Владычица морей

– Ну а как Китай? Как они живут? Неужели ты был в Кантоне? – спрашивал отец.

– В колонии английские офицеры показывали мне карту Китая, добытую ими у тайпинов, китайских революционных повстанцев. На ней Китай изображен так, что все земли, пограничные с нами, находятся вне Китая. Маньчжурия не входит в его состав. Совершенно отдельная страна. За этой картой англичане не зря охотились, она им пригодится. Они уже исследовали гавани и заливы на побережье Приморья, без которых, как мы считаем, у России на морях нет будущего.

– Это мнение Муравьева, – сказал отец. – Ты встречал его?

– Да. Где он, кстати?

– Он сейчас в Петербурге. Вот ты бы и ехал к нему, туда, где открывается поле деятельности. Зачем тебе тереться в столице среди военных чиновников? Там атмосфера будет, может быть, уже родная для тебя. Сейчас в Петербурге неподходящее время…

Алексей испуганно взглянул на отца, спохватился и сказал:

– Но мне бы не хотелось покидать Петербурга… Я о Петербурге соскучился.

Алексей хотел успокоиться подле отца, вернуться с ним к прошлому, а его бередили подобные разговоры про Восток.

– Ты так интересно рассказываешь про Гонконг, что я бы сам охотно туда поехал, не будь я в чинах и при деле. Все, кто приезжает из Восточной Сибири, из Тихого океана, наши моряки, офицеры и ученые, какие-то обновленные, смело выражают свои мнения, не производят впечатление запуганных.

– Нет, отец, ни в коем случае я не хотел бы туда, – говорил Алексей, ссутулившись, словно его ловили за ворот.

– Что же так? – Николай Михайлович подозревал, что Алексей сам не отдает себе отчета в причине, которая притягивает его к Европе. Желая отвлечь сына от лондонских воспоминаний, опять помянул, что у нас люди нужны на Востоке, что там ново и чисто и нет такой массы, как в Петербурге, что ведь это так интересно: Амур… Приморье… Гонконг…

«Сказать ему: а ты знаешь, отец… У тебя… в Японии…» «Что?» – встрепенулся бы отец. «У тебя в Японии родился внук… Моя знакомая и почти ровесница, дочь губернатора Гонконга, сказала, что ради меня пойдет на все… Она давала мне не только уроки китайского… Как после этого ты будешь уговаривать меня отправиться на Восток? Ради чего? Она пойдет на все, отправится в Японию и найдет моего сына». «А у нее от тебя не будет сына?» – спросит отец. «Есть вести и похуже… Как ты на все ответишь?.. Нет, пока лучше смолчать».

– Да, я по Петербургу соскучился. А про Гонконг как-то не хочется вспоминать. Потом отойду от всех впечатлений, расскажу подробней, когда все уляжется.

Заметно было, что предстоящие встречи в столице заботят Алексея. Можно понять его.

Подул ветер, он налетел теплыми порывами и трогал щеку Алексея. Ветер дул с севера, с теплых вод, дошедших через весь океан от далеких Антильских островов. «Это атлантический ветер!» – подумал Алексей.

– Вера так выросла и похорошела. Она выказывает большое мужество.

– Верховой ездой?

– Нет, не только верховой ездой. Всю войну проработала в госпитале, ухаживала за ранеными, делала самые грязные работы. Ты знаешь, были созданы женские общины под покровительством великой княгини Елены Павловны. Читая твои письма, она заинтересовалась Дальним Востоком и океаном. И сама желала бы поехать на океан.

– Откуда в петербуржцах стремление к далеким краям?

– Да, теперь у молодежи страсть к путешествиям А что им Петербург? Холод, ветер, в море – волны на мелях, немцы и желтая вода с глиной и с песком, льды всю зиму. Вот Муравьев и хочет найти незамерзающий порт в мягком климате. Очень интересное намерение… С меня нельзя пример брать, я у дела. Константин Николаевич намерен за несколько лет выстроить современный флот. Ты увидишь, какой новый железный корабль у меня в доке.

Алексей закрывает глаза, и отец не поймет, что вдруг с ним случилось, ушел в себя и умолк.

А ветер с севера веял через Швецию атлантическим теплом. «Не буду думать, – сказал себе Алексей. – Нет! Я твердо решил». Алексей намерен настоять на своем Отец хочет успокоить, отвлечь и заговаривает, не зная сути, только растравляет. Все получается наоборот: там, где надеялся найти утешение…

– А что это за произведение у Герцена, которое называется «Крещеная собственность»? Ты не знаешь?

– Это известный памфлет Герцена, написанный в эмиграции, уже давно, когда государь Николай Павлович еще был жив. У меня есть на английском, и ты прочтешь, когда приедешь… С тех пор он написал новые произведения, очень острые… против крепостного права.

– Я охотно прочту. Даже у тебя есть эти книги?

– А ты, пройдя весь свет, простых истин не знаешь, что у нас делается. Как же тебя держали в стране парламентаризма и в убежище политических изгнанников, что ты вернулся таким консерватором!

Алексей решил ошеломить отца и рассказал, как при последней встрече леди Эванс поведала ему, что была на приеме в знатном доме в честь Герцена, где его расспрашивали про Россию с большим любопытством. А он был чем-то недоволен и заявил одному из лордов, что Англия – это Голландия, и высказался сам против права убежища политическим изгнанникам в Англии и советовал его отменить.

– Чем, однако, никого не удивил. Они любят оригинальные мнения. А уж потом он зло поведал госпоже Эванс, что в современных условиях это право убежища не более как британский снобизм, что они этим желают отличаться от всех на свете, а по сути дела не питают никакой симпатии к изгнанникам, скорее – отвращение. Сам закон изжил себя. Им пользуются в спекулятивных целях. Герцен живет отчужденно, хотя его все знают. Во время войны в Крыму, когда в битвах тысячами гибли английские солдаты, в лондонских журналах были похвальные отзывы на переведенные книги Герцена. Его хвалили за то, что он предан своей стране и любит свой народ, и это во время войны и кровопролития!

А из Англии, где Алексей еще мог бы задержаться, он уходил на корабле из Нового Дока. Отправлялись на Родину последние пленные и выздоравливающие.

Проводить Сибирцева приехали молодые супруги Эванс и группа студентов медицинского колледжа с китайцем.

В глухую штормовую полночь Алексею приснилось, что он идет по улице в Челси, и вдруг вся масса красных дверей распахнулась, и всюду появились молодые мужчины и женщины, и все машут ему руками и кричат: «Алеша! Алеша!», «See you again!», «See you again!», «Come here». И ясно произносят его имя: «Алеша! Алеша!»

А папа заметил, что я вздрогнул, когда, прощаясь у борта, офицеры сказали: «See you again».

Глава 6. После войны

В Ростове, так же, как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился тот переворот в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам.

…Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров, в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи.

…Как только он увидел высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг охватило его.

Муравьевы жили в трехкомнатном номере окнами на Исаакиевскую площадь, в модной гостинице с плоским скупым фасадом цвета казенного шкафа в узких стеклах. Внутри этот шкаф с большими и удобными квартирами. Приезжая в Петербург из Сибири, Николай Николаевич обычно тут останавливался.

Отпуск с выездом за границу для лечения в Мариенбаде ему разрешен. Екатерина Николаевна отправляется во Францию к своим родственникам. После лечения Николай Николаевич приедет в По, где имение у родителей Екатерины Николаевны.

Время в Петербурге проходило в делах, встречах и в театрах. Муравьевы бывали у друзей и знакомых и у себя в отеле задавали обеды на широкую ногу.