Страница 19 из 20
У Даниила было выражение лица человека, боящегося вспугнуть с качающегося цветка большую нервную бабочку…
– Вы перенесли этот предмет в хранилище в день перед убийством?
– Да.
– А в день убийства вы заходили туда?
– Нет. В этом не было необходимости.
– Этот предмет до сих пор находится там? Вы его видели?
– Не обратил внимания… Но, думаю, он, конечно же, на том самом месте, на которое Алексей его поставил.
– И вы можете принести его сейчас?
– Разумеется!
– Сделайте это, пожалуйста.
Карп Палыч, уловив в голосе инспектора крайнюю напряженность, поспешно вышел из комнаты, бросив растерянный взгляд на Глафиру.
Когда директор исчез, Даниил быстро пересек столовую и сел рядом с ней. Неловко сжал ее ладонь.
– Глаша, я завтра уеду… – Глафира отвернулась, но руки не отняла. – Я хочу сказать, что…
В холле послышались торопливые тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и в комнату вошел отец Косьма. Он быстро оценил обстановку и недовольно хмыкнул, сощурив глаз.
– Отдыхаете? Ну-ка, дайте-ка и старику присесть, ног под собой не чую.... – он опустился рядом с ними, ловко ввернув тощий зад между Глафирой и Гирсом. Они торопливо отодвинулись в разные углы дивана. – А теперь рассказывайте, что тут у вас происходит? Зачем Карп звонил аж три раза?
Даниил молчал, мелко постукивая ботинком по полу. Отвечать пришлось Глаше:
– Все очень непросто, батюшка…
– Да ну?
– Пропали кое-какие ценные вещи. Карп Палыч расстроен.
– Что же московский сыщик? – обратился отец Косьма к затылку инспектора. – Разобрался, что тут у нас произошло? Кто убийца понял?
– Да. – коротко ответил тот, рассматривая ноготь на своем мизинце.
– Молодец. – голос попа смягчился. Он опять сощурил хитрый водянистый глаз, – А доказать-то сможешь?
– Нет. Все улики косвенные. Кроме того, есть еще пара неясных моментов.
– Ничего, справишься с Божьей помощью… Голова-то у тебя, по всему видать, светлая. А где же Карп?
В ответ на его слова за стеной послышались неверные шаги директора, сопровождаемые его же горькими стенаниями.
Глафира и Даниил быстро переглянулись через рыжую бороду отца Косьмы и, как по команде, вскочили на ноги.
– Это перестает развлекать. – помрачнев, прорычал инспектор.
Карп зашел в комнату, увидел старого друга, повалился рядом с ним на диван:
– Это какой-то страшный сон! – пролепетал несчастный директор. – Сколько лет я проработал в этом доме, никогда ничего похожего не было…
– Ваш неопознанный сервировочный предмет исчез? – спросил Даниил.
– Да… – чуть слышно ответил Карп. – Да, да, да!
– Что ж, я был уверен, что так и будет. И это доказывает, что все мои предположения верны. Значит, уже горячо. Совсем горячо!!
Глафира к чему-то прислушалась, озабоченно оглянулась на Гирса и выбежала в холл. Почти сразу раздался ее встревоженный голос:
– Маша! Что происходит? А с тобой-то что случилось?
– Надеюсь, это последний трагический выход на сегодняшней сцене. – прокомментировал услышанное Даниил и быстро вышел вслед за Глашей.
Марья сидела на веранде в любимом кресле Карп Палыча, опершись локтями на круглый столик. Она была подавлена и бледна. Светлые волосы рассыпались по плечам, спине, маленькая черная сумочка упала на пол.
Глафира присела на корточки рядом с подругой и погладила ее руку.
– Машенька, пожалуйста, объясни, что произошло.
Наконец, та подняла голову. Лицо ее было залито слезами:
– Я ничего не понимаю! Последние два дня похожи на кошмар! Я жила просто и спокойно, никому не желая зла… У меня был жених, были мечты о будущем, надежды. Все это рухнуло, пропало, развеялось как дым! Осталась боль и пустота. Казалось, пора бы остановиться! Но нет, кто-то недрогнувшей рукой лишает меня последнего! Даже память о прошлых счастливых днях исчезает, оставляя только горечь! – Маша опять заплакала.
