Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 17

Умерла у Янека мать, – единственное родное существо, – и остался он один как перст в небольшой хате с земляным полом и печкой, которая в момент выстывала: не потому, что плохая была, а потому, что не получала нужного тепла от соломы, подбрасываемой в неё бедным хозяином.

Ян – хлопец гарный. Стройный, широкоплечий, глазастый. Надо сказать, и есть в кого. В свое время его мать, черноокая Ганна, славилась красотой по всему Прикарпатью. Но правильно люди говорят: не родись красивой, а родись счастливой. Все вокруг думали, что Ганна Горовая родилась и красивой, и счастливой.

Семья её родителей была зажиточной. Отец и мать, прежде бедняки, поженились по любви, и с первых дней семейной жизни решили: костьми лягут, а станут богатыми. Они с головой окунулись в тяжкий крестьянский труд и жадно копили каждый грош.

Щедра украинская земля, вознаграждает своих сынов за работу на ней. Стали Горовые богатеть: вот только ребенок у них был один – больше Господь не дал. Видно, подорвалась Анисья Горовая на селянской работе.

Единственная дочка, однако, такой красавицей уродилась, что грех и жаловаться: лицом светла, как ангел, черноокая щебетунья, ласковая, умница, – с трех лет в старом букваре пыталась буквы разбирать.

Как любили родители свою Ганнусю, как баловали! Учительница, из благородных, два года жила у них на всем готовом, обучала наукам юную наследницу.

Но подросла Ганна – отвезли её учиться в город, в гимназию. Как ни скучали по ней батька да матерь, а домой не забирали. И здесь сказывалась крестьянская дотошность Горовых: они твердо решили дать дочери приличное образование и найти непременно знатного мужа.

И здесь бы, верно, добились они своего, не случись несчастья. Возвращались Ганнины родители домой с ярмарки. Удачно распродали свой товар, и уже подсчитывали, как купят новую корову, дочурке модный туалет закажут, да не ссудил бог: подкараулили их лихие люди, ограбили и убили. В шестнадцать лет осталась Ганна сиротой, не приученной к сельскому труду. Пришлось ей из города возвращаться на хутор.

Могла бы она выйти замуж за хорошего, работящего хлопца, благо, желающих было много, – не вбей Ганне родители в голову, что быть ей непременно женой аристократа. Да к тому времени был у богатой крестьянки и возлюбленный. Как раз из аристократического, хоть и обедневшего рода, князь Георгий Поплавский. Его отец, Данила, чтобы поправить семейное благосостояние, нашел ему богатую невесту и уже потирал руки в предвкушении приданого невестки, как неожиданно Георгий проявил свой упрямый польский норов. Он хотел в жены Ганну и больше никого, а неукротимый отец грозил в ответ лишить сына последнего гроша: пусть небольшого, но наследства.

Не уступил никто: ни отец, ни сын. Георгий и Ганна поженились и стали жить на хуторе. К сожалению, делать они ничего не умели и потому быстро спустили всё, Горовыми нажитое. В довершение ко всему из-за их небрежного обращения с печкой случился пожар; родительский дом сгорел дотла. Пришлось молодым жить в маленькой хатенке, служившей прежде летней кухней. Не имевшего ни денег, ни связей Георгия вскоре забрали на царскую службу рядовым солдатом. Ни одного письма не получила от него молодая жена – только извещение, что погиб Поплавский при выполнении воинского долга. Янек родился уже без отца.

Мать Яна жила в их глухом углу, а мыслями словно всегда была где-то далеко. Поэтому для общения ей никто, кроме сына, не был нужен. Да и удивительная красота её, сохранившаяся до последних дней жизни, не привлекала к вдове Поплавской подруг. Кому понравится наблюдать, как, глядя на молодую женщину, теряют дар речи не только молодые хлопцы, а и доживающие свой век старики.

Поплавских на хуторе не любили. Ганна даже не балакала на ридной мове! Говорила только по-городскому и маленького сына учила тому же. Что она воображала о себе! Никогда не выйдет из дома неприбранной. Даже по воду ходила, как в церковь, не иначе, мужиков приманивала.





Бог прибрал её, когда Ганне было всего тридцать шесть лет. Выглядела она, как старшая сестра своему парубку-сыну. Застудилась, видно, в холодной хате. За неделю сгорела, точно свеча.

Бабы шептались, что по своему мужу Георгию она сохла. Мол, сына вырастила, да на тот свет и ушла.

Мать Яна была редкостной рассказчицей. И сказки у неё всегда были "про жизнь". В них добрые богачи выдавали замуж своих дочерей за бедных, но умных юношей. Знатные князья женили сыновей на деревенских красавицах. В конце концов, у Яна в голове все перепуталось, и её рассказы об отце-князе он воспринял, как очередную сказку. Как и то, что будто бы его прабабка Лизавета Поплавская, увезенная Янековым прадедом буквально из-под венца с берегов Невы в далекую Польшу, оказалась ведьмой. Тут мать, и сама путалась: то ли ведьмой, то ли ясновидящей. То ли она людей от дурного глаза спасала, то ли сама порчу на них насылала. И вроде предсказала она своему правнуку встречу с бедной красавицей и раннюю смерть через эту встречу. А ещё вроде обещала сыну этого правнука, который родится после его смерти, свой дар в наследство передать.

После смерти матери Янек пробовал найти работу, чтобы хоть прокормиться, да где на хуторе работа зимой? Тут ещё одна беда: влюбилась в него Христина, дочь местного куркуля Опанасенко. Другому кому, может, и счастьем бы показалось, что такая краля по нему сохнет, да знал Янек, что Оксану за него не отдадут. А то ещё поймают его где-нибудь сыны Опанасенко – здоровые, но дурные парни – руки-ноги переломают. Хорошо, если до смерти забьют, а то калекой оставят. Бедность научила парня мудрости: мало ли на свете красивых девчат! Зачем же зариться на то, что никогда не будет твоим?

Словом, в одно раннее зимнее утро, когда холод, как обычно, выстудил хату, слез Ян с печи, нагреб в заплечный мешок оставшуюся картошку, пару луковиц, маленький кусок старого пожелтевшего сала, закрыл на щеколду входную дверь, перекрестился на алеющий сквозь марево холодного тумана восток и зашагал в город. Только подумал: "Прощай, мамка! Может, доведётся вернуться – поставлю на твоей могиле не маленький деревянный крестик, а каменный, красивый, со скорбным ангелом, чтоб и ты лежала не хуже, чем дед Опанасенко".

Ян никогда прежде в городе не был. Только с матерью ходили изредка на ярмарку, в село Ставное. Новости на хутор доходили с большим опозданием, так что Ян ничего толком о событиях в России, да и на Украине, не знал. Кроме того, что не стало царя-батюшки; но и эта новость на сердце не легла, потому как была похожей на слухи о конце света, которым стращали старухи. Как же можно без царя-то? Кто управлять всеми будет? Уж, верно, не антихрист какой-то! Не верилось Яну, что он теперь дела вершит, а кто его власть не признает, того расстреливает, либо вешает.

Молодой Поплавский справедливо рассудил, что никакая власть на него сердиться не должна; он никому ничего плохого не сделал, и ничего другого, кроме как найти работу и трудиться на совесть, не хочет. От этих мыслей Янек повеселел и пошел бодрее, тем более что и мороз не давал расслабляться, подгонял, хрустел под ногами, трещал замерзшими ветками в лесу.

Он увлёкся ходьбой и не заметил, как кончился лес. Перед ним расстилалась искрящаяся под солнцем снежная равнина. Ян в первую минуту даже зажмурился от нестерпимого снежного блеска, а когда открыл глаза, увидел… замок! Именно такой был нарисован в книжке про рыцарей, которую давала почитать ему Христина – старинный, с четкими зубцами башен.

От опушки леса тянулась дорога, накатанная полозьями саней. Видимо, она и вела в город. Но тогда замок оставался в стороне, такой манящий и недостижимый; он был в несколько раз больше, чем церковь в Ставном, а та, по сравнению с хатами хуторян, всегда казалась парню огромной.

Замок притягивал его к себе, завораживал, и, чтобы оправдать свое желание, подойти к нему поближе, Ян объяснил себе, что дорогу в город можно сократить, если пойти через поле напрямик.

И он пошел через поле. Снег здесь слежался достаточно плотно и почти не проваливался под ногами. Кое-где на поле виднелись столбики с прибитыми на них дощечками, но он не обращал на них внимания: что там какие-то столбики, когда впереди был Замок! Именно такой, старинный, сказочный, грезился ему в снах. Яну оставалось пройти совсем немного, – уже отчетливо виднелись даже трещины в кладке стен, – как вдруг из-под ног, заставив парня от неожиданности отшатнуться, выскочил небольшой белый комок. Заяц! Беляк подпрыгнул на месте, резко скакнул в сторону – раздался страшный грохот, полыхнул огонь, и земля с размаху опрокинулась на Янека, погрузив его во тьму.