Страница 4 из 21
Феано смотрела на него, едва дыша. Ее любимый отец вдруг стал чуждым и страшным.
Наконец Роман Мелит сменил гнев на милость; он снова обаятельно улыбнулся и коснулся ее щеки.
– Ты еще дитя, для тебя еще все просто. Так и должно быть. Но теперь оставим этот разговор.
Дочь кивнула, не поднимая глаз. О ее собственной тайне речь так и не зашла.
Они прогостили у ее дяди с тетей еще пять дней. Феано томилась и видела, что родственники тоже тяготятся этим визитом. Возможно, дело было не только в том, что приезд нежданных гостей со свитой дороговато им встал, – а и в том, чем Роман Мелит здесь занимался во благо империи… Хотя, как опять заподозрила девушка, отец в конце концов расплатился с теткой за беспокойство полновесными золотыми солидами7.
Сама она несколько раз украдкой заглянула в свой ящик при свете дня. С Эйриком они больше не говорили; хотя Феано знала, что вэринг ничего не забыл. В том ящике и вправду оказались папирусы на древнегреческом языке и, кажется, даже на древнеперсидском: современная персидская грамота была Феано знакома. Однако она не смогла разобрать ничего, кроме отдельных слов и имен, как будто бы не имевших к ее семье никакого отношения. Но почему-то Феано продолжало казаться, что эти записки многие сотни лет ждали ее и только ее…
Перед тем, как покинуть Кносс, Феано с отцом еще раз побывали на рынке; и побродили подольше, в свое удовольствие. И в конце концов Феано купила пару расписных чашечек, изображавших древние игры с быком. Самое знаменитое развлечение критян-язычников. Хотя посуда была явной подделкой под старину, и ушлый торговец старался слупить с богатых покупателей подороже.
– Вторая чашка для Анны, – сказала Феано.
Патрикий с грустной улыбкой кивнул. Анна была младшей сестренкой Феано; и вскоре после рождения последнего ребенка его супруга заболела и умерла. Феано еще помнила мать, а десятилетняя Анна никогда ее не знала.
Для себя Роман Мелит приобрел настоящую большую чернофигурную критскую чашу – удивлять гостей на пирах. В их городском доме было уже немало всяких редкостей из далеких краев, приобретенных самим капитаном и полученных в наследство.
На другой день они собрались в дорогу. Феано сумела незаметно уложить старинный ящик со свитками в один из своих сундуков. Этот сундук так потяжелел, что пришлось позвать на помощь Эйрика. Викинг снес сундук юной хозяйки вниз и небрежно закинул в телегу: она даже испугалась за сохранность папирусов.
Потом, встретившись с Феано взглядом, охранник неодобрительно качнул головой. «Поздно спохватился», – подумала дочь патрикия.
Гордый имперский дромон покинул Крит, выполнив свою миссию: задул попутный ветер, и высоко развернулся алый парус с золотым изображением Богородицы. Был сентябрь 819 года от Рождества Христова. «Стратигион» держал курс на Константинополь.
Глава 3
Погода благоприятствовала им; хотя у берегов греческих островов, где они останавливались на долгом пути, несколько раз поднималось волнение. Феано радовалась, что не подвержена морской болезни, – и, как говаривал отец, могла бы стать моряком, не будь она женщиной. Но, однако, путешественники устали. Вся команда корабля бурно обрадовалась, когда показались предместья Константинополя.
Вдоль берега высились мощные сторожевые башни, в лимонных садах и оливковых рощах утопали усадьбы знатных патрикиев. Дромон вошел в синие воды Пропонтиды8; Феано с удовольствием вдыхала аромат кипарисов и сосен, в изобилии росших по сторонам. Вокруг сновали бесчисленные суда – хеландии, скедии9, скафосы. Кормчим приходилось ловко лавировать, избегая столкновений. Впереди показался залив Золотой Рог, круто вдававшийся в сушу: словно огромный рог изобилия. Все богатства мира стекались сюда.
Капитан, его дочь и их спутники засмотрелись на огромный купол Святой Софии, увенчанный золотым крестом. Величайшая святыня христианства царствовала над городом, над всеми его куполами и мощными зубчатыми стенами.
