Страница 13 из 66
— Кажется, это ваш кузен, детектив Грин, — сказал генерал и с притворной жалостью покачал головой. — Кто-нибудь должен когда-нибудь сделать репортаж о том, как одна половина семьи может стать порядочной, а другая — сволочной. Судя по моим наблюдениям, это случается сплошь и рядом.
— Джереми не…, - начал бормотать Говард.
Но генерал его перебил.
— Даже не пытайтесь убедить меня, что он не связан с анархистским движением. Нам виднее. У нас есть доказательства. Поэтому вместо того, чтобы пытаться защитить честь своей семьи, я хочу, чтобы вы использовали свои семейные связи, чтобы выяснить, что знает Джереми.
— Я не разговаривал с Джереми более семи лет, — произнёс, наконец, Говард без единой эмоции.
— Значит, сейчас самое подходящее время возобновить ваше общение, — в голосе генерала проскользнуло сочувствие, но тон остался деловитым. — Теперь вы один из нас, — напомнил он Говарду, на этот раз более мягко, и этот поворот фразы заставил меня задуматься, не подслушал ли он наши предыдущие комментарии. — Ваша преданность принадлежит мне. Не тем паршивым овцам, которые есть в вашей семье — а они есть у каждого из нас, — закончил он, оглядывая всех присутствующих.
Но с моей стороны он ничего не найдет — по крайней мере, теперь. Мой отец последовал за моей матерью в могилу шесть месяцев назад — и с ним же лежали похороненными любые претензии к моей семье по поводу безответственного поведения.
На том свете никто не запретит ему играть в карты. А моя сестра была уважаемой леди в Милуоки. Больше из нашей семьи никого не осталось.
— Петрович, — сказал генерал, — вы будете помогать детективу Грину. Есть в вас что-то «анархистское», так сказать.
Петрович покраснел, но ничего не сказал. Не каждый русский еврей был анархистом, но генерала явно больше интересовали стереотипы, чем реальные факты.
Ходжес начал писать второе имя на доске — и не сразу смог разобрать его, потому что его крупная фигура полностью закрывала доску от моего взгляда.
Только слова генерала заставили меня вспомнить это имя. За последние два года я ничего о нём не слышал и даже не вспоминал. Но в тот момент, когда услышал его, я внутренне содрогнулся, настолько острым было воспоминание, которое оно вызвало.
Джонатан Струпп. Брат Ханны.
— Джонатан? — переспросил я пересохшими губами.
Когда я его видел последний раз, он был серьезным мальчиком в очках с проволочной оправой, который не поднимал глаз от книги.
Поскольку он был на четыре года младше Ханны, я плохо его знал. И я не поддерживал связь со Струппами с первых же недель после смерти Ханны. Конечно, это было эгоистично — но я не мог вынести печального упрека, который, как мне казалось, я видел в глазах ее матери.
«Ты был там, — казалось, говорила она мне, — но так и не вернул её домой».
Это было правдой: в тот день, когда пожар охватил «Слокам», я помог спасти много жизней, но не смог помочь собственной невесте. И травма, которую я все еще носил — ослабевшая правая рука, которая так и не восстановилась после неправильно вправленного перелома — была постоянным напоминанием об этой неудаче.
— Насколько я понимаю, он не был анархистом, когда вы с ним познакомились? — Губы генерала изогнулись в саркастической усмешке. — Люди меняются. Теперь он стоит у власти — и если Дрейсон нацелился на судью, то Страпп в этом непременно участвовал.
Он повернулся к Савино.
— По-моему, вы с мальчишкой Страппом были школьными товарищами. Если Зилю не повезет, я попрошу вас заняться этим вопросом.
Том Савино безрадостно кивнул, но спросил только:
— Скольких человек мы ищем?
Генерал сложил руки вместе.
— Джентльмены, я полагаю, что мы напали на след крупнейшего анархистского заговора, который когда-либо видел этот город. Мы начнем с самой верхушки, с Вессона и Страппа — и будем спускаться вниз, пока не поймаем всех приспешников, которые им помогали.
