Страница 39 из 55
Очередной вечер трудного дня, долгожданный перерыв между тренировками. Приняв душ и слегка освежившись, устало бреду в гостиную, в надежде поживиться чем-нибудь необычным. Уже войдя внутрь, понимаю, что в комнате я не один. В дальнем углу, с края длинного стола, на высоком стуле, как на троне, расположилась величественная девушка.
Мне кажется, что сегодня Анна еще прекраснее, чем обычно. Возможно, виной тому усталость и недоедание; а может — это правда, и красотка хорошеет с каждым днем!
Она сидит, элегантно закинув одну стройную ногу на другую. Голубые джинсы и белая майка обтягивают стройную фигуру, выставляя напоказ все ее изгибы. Белокурые волосы небрежно собраны в длинную косичку, несколько непослушных прядей покачиваются у груди. Тонкие руки опираются на стол, в изящных ладонях колышется чашка. Лицо необычайно задумчивое, и оттого кажется одухотворенным и возвышенным. Глаза смотрят куда-то вдаль, сквозь стену; губы сжаты и немного выпячены вперед. Во всем облике блондинки царит безмятежность и величие, будто она размышляет как минимум о судьбах мира и не меньше.
— Привет! — говорю в объемное пространство гостиной.
Слово летит по воздуху, не находя отклика; звук в конце концов теряется и замолкает. Подхожу ближе, чтобы приготовить порцию пищи; Анна будто и вовсе не замечает моего появления.
Взгляд блондинки медленно перетекает с предмета на предмет и, наконец, останавливается на мне. В глазах девушки появляется узнавание, почти сразу переходящее в разочарование. С прекрасного личика Анны выплескивается такое презрение, что я краснею, как ошпаренный. А она вновь отворачивается, не произнеся ни звука.
— Я что-то не то сделал? — спрашиваю шепотом, — Задел тебя или обидел?
Девушка едва удостаивает обжигающим взглядом, губы расцепляются ровно настолько, чтобы выплюнуть резкий ответ.
— Обидел? Ты для меня просто не существуешь. Как такой может обидеть?
Говорит, как с никчемным простаком; будто я жалкое надоедливое насекомое. Но хотя бы отвечает, уже плюс.
— Ты ненавидишь всех мужчин? Или только меня?
На губах Анны появляется злая усмешка; в глазах, обращенных на стену, кристаллизуется лед.
— Почему же, мужчин я люблю, — жестко произносит она, — Но с чего ты взял, что можешь претендовать на это звание?
— Э-э-э… — осматриваю себя с ног до головы.
— Или ты думаешь, что наличие дрына между ног автоматически делает тебя мужиком? — холодное негодование выплескивается наружу, мороз пробирает до костей, — Никак нет, парень. Физиология делает тебя самцом, не более.
Расстроенно морщусь. Не думал, что буду так комплексовать из-за собственного тела. Впрочем, рано или поздно чего-то такого следовало ожидать.
— Ты ведь понимаешь, что это лишь оболочка…
— Дело не в возрасте, идиот! И не в физических особенностях, — Анна грубо обрывает мое высказывание, — Честно говоря, на внешность мне вообще плевать! Важно то, что у человека внутри.
— Но ты меня совсем не знаешь.
— Да уж поверь, знаю! — девушка вновь пренебрежительно фыркает, — Навидалась достаточно; да и тебя вижу насквозь, как облупленного!
Собираюсь оправдываться, но Анна не дает вставить и слова. Она говорит, резко взмахивая то одной, то другой ладонью.
— Ты — такой же, как и все, хоть и лелеешь внутри претензию на непохожесть! Хочешь казаться крутым, особенным. Мнишь себя избранным! А на деле — обыкновенная посредственность, один из миллиардов подобных, ибо мысли всех точно таковы. Впрочем, дело не в мыслях — они не важны — дело в поступках. Ты настолько же неинтересен, насколько и предсказуем!
С трудом перевожу дыхание, меня словно по щекам отхлестали! Что за черт! Какое она имеет право так говорить?
— Ищешь моей любви и дружбы? Но сам даже близко не ведаешь значения этих слов, ибо никогда не разменивался ни на то, ни на другое. Дружба для тебя — сиюминутная прихоть, возможность весело провести время с первым встречным. Любовь — сводится к телесной близости и сексу. Ты настолько же легко бросаешь людей, как и сходишься с ними. Переродился чуть больше месяца назад — со сколькими женщинами ты спал за это время?
Поднимаю глаза, ведя несложный подсчет, но Анне мой ответ вовсе не требуется.
— Неважно! — восклицает девушка, — Думаешь, мне нужна цифра? Интересен сам факт: ты считаешь, что можно менять партнерш хоть каждый день — и это норма жизни. Для тебя секс — обыденность, а потому и отношения не приносят никакой радости помимо оргазма.
— Да в чем дело-то?! — восклицаю, поднимая ладони вверх, — Что в этом плохого? Ты так говоришь, будто я совершил какое-то преступление!
Я действительно не понимаю, о чем ведет речь блондинка, что она хочет доказать. Что секс — это плохо? Или что я какой-то маньяк? Может, она просто сама фригидная?
Анна лишь разочарованно качает головой. Тяжело вздохнув, красотка делает еще одну попытку донести мысль.
— Коль уж ты претендуешь на высокую ступень, то будь добр ей соответствовать. Если хочешь вырваться из дебрей посредственности, нужно выделяться на фоне темного океана людей, продавших свою мечту за деньги или сиюминутную радость. Отличаться, быть другим — во всем! И прежде всего — в делах. Не идти за толпой, не повторять общепринятых действий, не принимать чужих мыслей и догм, не участвовать в бесполезных ритуалах. Вести себя по-другому!
Девушка переводит дух, в ее глазах впервые появляется нечто, напоминающее сострадание.
— Чтобы добиться чьей-то любви, прежде нужно самому научиться любить. Ценить людей, а не просто коллекционировать!
Пытаюсь вникнуть, но суть сказанного ускользает, как песок сквозь пальцы. Разве я не так делаю? Я ведь ценю! И любить умею вполне сносно! По крайней мере, никто еще не жаловался…
— Не понимаю, к чему ты клонишь…
— Вижу, что не понимаешь, — вновь перебивает Анна, — Потому и общаться желания нет. Когда хоть что-нибудь дойдет, тогда и поговорим!
Резко выпрямившись, красотка уходит. В гостиной остаюсь я — растерянный и обруганный; на столе медленно крутится чашка, еще хранящая тепло пальцев Анны.
С момента моего перерождения прошло три месяца. Пятнадцать недель однообразного распорядка, чередующихся тренировок, еды и сна. Я втянулся, привык, тем более, что другой жизни не знаю. Спустя время, кажется вполне естественным медитировать, заниматься в зале три раза на день, глотать одну и ту же пищу, спать на матрасе поверх бетонного пола.
Раз в неделю меня навещает Рамирес, проверяя, насколько трудолюбиво я выполняю «домашнее задание». Стараюсь изо всех сил, и наставник регулярно хвалит, отмечая успехи. Я же, честно говоря, не замечаю особых продвижений вперед. Как и прежде не удается осознанно вызвать ни один из навыков. И более того — замечаю, что и подспудное, интуитивное их использование для меня все сложнее. Будто мозг постепенно перестраивается в другой режим, утрачивая связь с «прототипом». Пожалуй, единственный эффект, ощущаемый от занятий с Хуаном — характерное покалывание в пальцах рук и ног, появляющееся после особо долгих и настойчивых попыток совершить невозможное.
Развлечениям и отдыху в напряженном графике места практически не нашлось. Хоть я и замечал, что другие члены Сопротивления не чураются простых радостей жизни — регулярно посещают вечеринки, пропадают в заведениях, ходят по гостям. Однако, то ли из-за того, что меня считали новичком, то ли просто по причине излишней мнительности, на такие мероприятия я не был приглашен ни разу. Оставалось лишь делать свое дело, скрипя зубами и сжав кулаки.
Франко в общении оказался простым и непосредственным, даже, пожалуй, слишком. С ним у меня получается разговаривать только на приземленные, сугубо утилитарные темы. Как лучше ударить человека по лицу; сколько раз нужно поднимать штангу, чтобы увеличить силу; разновидности оружия и их преимущества и недостатки относительно друг друга; что вкуснее — лапша со вкусом курицы или говядины. Вот, наверное, краткий перечень тем, что можно легко и непринужденно обсудить с Моро. Не скажу, что с ним скучно, но порой все же хочется и чего-то большего.