– Я попросил ее принести альбом, в котором были их фотографии с Алексеем. – прояснил, наконец, ситуацию Даниил. Он зашел в дом и вскоре вернулся с кухни со стаканом холодного чая в руках. Поставил его на столик.
– Фотографии исчезли? – положив руку на плечо Марьи, спросил он. Маша замотала головой так, что слезы с щек разлетелись в разные стороны.
– Нет! Исчез весь альбом. Он лежал на полке в моей спальне. А теперь его там нет.
– Может быть, бабушка переложила? – предположила Глаша.
Маша опять замотала головой, взяла стакан с чаем и с усилием сделала пару глотков.
– Бабушка не стала бы трогать мои вещи. Кроме того, ты же знаешь, она редко ко мне приходит.
– Маша! – негромко заговорил Даниил, – Постарайся вспомнить, когда ты последний раз видела альбом.
– Я помню! – Марья достала из рукава платочек и вытерла глаза. – Я хорошо помню. Это было утром в день убийства. Перед утренней службой я встала рано. Собралась как обычно… А потом достала альбом с полки, потому, что решила переложить в него сухие лепестки розы. Я хранила их среди страниц книги «Богословие иконы», а в тот день мне нужно было взять ее с собой. И я побоялась, что потеряю их. Это были те самые розы, помнишь, Глаша??
Глафира молча кивнула, обняв подругу.
– Эти розы подарил мне Алексей, когда сделал предложение. У меня не поднялась рука выбросить их. – Маша шмыгнула носом и опять вытерла глаза. – Неужели этот человек не может остановиться? Неужели ему еще мало слез и горя? Зачем нужно отнимать последнее??
– Машенька, милая! – Глаша погладила ее по голове. – Успокойся. Больше этот человек никогда не сделает тебе больно, поверь мне…
Даниил выпрямился, удивленно и внимательно поглядел на Глафиру, но она не видела этого.
– Это твои последние слезы. – улыбнулась она Маше, вытирая рукой её щеки. – Теперь все у тебя будет хорошо! Поверь мне.
Марья тоже слабо улыбнулась
– Что-нибудь еще пропало? – спросил Даниил.
– Не знаю. – тихо ответила она, пожав плечами. – Я не посмотрела.
– Нужно бы вернуться и оглядеть полки и комнату.
Глафира поднялась на ноги и ответила вместо подруги:
– Мы сделаем это вдвоем, без нее. Ей сейчас незачем возвращаться домой. Пусть остается с Карпом и Отцом Касьмой. Так будет лучше.
Глаша помогла подруге встать и увела ее в дом. Через несколько минут она вернулась, подняла на Даниила полные грусти глаза:
– Пойдем. Уже вечереет…
Глава 6. Вечер и немного дождя
Небо опять затянуло небольшими тучками. Они рассеялись от горизонта до горизонта, не давая лучам солнца надолго пробиваться сквозь их строй.
– Интересно, будет ли дождь? – поднял взгляд Гирс.
– Будет. – уверено ответила Глаша. – Но позднее, ближе к ночи.
Они шли по Тополиной аллее, изредка поглядывая через забор на кладбище, растянувшееся справа. При свете дня оно выглядело совсем не так, как в грозовую ночь.
Даниил в конце концов передернул плечами:
– Бр-р-р… Признаться, не люблю кладбища!
– Что ты еще не любишь? – в голосе Глаши слышалось искреннее любопытство.
– Не люблю, когда что-то не получается. Просто ужас как не люблю!
Глафира рассмеялась.
– Что еще?
– Не люблю, когда кому-то плохо. Не люблю, когда лгут. Этого не люблю и никогда не прощаю.
– Еще что?
– Не люблю разочаровываться, неважно в чем – в деле, в человеке, в мечте… Я после этого болею. Хорошо, что это происходит со мной нечасто. Но все равно, я приучил себя не питать иллюзии. Очень просто – нет иллюзий – нет разочарования.
– И это все?
– Нет. Очень не люблю по вечерам быть дома один. Поэтому я всегда на работе!
Они опять невесело рассмеялись.
– А что ты любишь?
Даниил задумался. Потом пожал плечами и неуверенно сказал:
– Люблю, чтобы все получалось. Причем, сразу!
Глаша улыбнулась:
– Это я уже поняла. Что еще?
После этого вопроса они шли молча достаточно долго, после чего Даниил с легким удивлением в голосе произнес: