Без царства земного

Потом Варда простился с невестой и будущим тестем и ушел спать в гостевую комнату. Феано поднялась в свою спальню; расплетая косы, она посмотрела на заветный зеленый сундук.

Варда так ничего и не сказал по поводу исторических изысканий Феоктиста, которые они обсуждали в письмах. Он ничего не знал о ее даре. И, конечно, не мог предположить, что на самом деле связало Феано с Эйриком – и с чего началась ее запретная любовь с варваром…

Девушка прижала ладони к пылающим щекам. Довольно. Это все в прошлом.

Улегшись в постель, она еще немного поплакала; потом крепко заснула.

Феано проснулась со стесненным чувством – и спустилась вниз с тайной надеждой, что Варда уехал или уедет, не простившись с нею. Однако Варда ее дожидался в саду: и сидел он на ее излюбленной скамейке. Поднявшись при виде невесты, молодой патрикий улыбнулся.

– Хорошо спала? Я уже позавтракал и спешу, но не мог не проститься с тобой.

Феано почувствовала себя виноватой, как перед отцом. Она позволила Варде себя поцеловать – взяв за руки, он расцеловал ее в обе щеки.

– Береги себя, – сказала она.

– И ты себя, Феано. Мы теперь увидимся не раньше марта… Ну, прощай.

И он ушел, своей легкой походкой.

Феано с отцом и сестрой вновь приехали в Константинополь в конце февраля. Солнце уже пригревало, хотя в домах еще гуляли коварные сквозняки. Феано сохранила и привезла в город все свои тайные сокровища: не без помощи Елены, которая теперь чувствовала себя полноправной соучастницей госпожи.

Феано обошла осиротевший особняк. Как здесь пусто было без Эйрика… Вид деревянного болвана для упражнений, на котором Эйрик тренировался каждый день, причинил ей такую боль, что Феано без приказа отца отправила слуг снять его. Впрочем, патрикий, конечно, не стал бы возражать.

Варда навестил их через день после приезда. Потолковали не только о будущей свадьбе – но и о том, когда патрикию Мелиту в следующий раз выходить в море, и о том, когда и куда посылать корабли с товарами. Феано присутствовала при деловом разговоре мужчин и жадно во все вникала. Иногда вставляла свои замечания.

Было решено, что свадьбу сыграют в начале осени; а за море в нынешнем году патрикий Мелит не отправится, если не будет прямого приказа императора. Сам он вызываться не станет. Годы уже не те, чтобы разъезжать с поручениями по всему свету. И патрикий желал бы сам посмотреть, как поладят между собой его дочь с мужем.

А через пару дней Феано тихонько попросила Елену:

– Сходи в квартал Святого Маманта. Будь только осторожна. Я хочу, чтобы ты там узнала… о нем.

– А я-то думала, у вас с ним все кончено! – Елена с глубоким упреком воззрилась на хозяйку. – Ведь ваша свадьба скоро!

– Все кончено. И свадьба скоро, – согласилась Феано, краснея. – Но я непременно должна узнать, жив ли он, все ли с ним хорошо!

Прислужница отправилась в портовый квартал и вернулась через два часа. Они с Феано закрылись в ее комнате, и Елена возбужденным шепотом поведала:

– Я спрашивала в харчевне, куда ваш Эйрик ходил… Знаете, там вэринги все время собираются, там их вообще много живет, и русов тоже… Я имя называла, приметы – широкоплечий такой здоровяк, голова совсем белая. И особую примету: что он вместе носит крест и свой языческий оберег, молоток на цепочке!

– До сих пор носит крест? И что же, ты узнала? – радостно спросила Феано.

Елена кивнула.

– Узнала. Вэринг Эйрик, Бьернов сын, как мне сказали, отплыл с сородичами на своем корабле… на драккаре, вот как они называются. Раньше весны викинги, почитай, не уходят, а теперь ушли!

– И куда же?..

– Куда-то на север, но вроде как не на свой дикий север. В Херсонес, что ли, – вздохнула Елена.

На другое утро Феано отправилась к портнихе, заказывать свадебный наряд.

