Страница 4 из 7
Я работаю в «Зáре». В наш отдел заходит миллион покупателей. Им всем что-то надо.
Я люблю развешивать вещи на вешалки, но немного больше люблю складывать их на полочки.
Я полюбила сорокаминутные обеденные перерывы, оттого что почти научилась в них укладываться. Десять минут на туалет. Десять минут на «достать и разогреть еду». И двадцать – на то, чтобы посмаковать.
Обычно я беру на работу курицу с рисом и печёной тыквой, а иногда могу взять большой «Биг Тейсти» или «Шримп Ролл» в маркете за углом. Могу взять термос с горячим чаем с лимоном и мёдом, а могу и не брать, потому что пью свежесваренный кофе.
Когда мне грустно, я курю «Мальборо». Когда весело, я стреляю сигареты у прохожих и составляю собственную пачку. Сейчас в моей настрелянной: три «кента» с кнопкой, один «Винстон» и один «Ричмонд». Разный калибр с разных мест.
Я никогда не ссорюсь с людьми, но меня почему-то называют рыжим Гитлером.
Я могу заснуть в метро и проехать пару станций, однако это меня не злит. Я, наоборот, рада, что организм отдохнул и готов к работе. В общем, моё правило – не раздражаться, если подводишь себя. Надо уметь создавать спокойствие и быть налегке.
А сегодня я снова пишу Денису эсэмэски и говорю, что хочу встретиться. Он отвечает, что ждёт моих фоток. Горячих и сладких, как какао.
– А если я не вышлю сегодня, – пишу я, – мы не встретимся?
Я обычно чувствую, когда он мешкает с ответом. С ним так сложно. Вечно у него какие-то загоны. На той неделе присылала ему фотографии, где я привязана скакалкой к кровати и полностью обнажена. А позавчера я слала ему пальчики в киске, вид снизу. Он попросил, чтобы мои ногти были лимонного цвета. Пришлось вечером с грязной головой бежать в магазин за лаком. Но именно лимонного там как раз не оказалось. Я вышла из ситуации таким образом: нанесла два слоя белого лака, а сверху покрыла одним слоем ярко-жёлтого.
Вчера он получил мои фотографии в чёрном платье с декольте. Пришлось пойти в бутик, взять платье и направиться в примерочную, чтобы отснять перед зеркалом и скинуть ему.
Денис ещё ни разу не присылал мне «такие» фотографии. Именно свои. Понимаете, я у него, понятное дело, выпытывала. Он скидывал, но они были явно чужие. На них не его тело. Не его гениталии, не его торс. В воскресенье он прислал фото мокрых ягодиц из душевой кабины, а в среду – фотографию рук, сжимающих пенис. И знаете что? Цвет кожи на этих фотографиях был разным. Вот что. Я-то знаю его натуральный цвет. Знаю все вплоть до формы ногтей. Знаю цвет волос на лобке. Несмотря на это, я делала вид, что ведусь. Сама не знаю почему.
Я лежу пишу картину в комнате на полу. Лёжа у меня фантазия развивается куда лучше, чем сидя перед мольбертом. Денис тем временем написал, что не может отпроситься с работы и пойти на свидание.
Я написала, что пришлю фотки, после чего бросила карандаши и восковые мелки и направилась в ванную. Сняла домашнюю одежду и вот стою голая перед зеркалом, размышляя о том, чем же сегодня растормошить Денискину фантазию. Спустя считанные мгновенья я уже летела через коридор на кухню и открывала дверь холодильника. Я вытащила средней толщины жёлтый спелый банан.
«А он мог бы пойти на хороший завтрак», – думаю про себя. Мчусь обратно в ванную, запираю дверь на защёлку, чтоб мама не зашла.
Я опускаю банан под струю воды в неглубокую раковину и намыливаю кожуру мылом «Ушастый нянь». С него даже не сходит грязь, он уже, наверное, был помыт до того, как поместился в холодильник. Но, в любом случае, не лишнее – помыть повторно.
Я ставлю телефон в угол, соединяющий стену и ванну, и присаживаюсь на корточки. Нажимаю кнопку «Начать запись» и контролирую, чтобы побежали секунды. Первая, вторая, третья. Записывается.
Я сосу указательный палец. Потом сосу остальные. Потом беру в рот банан.
Тонкими руками начинаю трогать грудь. Она у меня достаточно округлая и мягкая. Денис говорит, что мужчинам как раз нравится такая. Когда он её трогал, всегда это говорил. А я отвечала, что мне наплевать на то, что нравится всем. Мне главное, что ему нравится, вот что.
Денис разбудил меня в такую рань, что я перепугалась, не случилось ли чего. Текст на моём телефоне говорил следующее:
«Галя, это было выше всяких похвал! Как же сексуально ты стонала и закрывала свои зелёные глаза, как же скользила руками по своему животу. Как ты вводила этот чёртов бананище в киску – да ты поражаешь моё воображение, Галина! Ты просто пожар. Я думать ни о чём не могу. О Галя, Галчонок ты мой».
Я ещё раз попросила Дениса сделать несколько фотографий и выслать мне. Он снова повторил обманку, и перед сном я увидела совершенно не похожий на предыдущие части тела по цвету, форме, качеству обнажённый загорело-подростковый торс.
Я подумала, глупо просить у него что-либо.
Сегодня на протяжении дня я чувствую себя обделённой Галей. Смотрю на время, на часы, которые показывают 2:07. Завтра на работу. Снова раскладывать чьи-то будущие вещи. Снова обедать рисовой крупой с печёной тыквой.
Я стояла у кассы и смотрела на стойку с новыми ремнями. Я думала, что чёрный из кожзама стоит перевесить с видного места, а светло-бежевый и грязно-розовый, наоборот, повесить по центру. Вдруг послышался знакомый кашель и запах шалфея. Денис стоял передо мной, держа рубашку цвета хаки из последней коллекции в руках. Он передал мне маленький бумажный конверт, на котором мелькали буквы, выведенные его почерком. Я опустилась под стол и убрала его в сумочку, подошла к Денису и чмокнула в щеку.
– Это тебе, – произнёс он. – Откроешь, как будешь дома.
Но я не нашлась, чтобы сказать спасибо или спросить, что же там.
Я обратила внимание, что засос на его шее ещё не прошёл. С тех пор, как мы последний раз занимались сексом, прошло пять дней.
Дома я вскрыла конверт. В нём оказалось несколько пятитысячных купюр, а текст гласил, что я могу потратить их, как захочу. «Только не спусти в букмекерской конторе», – было выделено жёлтым маркером.
Сегодня Денис видел мои фото, на которых огурец входит в моё небольшое влагалище. Он был такой влажный, что я вовсе не думала об огурце как об огурце. Перед тем как начать съёмку, я достала огурец с балкона, где им был пройден курс двухдневной сушки после окрашивания бежевыми, близкими к цвету слоновой кости, красками. Я попыталась с одного конца изобразить тёмно-розовым цветом что-то похожее на головку полового члена. Для того чтобы она была похожа на настоящую, я открыла свой старый учебник анатомии и всё детализировала, оттеняя и перекрывая. Во время съёмок я переживала, что влага размочит краску, но переживания оказались напрасными. Укрепитель красок не подвёл.
Когда я ехала с Денисом по городу и рассказывала об идее перевоплощения огурца, он положил руку на моё колено, слегка ущипнул, а потом крепко затянулся сигаретой и заметил:
– Какая ты у меня находчивая, Галчонок!
Табачный дым окутал моё лицо, и я закашляла.
Сегодня ночью меня замучила бессонница. Вдохновение так захватило, что если бы я легла, то всё равно лежала б, не смыкая глаз от назойливых мыслей.
То, что было в голове, я пыталась в истерии воплотить на холсте. У меня не было намерения отправить картину в Арт-хаус. Я писала исключительно ради успокоения души. Кто знает, быть может, так делают настоящие художники? Да только вот кто определил все эти критерии «настоящести»? Очередная грань морали. Замечаю, что людям трудно её перешагнуть.
На моей картине, как и в моей жизни, нет ни ярких, ни тёмных красок. В ней нет ни стандартов, ни оговорок. На неё не действуют критерии, принятые в мире искусства. Возможно потому, что эта картина сама задавала их. Так может получиться у каждого из нас. Зачем расставлять тупые границы?
Вчера мы с Денисом занимались сексом несколько часов подряд. Я была у него дома, мы закрылись в комнате, и он начал с ног. Он обсасывал каждый мой палец. В отличие от него, я считаю футфетиш грязным делом, и мужские ноги для меня остаются табу, даже надраенные с мылом и намазанные лучшими кремами.