Я закашлялся. Меня поразила чудовищность того, что задумал генерал. Это будет охота на ведьм, сосредоточенная на двух мужчинах и управляемая верой в вину из-за дружбы. Он был готов арестовать кучу людей — и жестоко обращаться с семьями, которые и так уже достаточно пострадали, — ради двух человек, против которых не было абсолютно никаких веских доказательств.
— Сэр, я вырос среди многих людей, которые теперь называют себя анархистами, — сказал я. — В большинстве своём — это лишь разговоры и никаких действий.
— Сперва — возможно, детектив, — сказал генерал, мрачно глядя на меня. — Но Оливер не зря говорил про журнал «Мать Земля». Это напоминание для нас, что все гнусные поступки начинаются с чего-то мелкого. Я считаю, что они начинаются с дурных идей и пустой болтовни.
— Даже если вы в это верите, генерал, семьи этих людей ни в чем не виноваты…
— Мне плевать, — резко оборвал он меня. — Я использую все имеющиеся в моем распоряжении средства, чтобы задержать виновных.
Он снова стукнул кулаком по столу, на этот раз наклонившись так, чтобы кресло не отъехало в сторону.
— Те, кого мы разыскиваем — не люди. Они — отбросы общества, которые оскверняют все хорошее своими гнусными словами. Они убивают хороших людей — даже детей — во имя своего забытого богом дела. — Он перевёл дыхание и добавил еле слышно: — Такие люди, как Дрейсон, не заслуживают даже той защиты, что дают им законы этой прекрасной страны.
— Конечно, генерал, — сказал я со всей возможной вежливостью. — Но есть ли у вас доказательства — я имею в виду веские доказательства, — что Джереми Вессон и Джонатан Страпп действительно замешаны в этом деле?
Лицо Бингема покраснело от злости, и я понял, что иду по тонкой грани между моим долгом перед этим расследованием и прямым нарушением субординации.
— У меня есть все необходимые мне доказательства, — прорычал он. — Эти анархистские отбросы получают поддержку от своих общин — от простых граждан в пивных и салунах, в библиотеках и даже в церквях. Они все виновны, — прокричал он, стуча кулаком, — все до единого! Вот почему я посылал шпионов под прикрытием, вроде Оливера, в такие места, как пивная Джастина Шваба и Тевтонский зал Фрица Бахмана. Мальчики вроде него держат ухо востро.
Он пристально посмотрел на меня.
— Мне все равно, какие у вас связи, детектив Зиль. Я не позволю вам указывать мне, как делать мою работу. Может, нога у меня и хромая, — сказал он, постукивая по креслу, — но ум острый. Мне не просто так доверили этот город.
Я напрягся.
— Я не хочу вас оскорбить, генерал. Я только хочу подчеркнуть, что мы не должны игнорировать стандартный протокол расследования, пусть даже речь идёт и об анархистах. В конце концов, вполне возможно, что судья Джексон был убит по причинам, отличным от заговора анархистской верхушки. — Я сделал глубокий вдох и продолжил, пока Бингем меня не перебил: — На месте преступления прошлой ночью были обнаружены признаки того, что у убийцы судьи мог быть другой мотив.
— Вы хотите сказать, что это сделал не анархист? — ошеломленно пробормотал Билл Ходжес. — Суд над Дрейсоном — самое крупное событие, которое этот город видел за последние годы.
— Я не утверждаю, что это был не анархист, — спокойно ответил я, — но мы должны рассмотреть возможность того, что у кого-то был более личный мотив для убийства судьи. Согласен, вариант с анархистами наиболее вероятен. Возможно, многие анархисты хотели освободить Эла Дрейсона. Но только один человек хотел убить судью особым способом.
Я продолжал, подчеркивая странные элементы, которые, без сомнения, замалчивались в официальных отчетах. Я начал свою речь из-за беспокойства за Страппов, но теперь и сам верил собственным словам.
Голубые глаза генерала за стеклами очков в проволочной оправе внимательно наблюдали за мной, и хотя слова его по-прежнему звучали отрывисто, теперь в них сквозило неподдельное любопытство.
— Я понимаю вашу точку зрения. Но ни у кого нет более личного и убедительного мотива, чем у Дрейсона. Боже правый, да ведь на кону стоит его жизнь!