Априори Life 2

– Бумажная волокита немного затянулась, Лер, но переоформление уже на финальной стадии, – Рамир встретил меня как всегда радушно и тут же усадил в кресло в своем новом офисе, окна которого, как легко можно было догадаться, выходили на главный вход в здание. Он непременно наблюдал за приездом тех или иных лиц, как с обзорного пункта, – тактика, привычка, старая школа – (называй, как хочешь) вторая натура. Не был и исключением Rolls-Royce Phantom неизменно черного цвета, из которого менее десяти минут назад в сопровождение его доверенных лиц, почти синхронно открывающих дверцу, подающих руку, распахивающих над головой зонт и прикрывающих спину вышла молодая особа в удлиненном бежевом пальто менее суток назад прибывшая в столицу.

– Рад, что ты все же уложилась в кратчайшие сроки и прилетела заявленным рейсом, – радушно приветствовал он. – Я не прогадал, кстати, с предоставленным транспортом?

Я мягко улыбнулась: – Ты же знаешь, есть вещи, которым приятно хранить верность. Вневременное исполнение стиля класса люкс современного автомобилестроения – одно из них.

– Я рад, – довольно отозвался он и расположился в кресле, напротив. – Честное слово, рад.

– Тогда мы можем перейти к делам, – тактично перебила его я. – Ты серьезно полагаешь, что юрист, ходатайствующий это дело, скончался в самом пике действующего процесса от сердечного приступа? И это на сорок первом году его жизни?

– Ты считаешь иначе? – он посмотрел на меня с неким подозрением. – Процесс в любом случае продолжает двигаться в заданном и единственно возможном для него направление, лишь в чуть замедленном темпе в свете последних событий и передачи бумаг.

– Я ничего не утверждаю, но подобная задержка может играть кому-то на руку и совсем не слабо играть. Тебе ли не знать цену времени.

– Ты кого-то подозреваешь?

– Пока никого, – я безразлично пожала плечами. – Я не совсем еще в курсе дела. Хотя один из твоих сопровождающих вызвал у меня не двусмысленную реакцию.

– Ребята из охраны? – с нескрываемым волнением встрепенулся он. – Кто там что натворил?

– Ничего особенного. Просто один из них был явно больше других рад меня видеть, а ты знаешь, что я не доверяю людям, способным искренне улыбаться в восемь утра, тем более с подобной профессией.

– Пашка! – Рамир засмеялся в голос. – Я почему-то не сомневался, что он поедет собственнолично. В свете последних событий мы с ним полностью сменили состав персональщиков, он же остался, несмотря ни на что. Сама знаешь, более компетентного и доверенного человека в данном вопросе вряд ли можно еще найти.

– Приятно осознавать, что старая гвардия все еще жива, – снова улыбнулась я. – И пашет по-прежнему не по поверхности, как я полагаю.

– Без тебя все равно должной глубины не получается, – продолжал он увеличивать дозу ванили в общении.

«Мужчины, как правило, возводят женщину на пьедестал, чтобы потом пнуть ее оттуда. Без пьедестала эффект был бы уже не тот…», – вспомнилось мне, как ни кстати. «Но раз уж кто-то выстраивает игровую стратегию, то кому-то определенно необходимо вести счет. Почему бы и нет, собственно говоря. Почему бы…»

– Все это очень мило и трогательно, Рам, – выдержав паузу, заговорила я и глубоко посмотрела ему в глаза. – Однако хватит уже любезностей на сегодняшнее утро. Введи меня, пожалуйста, в курс дела. Мне нужен полный объем информации.

– Ты все же постарайся без кардинальных методов, ладно? – подытожил Рамир под конец своей речи.

Шел четвертый час нашей беседы. Голова дымилась, но просила не останавливаться. Сколько же я упустила за это время, сколько теперь предстоит наверстать. Это как изголодавшиеся по нагрузкам мышцы, – деревянные, но память осталась. Возвращаются в форму лишь благодаря четкому комплексу упражнений. Мозг – та же мышца, и не надо уповать на природные данные.

– Какие кардинальные методы? – искренне изумилась я. – После того, как полностью подготовят пакет документов, и они будут подписаны, начнётся «война». Тебе лучше меня это известно. И после этого юриста, так некстати докопавшегося до истины, они будут искать других козлов отпущения, и подобных, не совладавших с собственным сердцем или другим каким-то своим внутренним органом, может стать очень и очень немало.

Про подставные летящие крахом компании можно вообще умолчать, не так ли?

– Так-то оно так, – с тяжестью выдохнул он. – И поверь, мне эти отсрочки тоже на руку не играют. Но у меня к тому же еще и руки связаны, – я не смогу сейчас влезать в это пекло, стоит только раз засветить там свою фамилию и, вся предвыборка полетит к чертовой матери. Я полностью полагаюсь на тебя. Мне больше некому это доверить. Более того, я не сомневаюсь, что ты справишься, несмотря даже на достаточно длительное отстранение, только у меня к тебе единственная просьба, Лерочка, – не руби с плеча.

«Как удобно, черт возьми. Как же удобно… Принимайте с почестью ношу, возложенную на вас государством, и оно будет помнить о вас, когда вы снова ему понадобитесь».

– Разве я когда-нибудь рубила с плеча? – усмехнулась я, гася в позе нарастающие нотки сарказма. – Я рубила голову с плеч. А с подобными пиндосами иные методы не работают.

И в знак восприятия замечания и законченности его обсуждения, я пустила блуждающий взгляд по столу. Рукописная бумага отчего-то бросилась мне на глаза. Кто был ее автором, не оставляло сомнений. Я смотрела на его почерк – равномерный, округлый, совершенно без наклона – явный признак гармонии ума, эмоций и не принятия опрометчивых поступков. Чего о себе я с уверенностью пока сказать не могу, хотя с некоторых пор почерк мой тоже несколько изменился.

– А отношусь я ко всем уважительно и хорошо, ты же знаешь, – продолжила я тем временем, выжидая момента для поднятия глаз. – Так ведь проще понимать, кого не жаль потом уничтожить…

… ведь иногда довериться кому-то в очередной раз, – это все равно, что дать вторую пулю тому, кто первый раз в вас не попал, лишь потому, что промахнулся. И не существует большего сожаления о поступках, чем о тех, которые совершаешь во благо других.

Серый рассвет разбавил густую мглу. Я стояла на открытом балконе в безразмерном махровом халате и, упираясь руками на парапет, медленно перелистывала карманный сборник стихов. Каким образом он оказался в этом люксовом номере, снятом далеко не с целями духовного окультуривания, для меня оставалось загадкой. И, не скрою, приятной утренней неожиданностью.

Гостиница постепенно пробуждалась. В коридоре захлопали двери, зазвучали обрывками разговоры, зажужжали пылесосы, послышались шаги. Я вдруг почувствовала голод, – впервые за последние дни. Упускать такой момент было бы жутчайшим вероломством. Я положила на столик недочитанное издание раскрытыми страницами вниз и вернулась обратно в комнату. Подхватив свое платье со спинки кресла, я прошла мимо распростертого тела на гостевом диване, переступила через пустую бутылку из-под джина и прочий бардак на полу. Там же рядом, на мятом пиджаке, нашла свои туфли и отправилась в ресторан. Проходя мимо стойки рецепции, легким кивком я поприветствовала администраторов, обе девушки мне улыбнулись мне в ответ.

Ресторан был полон. Официантки звонко стучали каблучками по паркету, проворно обслуживая посетителей. Я села за столик неподалеку от белого рояля. Молодая девушка в черном вечернем платье играла на нем песни из репертуара Синатры. Живая, не в записи, фортепьянная музыка за завтраком, – что может быть восхитительнее! А потом я медленно наслаждалась будничностью: ароматом кофе, вкусом ржаного хлеба с творогом, статьей в газете. После третьей чашки я вдруг заскучала. Неожиданно так и сильно. По Максу. Он, как воздух, которым дышишь, – его нехватку ощущаешь, наверное, только в безвоздушном пространстве. А благодаря ему, наверное, мне было до сих пор, чем дышать…