с четвертью.
– Вы его еще видели?
– Нет! – вместе ответили девушки.
– Чем вы занимались после ухода Алексея?
– Мы работали до половины восьмого. Потом заперли мастерскую и разошлись.
– Куда?
Первой ответила Глафира:
– Я торопилась домой. Когда я шла мимо веранды, видела Карпа Палыча. Он входил в двери своего дома со стопкой старых газет в руке. Мы пожелали друг другу доброго вечера.
– Именно так! До девятнадцати тридцати я отдыхал на веранде в старом плетеном кресле – своем любимом. Я читал газеты за 1899 год. Очень проголодался и решил перекусить что-нибудь, не дожидаясь Алексея. – накладывая в свою плошку салат из мелко наструганных огурчиков, вклинился в разговор Карп.
– Почему вы торопились домой? – Даниил поглядел на Глашу с пристрастием.
Та неопределенно пожала плечами.
– Это имеет значение?
– Безусловно.
– Ну, хорошо… К восьми часам я ждала гостя.
– Это кого? – слаженно, как солдаты на линейке, спросили хором Толик и Даниил.
– Смею предположить… – осторожно ответила Глафира. – Что к убийству это не имеет никакого отношения.
– И, тем не менее… Будьте добры ответить! – взгляд Гирса мгновенно заледенел.
– Ну! Мы ждем-с! – Толик набычился и отодвинул от себя тарелку с салатом и ветчиной.
Глафира была бесстрастна, только в уголках губ чуть заметно промелькнула тень улыбки, да в ее ровном голосе на мгновение послышалась покорность обстоятельствам:
– В восемь ко мне пришла Наталья, медсестра из поликлиники.
– Тьфу ты!! – облегченно выдохнул Толик и стукнул себя по коленке. – Гость… Тоже мне! И долго она у тебя время отнимала, сидела ныла и жаловалась на судьбу? Опять ее, видимо, очередной мужик бросил?
– Именно так. Мы проболтали часов до десяти, может быть дольше… Наталья ушла в клуб, а я приняла душ, помолилась, и легла в кровать читать книгу. Во сколько я уснула – не знаю. Было лень поворачивать голову и глядеть на часы.
– Больше к вам никто не заходил? – равнодушно спросил Даниил.
– Нет, я была одна.
– Хорошо. А вы, Марья, как провели вечер?
Маша сидела на диване, расстроенная и бледная, на ее блюдце лежали несколько ягод клубники, в которые она нервно втыкала деревянные зубочистки. Она, как и ее подруга, за весь вечер ни к чему на столе не притронулась.
– Обычно мы с Глафирой вместе уходим из монастыря. – тихо проговорила она. – Наши дома стоят недалеко друг от друга, мы расстаемся в самом начале Верхней улицы. Но вчера я решила сходить к родственнице в Петушки. Это недалеко – в получасе ходьбы…
– В котором часу вы пришли к родственнице?
– Я… Я не пошла к ней.
– Почему?
– Не знаю… У меня было тяжело на душе. Я решила просто погулять, побродить в парке у Усадьбы. Но в начале девятого я почувствовала усталость … и пошла домой. Спать легла рано, часов в десять. Старенькая бабушка, которая вчера гостила у меня, постоянно приставала ко мне с расспросами – отчего я такая грустная, почему я такая бледная…
– Почему же вы были грустная и бледная? – отправляя в рот картофелину, поинтересовался Даниил.
– Я была расстроена.
– Чем?
– Разговором с Глафирой. – явно через силу, нехотя, ответила Маша. – Днем мы обсуждали кое – что… Я очень доверяю ей во многих вопросах. Те выводы, к которым мы пришли, выбили меня из колеи. Я была как в тумане…
– О чем шел разговор? Только не говорите, пожалуйста, что считаете это не относящимся к убийству.
– К убийству это отношения не имеет, ручаюсь вам. Но я не буду скрывать от вас темы разговора – теперь это уже ни для кого не имеет никакого значения. Мы болтали с Глашей о моем предстоящем отпуске и о будущей свадьбе. Она всегда почему-то упорно обходила эту тему, это расстраивало и пугало меня. Вчера я насела на нее и вынудила объяснить столь странное отношение к моим ожиданиям.
– И что же?
– Сначала Глаша отмалчивалась, но я была упорна. В конце концов она вышла из себя и сказала, что сомневается в том, что эта свадьба вообще когда-нибудь состоится. Назвала Алексея шутом гороховым и попросила быть осторожнее с ним.
В комнате повисла тишина.
– Вы можете объяснить это? – обратился к Глафире Даниил.
– Очень не хотелось бы…
Толик нервно забарабанил подошвами по полу, и она неохотно продолжила:
– Как сказала Маша, это уже действительно не имеет никакого значения… Свое мнение я держала при себе, никогда не позволяя никаких намеков в адрес этого человека. Но… Я не верила Алексею. И вообще, очень не любила его.