Страница 7 из 10
Голова шла кругом, мысли путались друг с другом. Я легла в постель и накрылась одеялом, прикрыв лицо, как делала в детстве, пугаясь причудливых теней от деревьев, освещенных ярким светом луны. Тут же в темноте начали кружить обрывочные образы сегодняшнего дня – зеленые глаза, говорящего о том, что за смертью следует жизнь, песочный цвет стен больничной палаты, на фоне которых бежит струйка крови из моего тела в тело человека, увиденного впервые, но будто знакомого целую вечность, кольцо на большом пальце его правой руки. В комнате было тепло, но я то и дело вздрагивала от холода. Он исходил, казалось, откуда-то изнутри.
Сон поглотил меня почти мгновенно.
Весенний дождь смывает с улиц последние свидетельства, уступившей свои права, зимы. Он так близко, что я отчетливо ощущаю аромат одеколона, вижу, почти невидимые морщинки в уголках карих глаз, обрамленных густыми ресницами, пряди волос, своенравно упавшие на лоб. Он берется за полы моего черного вельветового жакета, улыбается на левую сторону, отчего на щеке отчетливо прорисовываются две глубокие морщинки, и спустя несколько мгновений произносит одно лишь слово – «холодно». Он медленно застегивает на мне пуговицу за пуговицей, его руки замирают чуть выше моего сердца, которое готово выпрыгнуть наружу. Я опускаю взгляд на его пальцы, мокрые от капель дождя, что нещадно хлещет нас своими розгами. Теперь мне видна гравировка, сделанная мелким шрифтом на серебряном кольце – это некий иероглиф, очень замысловатый, я пытаюсь рассмотреть его получше, но вдруг, словно бы очнувшись от кошмара, делаю глубокий вдох, устремив взгляд в небо. Тьма поглощает свет…
«Холодно» слышу я тихий голос дедушки. Я совсем маленькая в своем тулупе из оленьего меха, ему приходиться присесть на корточки, чтобы помочь мне поплотней затянуть пояс. Я скольжу взглядом по его доброму морщинистому лицу, вниз, к грубым рукам рабочего человека. Рисунок на тусклом затертом кольце мне совсем непонятен, возможно, это даже надпись, но я еще не умею читать. Провожу своим детским пальчиком по холодному серебру и вновь будто падаю в бездну. Тьма поглощает свет…
Я стою около школьной аспидной доски, она полностью исписана длинными формулами, описывающими законы гравитационного взаимодействия. «Холодно», ласково обращается ко мне учитель физики. Он подходит и заботливо застегивает самую верхнюю пуговку на моем стеганом жакете, которую я обычно оставляю раскрытой. Сквозь очки с толстыми линзами, преломляясь и создавая эффект радуги, исходит свет его карих глаз. Словно паутиной, они окутаны уже вполне заметными морщинками. Опускаю взгляд на его пальцы, которые от постоянного контакта с мелом приобрели несмываемый белесый оттенок. Кажется, это санскрит, мелькает в моей голове, когда я разглядываю гравировку на кольце. Тьма поглощает свет…
Я сижу на тонкой ветке дерева, непонятно, как она не обламывается подо мной. Откусываю кусок от зеленого, незрелого яблока. В нос бьет аромат лета, с губ стекают капельки кислого сока. Я смеюсь и смотрю на брата, который, вытянув руку за большим и даже слегка покрасневшим плодом, старается не упасть с дерева. Попытка ему удается, он доволен и горд. Волосы развеваются на ветру и прилипают к влажным от сока губам. «Холодно», с ноткой разочарования в голосе говорит он и придвигается ко мне. Он застегивает маленький, едва заметный крючочек на моей льняной накидке, не понимая, что эта деталь женского гардероба служит скорей для красоты, нежели для утепления. Он совсем юный. Вроде еще ребенок, но в детских чертах лица уже проступает мужественность. Голос тоже начинает меняться. Мальчишеский фальцет отступает, уступая дорогу бархатистому баритону. Я разглядываю странные закорючки на его кольце. Яркая вспышка, внезапно поглотившая пространство, ослепляет меня, и я оказываюсь в полной мгле. Тьма поглощает свет…
Меня окутывает тишина, нарушаемая лишь частым дыханием человека, находящегося рядом. Постепенно глаза привыкают к слабому освещению. Мы сидим на земляном полу в подвале. Я почти ничего не различаю в темноте, разве что его пылкий взгляд, который словно совершает акт любви с моим телом. Чувствую тепло его дыхания на своем лице, в животе появляется странное ощущение, похожее на щекотание крыльев тысячи бабочек. «Холодно», шепчет он едва слышно, и запахивает шелковый платок на моей груди. Отголоски тусклого света, доходящие до нас, освещают его руки. Я целую его ладонь, взгляд фокусируется на кольце с иероглифом. Беззвучно произношу какое-то слово, скользя губами по его коже, мокрой от слез, что капают из моих глаз. Тьма поглощает свет…
Я проснулась, лежа на холодном паркете спальни, уже залитой ярким светом полуденного солнца. Было сложно уцепиться взглядом хоть за что-нибудь, чтобы сфокусировать зрение. Спустя какое-то время я все же заставила себя подняться. Голова раскалывалась с неистовой силой, словно накануне я получила сотрясение мозга.
Из зеркала на меня смотрело чужое лицо – уставшее, осунувшееся, глаза украшали два припухших синеватых пятна, а неокрашенные корни волос, как я и ожидала, тронула седина.
Умывшись и выпив залпом стакан воды с лимонным соком, я включила ноутбук и занялась поисками. Все время с момента пробуждения я прокручивала в голове нечто, невнятно произнесенное мной во сне. К сожалению, сложить из этих обрывков слово мне не удавалось. Первой буквой точно была «П» – я отчетливо помнила ощущение вырывающегося из легких воздуха, что разжимает сомкнутые уста. В середине – сочетание «ДЖ». Оканчивалось оно гласной – скорее всего «А» или «О». Слово было длинным, не известным мне ранее. Санскрит, осенило меня! Стоя у обветшалой школьной доски, я думала о санскрите.
Солнце уже начало свой путь за неровный горизонт мегаполиса, когда наконец я добралась до сути.
• «Пуна» – опять, снова;
• «Джанма» – рождение.
«Пунарджанма», согласно трактату Нигханту, переводится как перерождение, переход души в новую телесную оболочку после смерти человека. В обозначении на санскрите я тут же узнала иероглиф, который видела во сне.
«За смертью – рождение», – запульсировали в ушах слова незнакомца, встреченного накануне в баре. Я впервые так отчетливо услышала их.
В тот момент я в полной мере осознала ценность такого технологического достижения, как Всемирная Сеть, позволяющего в кратчайшие сроки получить ответ практически на любой из интересующих вопросов, избавляя при этом от необходимости тратить дни и ночи на поиск обрывков информации в энциклопедиях. И все же, я в какой-то мере консерватор – обожаю печатные книги – тихий шелест страниц, запах типографской краски, ощущение тонких листов меж пальцев. В этом есть что-то магическое, ведь книга – первоисточник истины, наверное, именно такое восприятие заложено в нашем генетическом коде еще далекими предками. На ветхих страницах великие умы древности записывали свои открытия – наблюдения за звездами, физические законы, философские размышления. Держать старинное издание в руках – все равно что попасть в прошлое, воочию увидеть мир глазами предков, прикоснуться к истории.
Теперь электронные книги пришли на смену ветхим томам в твердых переплетах. Это бесспорно упрощает жизнь, но отнимает целую палитру чувств, доступную лишь при чтении первоисточника. Перелистывание страниц – особое таинство, колдовской ритуал, не сравнимый с нажатием на безжизненные пластиковые кнопки.
Погруженная в размышления, я наспех собралась и выбежала из дома, едва проснувшись ранним утром следующего дня. Мне было необходимо убедиться в том, что и так практически не оставляло сомнений…
– Проводите меня к нему!
Доктор Джессика Моррис, казалось, была ошеломлена, увидев меня в своем кабинете, но, к счастью, не стала возражать против моей просьбы.
– Пойдемте, мисс Картер.
– Родственников удалось разыскать? – нетерпеливо спросила я.
– Он словно с другой планеты сюда свалился, – озадаченно воскликнула она.