Войдя в гавань, дромон причалил к берегу. По мосткам путешественники сошли на пристань.
Роман Мелит громко произнес благодарственную молитву, что все они сподобились вновь ступить на эту счастливую землю. Потом, поднявшись по склону, замощенному неотесанным камнем, путешественники двинулись вдоль крытых складов, где громоздились бесчисленные товары. Патрикий загодя выслал вперед вестового, который оповещал об их прибытии; и в порту их ожидал управляющий Фома.
Он поклонился господину и Феано; и учтивым жестом указал на приготовленные для хозяев носилки, которые охраняли четыре мощных чернокожих раба, купленных патрикием несколько лет тому назад. Эти носильщики жили не в самом особняке Мелитов, а в порту – в предместье Святого Маманта, и требовались от случая к случаю.
Роман Мелит подсадил в носилки дочь и старую няньку, после чего забрался сам.
Феано поискала глазами Эйрика: вэринг шагал позади, раздвигая плечами толпу, с совершенно непроницаемым лицом. И, конечно, налегке – все вещи выгрузят потом. Девушка вздохнула и положилась на судьбу.
Их большой дом располагался в аристократическом квартале, к северо-западу от Софийского собора. Он был построен из белого и черного тесаного камня – и, конечно, красив, но его жизнь подчинялась общему правилу византийского мира: особняк был обращен фасадом вовнутрь, а на улицу смотрели только слепые окошки, забранные решетками. Сойдя с носилок, хозяева пересекли большой внутренний двор, где бил фонтан с искусной работы мраморной статуей-водометом; и поднялись по ступеням портика. Но едва патрикий отворил дверь в прихожую, как его остановил громкий счастливый возглас.
– Отец!..
В объятия Романа Мелита влетела запыхавшаяся растрепанная девочка. Он засмеялся и еще больше взъерошил копну ее бронзоватых волос: Анна уродилась гораздо светлее сестры. И карие глаза были светлее, и нежная кожа. Хотя, возможно, это последнее потому, что Анна гораздо меньше времени проводила на открытом солнце, как и следовало юной благородной госпоже.
После отца Анна бросилась обнимать Феано. И сразу же засыпала вопросами об их путешествии. Феано любила младшую сестру, но сейчас ей едва удалось скрыть свое нетерпение и беспокойство.
– Ну, будет тебе, егоза, – нянька пришла на выручку старшей питомице. – Дай нам хоть дух перевести, умаялись с дороги. Скажи-ка лучше, баня господам готова?
– Да, ты ведь без нас была тут за хозяйку, сестрица, – улыбаясь, вмешалась Феано.
– Ну а как же! – Анна сразу оживилась, гордая предложенной ролью. – Все готово. В обеих купальнях горячая вода, Фома приказал нагреть сразу, как пошел за вами. Идите скорей, пока не остыло!
Вода в дом подавалась по трубам – по водопроводу, как в другие богатые дома, городские бани и дворцовые термы.
После горячей ванны с притираниями Феано с наслаждением переоделась в домашнюю льняную тунику-далматику с вышивкой по горловине и подолу: в серебристо-лиловом узоре хитроискусно переплетались цветы и райские птицы. Волосы она опять скрутила в простой узел, не желая возиться с прической. Феано снова вспомнила о сундуке, который ее дожидался.
Девушка сбежала по лестнице и в прихожей столкнулась с управляющим Фомой, который как раз руководил разгрузкой вещей. Их только что доставили. Важный управляющий недовольно посмотрел на хозяйскую дочь, которой так и не привили степенности в манерах. "Вот что значит – росла без матери", – подумал он.
– Что угодно молодой госпоже? – спросил управляющий, быстро скрыв свои чувства.
Все-таки именно Феано сейчас была в доме главной после патрикия. Пока ее не отдали замуж, конечно.
– Где мой сундук? – воскликнула девушка. – Зеленый, у него еще оковка с розетками!
Фома наморщил лоб под короткой челкой. Выпростав левую руку из складок гиматия, показал наверх:
7
Солид – золотая монета, имевшая хождение в Византии.
8
Пропонтида – Мраморное море.
9
Хеландия – судно, заменившее античную триеру; скедия – род ладьи.