Страница 10 из 20
Шофер смотрел на них с крайним изумлением.
– Надо бы чемодан принести, – сказала Анна Константину.
– Я принесу! Я!.. – Шофер со всех ног бросился к машине.
Анна медленно шла вокруг обелиска, негромко читая фамилии, выбитые на плитах: Абрамов Георгий, Бейсымбаев Токкул, Глебов Иван, Кодеридзе Реваз, Крынкин Василий, Сайко Иван…
Звучал Аннин голос, перечислявший фамилии восемнадцати солдат, лежавших в братской могиле, а Константин вдруг увидел…
…строй одинаково одетых девочек и мальчиков. Они чинно стояли в зале детского дома и завороженно глядели на большой торт с кремовой надписью: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЙ!»
И пока за кадром звучал голос Анны, перечислявшей фамилии погибших солдат, детдомовские мальчики и девочки выходили из строя и, получив кусок торта, возвращались на свое место…
Потом голос Анны замер. Константин стоял у лицевой стороны обелиска и смотрел на гипсовый орден Отечественной войны. И слышал другой женский голос. Усталый голос директорши детского дома:
– Это орден Отечественной войны, Костя, которым был посмертно награжден твой отец. Он хранился здесь, в детском доме, пока не пришла пора тебе покинуть его. Сегодня я передаю его тебе, чтобы орден этот хранился у тебя, как самая большая реликвия. Ты мечтаешь стать офицером. Будь же достоин отцовской памяти, Костя. Доброго тебе пути!
– Еле доволок, – запыхавшись, сказал шофер, втаскивая в ограду чемодан.
– Спасибо. – Анна открыла чемодан.
Чемодан был доверху набит банками с краской.
– Берите кисточку, Костя. Тут часа на три работы. К вечеру будем в Ильинке.
– Я заеду, – сказал шофер. – Я бы помог, но мне на ферму надо. Через три часа заеду. В Ильинке есть у кого остановиться?
– Есть.
– Ждите обязательно! Меня Сергеем зовут.
– Спасибо, Сережа.
Анна и Константин стали вынимать из чемодана банки с краской и кисти. Шофер пошел к машине.
…Воинский эшелон стоял на маленькой прифронтовой станции. Командир роты, тыча пальцем в развернутую карту, объяснял младшему лейтенанту Суслину:
– Мы сейчас здесь, усек? На станции Подбедня. Найди Ильинку. Куда ты полез на соседний участок? Маршрут – Ильинка. Там заночуешь. Поутру из Ильинки потопаешь на Румянцево. Нашел Румянцево?.. Хорошо. Там доложишься старшему, укомплектуешься оружием. Полностью по штатному расписанию, усек?
– А дальше?
– А дальше – куда пошлют.
– А вы? – как-то совсем не по-военному спросил Игорь.
– Боишься без начальства остаться? – усмехнулся ротный. – А ты не бойся. Начальство всегда найдется.
– Кормить-то их чем? – растерянно вздохнул Суслин. – И спать где?
– Получишь у старшины довольствие на двое суток. Смотри, чтоб враз не слопали. А насчет того, где спать, сам что-нибудь сообразишь. И побольше самостоятельности, взводный! А то песни дурацкие разучивать инициативы хватает, а как солдат спать устроить, так без ротного – ни в зуб ногой.
– Насчет песни, товарищ старший лейтенант, я ничего не знал, потому что…
– Ладно, замнем, – отмахнулся ротный. – Выступишь сразу после завтрака. И учти, фронт рядом. Идти боевым порядком со снаряженным оружием. Усек? И никаких бросков.
– Есть, – вздохнул Игорь, пряча карту в планшет.
Командир роты посмотрел на его озабоченное лицо, сказал вдруг:
– Слушай, а может, забрать у тебя этого… запевалу?
– Ефрейтора Святкина? – нахмурился Игорь. – Благодарю за заботу, товарищ лейтенант. Сам справлюсь.
– Ну, крой, – ротный протянул руку. – Надеюсь, в Румянцеве увидимся. Если еще куда не зашлют…
Взвод шел по обочине разъезженной дороги, растянувшись жидкой цепочкой. Фронт был невдалеке: ветер доносил раскаты артиллерийского огня. По дороге бесконечным потоком ехали груженые машины, легко обгоняя порядком уставших солдат.
– Долго нам еще топать? – догнал младшего лейтенанта Суслина сержант Мятников. – Животы подвело. Где эта чертова Ильинка?
