Страница 47 из 163
Всё равно! В тюрьму... в монастырь хуже любой тюрьмы замуровали. Так теперь уже и на птиц любоваться нельзя? Без всяких бус?
Ирии и так почти всё теперь – «нельзя». Даже жить.
– Одинокая птица, ты летаешь высоко...
Это что, в глубине сознания поет будущее безумие? Хотя - почему «будущее»? Судя по визитам призрака (кстати, куда делся?), Ирия спятила еще в замке.
И всё же…
Узница невольно огляделась, прислушалась...
– ...и лишь безумец был способен так влюбиться...
Рокот бьющихся о скалы волн, вой осеннего ветра. И чей-то голосок – тоненький, едва слышный. Определенно - из-за окна. Справа - со стороны стены.
А во дворе – никого.
Творец милосердный, это же поет другая пленница!
– За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться,
Чтобы вместе с тобою разбиться,
С тобою вместе разбиться,
С тобою вместе разбиться!..[1]
– Эй! – Ирия, решившись, приникла к решетке. – Кто ты? Меня зовут Ири, Ирия Таррент!
Голосок смолк. А когда Ирия уже лишилась надежды, прорыдал – громче, чем прежде пел:
– Меня зовут Ирэн Вегрэ!
Южанка. Не считая матери и Полины, южан Ирия в последний раз видела во время восстания. С одним – Анри Тенмаром – даже разговаривала. И даже...
А ещё – он погиб, пытаясь ее спасти! Что за проклятый мир - где умирает за тебя полузнакомый офицер, а предают родные люди?
– Пожалуйста!
Теперь подругу по участи слышно громче – она уже кричит! А ветер воет - соревнуется с несчастной Ирэн.
Впрочем, счастливых заключенных не бывает.
– Если когда-нибудь окажешься в Тенмаре… И встретишь Клода Дарлена… Скажи ему: Ирэн его не забыла и не бросила. Ее просто... навсегда заперли здесь!..
Глухие рыдания.
– Ирэн, я обещаю. Но ты точно выйдешь раньше меня! Если найдешь моих сестер... дочерей лорда Эдварда Таррента, скажи им: их сестра Ирия ни в чём не виновата!..
– Обещаю! Но меня никогда не выпустят!..
Заскрипевшее окошечко явило лимонно-желтую постную рожу. Новую.
– Бери еду и воду. И кончай орать! – расщедрилась на непривычно длинную фразу очередная грымза в сером балахоне.
Эти… дамы менялись уже раз пять или шесть. Очевидно, чтобы не успели сговориться с узницей.
– Еще раз заорешь – переселишься в подвал! К голодным крысам.
Крысы уже не страшны. Люди - куда хуже!
– Связанная по рукам и ногам, – напомнила подробности монахиня. Не иначе – с той, первой, вместе сочиняли. – Через денек-другой то, что от тебя останется, из подвала и вынем!
Мымра расхохоталась, довольная собственной шуткой.
Девушка быстро приняла у сушеной воблы кашу, хлеб и кувшины с водой. Грязную заберут позже.
И облегченно вздохнула, когда окошко захлопнулось. Удостаивать такую ответа – много чести. И подобной серой мыши Ирия еще пыталась что-то объяснять? Да лучше всю жизнь молчать!
Когда-нибудь дочь лорда Таррента сроет этот монастырь! На Птичьем Острове будет симпатично смотреться рыбацкая деревня. Раз уж сад здесь не разбить – слишком холодно.
Особенно - ночами. Когда прочь бежит сон. И не дают покоя прощальные слова матери. Причем – еще не самые жестокие.
... – Я никогда никого не предавала.
– Ты в этом уверена?..
Почему «сестра Валентина» бросила напоследок именно это? Тогда узница решила: чтобы оставить последнее слово за собой.
Откуда же взялись сомнения потом? Ведь Ирия и в самом деле не предавала! Никогда и никого.
2
Сад…
Розы – алые, белые, золотые, синие. А еще - фиалки, крокусы, хризантемы, астры.
Вечнозеленый сад, а в центре – древнее святилище. В сияющей радуге прохладных фонтанов.
Лучезарный алтарь богини Любви. Самой светлой и доброй - среди Живущих в Светлом Ирии. И самой жестокой. Ведь нет ничего страшнее оскорбленной любви…
...Тает столь явственный аромат роз. Мерцает призрачный свет.
Бледный силуэт у серой стены. В тонкой руке - лунная свеча. А сквозь всё это – грязный обшарпанный камень.
Старые знакомые.
На сей раз Ирия даже не испугалась. А думала - здесь только местные невинно убиенные рано или поздно в гости заявятся.
Ну и пусть бы приходили. Лучше привидения, чем никого. Сходить с ума – так сходить. Можно подумать, сады и фонтаны снятся узникам в здравом рассудке…