Глава 13

Феано казалось, что у нее сердце теперь – как ларец с двойным дном. Эйрик, Бьернов сын, поселился в ее сердце в самой глубине, куда никому было не достать. Феано не молилась за него открыто, как привыкла ежевечерне молиться за отца, сестру и братьев. Но всякий раз, вспоминая Эйрика, возносила к небесам горячую мольбу за викинга. Чтобы он устроил свою жизнь так, как ему самому всего лучше, – но только не снимал креста, не забывал того, что постиг в греческой земле! Бог един, всевелик и совершенен – даже если все те, кто молится Ему, несовершенны.

А еще порою она мечтала… Нет, о таком Феано не позволяла себе даже мечтать. И девушка с болью сознавала, что тот образ северного воина, который она хранит в душе, возможно, расходится с тем, каков Эйрик есть на самом деле, – и с каждым днем расходится все больше… Однако Феано не забывала свою первую любовь и никогда бы не смогла забыть. И знала, что ее молитвы нужны Эйрику, – даже если сам он в это не верит.

Варда теперь навещал Мелитов часто, не реже раза в неделю. Пусть оглашения помолвки не было, но скоро уже все соседи и знакомые считали их с Феано женихом и невестой. Мало-помалу настоящий избранник Феано вытеснил память о другом; Варда был достаточно умен, чтобы не ворошить прошлое. И он умел ухаживать.

Феано старалась не задумываться, скольких женщин Варда Мартинак обхаживал до нее. Жениться он собирался на ней, Феофании Мелитене, и все внимание сосредоточил на ней.

Однажды, вскоре после Пасхи, Варда пригласил ее с отцом и сестрой посмотреть состязания колесниц на ипподроме – любимейшее зрелище в Константинополе. Апрельский день был уже по-настоящему теплый. Феано думала, что каждый такой благодатный день приближает ее свадьбу…

Они взяли с собой корзинку с едой – финиковым хлебом и пирогами. Зрелища обычно длились по нескольку часов. Между зрительскими скамьями сновали продавцы горячей еды и напитков, но стоило все здесь втридорога.

На зрелища пришел также и Феоктист – и сидел он не где-нибудь, а в кафизме, императорской ложе! В кафизму, на восточную трибуну ипподрома, вел ход из самого Большого дворца, откуда и появлялся государь со своими приближенными. Конечно, в свите Льва Армянина были и другие придворные евнухи; но честь, оказанная Феоктисту, очень порадовала Феано с отцом.

Феано вспомнила, что до сих пор так и не рассказала Феоктисту о своих открытиях, – а деликатный брат после нашумевшей истории с варваром ни о чем не спрашивал, хотя и навещал свою семью. Для самой же Феано это означало бы разворошить целый пласт дорогих и болезненных воспоминаний, которые она глубоко похоронила. И ясновидческий дар ее как будто задремал, приугас. Скорее всего, это было к лучшему.

Первый заезд начался: возницы, наряженные в голубые и зеленые туники, пустили своих коней по кругу. Это были традиционные цвета соперничающих партий, имевших в том числе политическое значение. Когда квадриги разогнались, весь огромный ипподром охватило возбуждение. Вскочил с места Роман Мелит, ставивший на «зеленых», – он, конечно, болел за императорскую партию. И Варда вскочил, громко подбадривая своего возницу; Феано тоже подалась всем телом вперед, потрясая кулачками.

«Зеленые» пришли первыми!.. Зрители хором взревели – от восторга и от разочарования. Многие делали крупные ставки; и уходили после состязаний кто обогатившимися, кто разоренными. Роман Мелит тоже прежде делал большие ставки на ристалищах, но сегодня – нет.

Феано перевела дух, поудобнее усевшись на подушках. Вдруг девушка ощутила, как Варда, занимавший мраморную скамью позади Мелитов, тронул ее за плечо. Она вздрогнула и повернулась.

– Вон там сидит мой брат Михаил, – негромко сказал ее жених, указывая рукой налево. – Ты с ним еще не встречалась. И не стоит.

Феано пристально посмотрела на человека, который что-то сердито приказывал рабу-водоносу. Михаил Мартинак был весьма похож на отца и брата – те же темные вьющиеся волосы, светлые глаза, и даже свойственная всему семейству греческая красота черт. Только выглядел он лет на десять старше своих тридцати: обрюзгший, с пожелтевшим лицом.