– Еще минут сорок – сорок пять, – не очень уверенно сказал Игорь. – Придется потерпеть.
– Часок потерпеть можно, – согласился Мятников. – Только надо бы нам квартирьера выслать, товарищ младший лейтенант. Поди не одни мы в этой Ильинке будем.
– Правильно, – обрадовался Суслин. – Вот вы, Мятников…
– Пусть уж лучше Святкин, – улыбнулся сержант. – Уж он-то точно отыщет, будьте уверены. Да и причина у него имеется.
– Какая причина? – насторожился Игорь.
– Потом узнаете. Так передать Святкину ваш приказ?
– Передайте.
Мятников побежал назад. Усталые солдаты медленно брели по обочине друг за другом.
Зацепившись за борт обгонявшей взвод машины, Святкин перекинулся в кузов и укатил, помахав рукой солдатам.
Константин проснулся в узкой девичьей светелке. За стеной слышались шепот, звяканье посуды. Капитан шумно вздохнул, и в светелку заглянула Анна:
– Вы живы?
– У вас есть основания сомневаться?
– Во всяком случае вчера появились. – Анна присела на край кровати, профессионально поймала пульс. – Пожалуйста, помолчите минуточку. На сердце никогда не жаловались?
– У меня нет сердца, – улыбнулся Константин. – У меня, как раньше пели, «вместо сердца дизельный мотор».
– Пели – «пламенный».
– Танкисты переиначили.
– Все равно, это не медицинская категория. Мне кажется, вы невропат, что довольно странно при вашей профессии. Ни с того, ни с сего грохнулись в обморок.
– Извините, – тихо сказал Константин. – Поверьте, это впервые в жизни.
– Я-то привычная, – улыбнулась Анна.
– Ночь не спал, – виновато вздохнул Константин. – И день вышел такой… Нервный день вышел.
Анна поднялась:
– Вставайте. Самовар стынет.
– Подождите. Как странно. Я помню, что ночью вы сидели точно так же, как сейчас, рядом, и тогда я представлял, что вы – моя мама. Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее, но ночью мне казалось, что я чувствую ее руки. Казалось совершенно отчетливо. Мистика какая-то, правда?
– Правда, – серьезно сказала Анна. – Я спешу, вас Валентина Ивановна чаем напоит. – И вышла.
Когда Константин вошел в комнату, за столом с шумевшим самоваром сидела только хозяйка дома. Степенная женщина лет около сорока Валентина Ивановна.
– Доброе утро, Валентина Ивановна, – сказал Константин. – А где же Анна?
– На вокзал поехала, гостей встречать. Умывальник у нас – в сенях. Вернешься, чайком угощу.
– Что со мной случилось вчера, Валентина Ивановна?
– Что случилось? – Она вздохнула. – Держался ты, держался, а потом, видать, не выдержал. Тебе бы поплакать – легче бы стало, а ты… Погоны, что ли, не позволяют? Или служба у тебя такая?
– Служба как служба.
– Родные могилы слезы отворяют, – продолжала хозяйка. – Ты бы слез не стеснялся, капитан. Это ведь святые слезы, а в старину и богатыри святых слез не стеснялись. Я вот простая баба: четверо детей да два мужа – вот и весь мой капитал. Один муж сам помер, другого не стерпела и выгнала. А почему не стерпела? Потому что слеза его только в пьяном виде и прошибала. А отец без слезы – не отец, а «унтер-цер», как бабка моя говорила. Нам, бабам, ведь не мужья нужны. Нам отцы нужны. Отцы детям нашим. А где их взять?
– Убили отцов, – вздохнул Константин.
– Так ведь не всех убили, – возразила Валентина Ивановна. – К тому же пора бы и новым вырасти, а?
– Анна говорила, что вы тогда видели, как раненых добивали?
– Видела, – она помолчала. – Я в кустах хоронилась. Шла в Некрасовку да на немецкий дозор натолкнулась. Вот и пришлось в кустах-то, как мышке.
– Моего тоже добили? – тихо спросил капитан.
– Я не помню, как погиб твой отец, Костя, – так же тихо ответила Валентина Ивановна. – Ты уж прости, врать не хочу: не видела. Анькиного видела, а твоего… Ты уж прости меня. – Помолчали. Потом она сказала: – Поди умойся, Костя.
Он вышел. Валентина Ивановна вытерла слезы, посмотрелась в висящее на стене зеркало, сказала собственному отражению: