Страница 19 из 66
Изабелла внимательно посмотрела на меня.
— Тебя беспокоит что-то еще. Ты морщишь лоб, как и всегда, когда у тебя в голове что-то не сходится.
Я кивнул, и её губы дрогнули в улыбке. Она слишком хорошо меня знала.
— Вполне возможно, что судью убили только ради того, чтобы сорвать почти верный приговор Дрейсону, — признал я. — Но из-за символов, найденных на месте преступления — и сообщения «Леруа отомщён» — я полагаю, что убийца мог быть мотивирован чем-то из прошлого судьи, и процесс Дрейсона вывел это на поверхность.
Такси резко остановилось; мы добрались до места назначения — пересечения Баярд-стрит и Мотт-стрит.
— Другими словами, ты считаешь, что убийство судьи — не просто помощь Дрейсону от его друзей-анархистов?
— Именно. Идём. — Я расплатился с таксистом и помог Изабелле выйти из автомобиля. — Продолжим разговор за ужином.
Как только мы оказались на тротуаре, я на мгновение остановился, чтобы вдохнуть неповторимый запах Чайнатауна.
В этот вечер запах рыбы со множества рынков смешивался с резким ароматом табачных киосков и чайных лавок.
Их ароматы были настолько сильны, что обычно маскировали запахи, исходящие от массы людей вокруг нас — от потных рабочих, возвращающихся домой, до надушенных женщин, направляющихся в ресторан.
Вокруг нас стоял ужасный гам: люди кричали на всех языках: мандаринском и кантонском диалектах, смешанных с корейским, японским и английским. Сам я умел разговаривать лишь на своём родном языке, однако, если прислушивался, мог различать по интонациям другие диалекты.
Мы вышли на улицу и очутились в живом человеческом море.
Мимо нас проходили китайские прачки с узлами чистой одежды на головах; женщины толкали нас корзинами, наполненными мясом и овощами; молодые люди пробирались в двери салунов; а случайные патрульные во время вечерних обходов делали вид, что следят за порядком, останавливаясь только, чтобы поговорить с лавочниками.
— Хотите экскурсию? Всего пятнадцать центов за полчаса. — К нам подошел мужчина-экскурсовод. — Я отведу вас в ресторан с самой экзотической кухней.
— Нет, спасибо, — сказал я, беря Изабеллу за руку. Мне не нужен был проводник; я хорошо знал этот район, благодаря тому, что провел детство всего в нескольких кварталах к северу отсюда.
А во время частых отлучек моего отца, Ники Скарпетта — грубоватый владелец салуна за углом на Пелл-стрит — выполнял своего рода роль отчима — помогал моей матери, когда не хватало денег на аренду, и заботился обо мне. Но ценить я это начал гораздо позже, когда уже вырос.
Мы продолжили путь по Мотт-стрит, миновав несколько китайских ресторанов, конкурировавших за бизнес в этом квартале: «Империал», «Порт-Артур» и «Тукседо».
— Что мы ищем, Саймон? — Изабелла сжала мою руку, когда корзина с рыбой — казалось, подвешенная в воздухе, настолько крошечным был несший её человек — материализовалась из ниоткуда и врезалась в нее.
— «Красный фонарь», вот, он уже виден. — Я указал на желтый навес, на котором были изображены китайские иероглифы рядом с рисунком простого фонаря на красном флаге.
Я притянул Изабеллу поближе, чтобы она не столкнулась с шатающимся мужчиной, который, без сомнения, провёл слишком много часов в одном из опиумных притонов или салунов Чайнатауна.
Некоторые из них рекламировались открыто; другие можно было найти только в верхних комнатах некоторых ресторанов, скрытых от общего взгляда. Их наличие принесло респектабельным китайским ресторанам по всему городу плохую репутацию.
Жители Нью-Йорка ассоциировали китайские рестораны с этими сомнительными заведениями, но на самом деле большинство связанных с опиумом посетителей и владельцев были ирландцами, англичанами, немцами или русскими. Кем угодно, только не китайцами.
В конце концов, мы добрались до угла, где в витрине «Красного фонаря» висело меню. Поднялись на две ступеньки, вошли через красные занавески, которые служили дверью, и тут же нас встретила хорошенькая миниатюрная женщина в синем шелковом ханьфу.
— Ni hao ma11? — поинтересовалась она с вежливой улыбкой. — Добрый вечер.
— Нen hao, xie xie12. Столик на двоих, пожалуйста.
— Конечно.
Вторая улыбка была более широкой, открыв желтые зубы, которые разрушили первое приятное впечатление. Возможно, она была большой любительницей чая или табака, или и того, и другого.
Мы последовали за ней в маленькое помещение, заполненное до отказа; она подвела нас к единственному свободному столику в глубине зала. Остальные посетители перестали есть и уставились на нас, потому что мы были единственными не китайскими посетителями в зале, а Изабелла — единственной женщиной, не считая пожилой дамы, обедавшей со своим сыном.
Когда мы уселись за маленький деревянный столик в глубине зала, женщина снова обратилась к нам:
— У нас есть только меню на китайском языке. Вы читаете по-китайски?
— Yī diаn13, - ответил я на одном из диалектов и по выражению лица китаянки понял, что даже в этих трёх слогах совершил пару ошибок. Я знал лишь несколько иероглифов, и в меню мог только отличить блюда из риса от лапши, не больше.
— Тогда я вам помогу, — кивнула женщина.
— Мей Лин! — донёсся голос из кухни, а за ним последовали несколько слов по-китайски.
— Прошу прощения, — пробормотала она. — Одну минуту.
Как только она отошла достаточно далеко, Изабелла наклонилась ко мне и прошептала:
— По-моему, она не похожа на анархистку.
Я мог только пожать плечами. Бертильон, возможно, и ошибался, утверждая, что преступники отличаются от законопослушных граждан чертами внешности, но в одном он был прав: мы все склонны ожидать, что преступник будет выглядеть как злодей. Таков базовый человеческий инстинкт — и я вспомнил, как только сегодня утром искал в глазах Эла Дрейсона признаки зла. Разумеется, их там не было. Худшее зло было невидимо; оно спало в сердцах и умах.
Мы подождали несколько минут, но Мей Лин не возвращалась.
— Если мы не станем заказывать что-то экзотическое, то высоки шансы, что нам понравится, — предложила Изабелла.
Мы остановили свой выбор на чайничке зелёного чая, жареном омаре с рисом и овощной лапше с салатом из бок-чой. Я жестом подозвал официанта, представившегося Чарли, и он записал наш выбор в маленьком блокнотике.
Я продолжал высматривать Мей Лин, пока разговаривал с Изабеллой, объясняя ей свои опасения по поводу этого дела, включая главную дилемму, с которой я столкнулся: как лучше всего справиться с невыполнимым требованием генерала Бингема? Как мне следить за братом Ханны и оказывать давление на свою семью Страпп?
— До сегодняшнего утра я с генералом никогда не встречался, — объяснил я. — У него репутация человека слишком прямолинейного и никогда никого не слушающего. Но я не воспринимал эти рассказы всерьез: все работники считают, что их начальство знает меньше, чем они сами, — усмехнулся я.
— А теперь ты с ними согласен: ты не доверяешь комиссару.
— Его подход абсолютно неверен, — сказал я, потянувшись за чайником, и налил чая Изабелле и себе. — Генерал — военный человек, который думает, что может бульдозером проложить себе быстрый путь сквозь все проблемы. Но люди, особенно вовлеченные в расследование, плохо реагируют на приказы или грубую силу. Гораздо лучше попытаться аргументированно убедить их в своей правоте.
Изабелла, как и всегда, была предельно пряма:
— У комиссара один подход, у тебя — другой. Это заставляет меня задаться вопросом: ты действительно против самого комиссара? — спросила она между глотками чая. — Или ты просто ищешь предлог, чтобы избежать встречи с семьей Страпп?
— И то и другое, — признался я. — Методы генерала могут насторожить наших подозреваемых — и если они залягут на дно, то наше расследование обречено. Но ты права: у меня нет ни малейшего желания встречаться с кем-либо из Страппов, тем более обсуждать участие Джонатана в анархистской деятельности. — Я на мгновение замолчал. — Не то чтобы есть какая-то особая причина избегать их. Просто эту связь я для себя закрыл и предпочёл бы больше не открывать.