Маятник Судьбы

…Невольно стал «примерять» метод выколачивания показаний на себя и своих подельников. А если бы и к нам были применены такие недопустимые методы дознания и следствия? Все бы выдержали? Не наговорили бы друг на друга откровенную ложь, которая была в обвинениях каждого? Смогли бы мы выстроить хотя бы какую-то защиту, гарантированную Конституцией и другими Законами? Как все-таки хорошо, что сам никогда в своей работе не шел на такие нарушения, от осознания всего этого на душе стало спокойно.

Буквально вскоре после описанных мною событий на вверенном мне участке была совершена квартирная кража.

Надо заметить, что так называемые неочевидные преступления совершались почти каждые три дня. Если по горячим следам их не удавалось раскрыть, они откладывались до лучших времен или до поступления какой-то конкретной информации от агентуры. Конечно, тяжкие преступления, вроде убийств, изнасилований, разбоев были в приоритете – их раскрытием приходилось заниматься несмотря ни на какую занятость.

Вернусь к тому хищению. Неустановленный преступник проник в частный дом и украл все, что мог унести. В основном, это была одежда и среди нее – малиновый пиджак. Но тогда время « малиновых пиджаков» еще не наступило, и они в обиходе встречались крайне редко. Осмотр места происшествия почти ничего не дал, кроме не очень четкого отпечатка обуви. Как меня и учил старший оперуполномоченный Мухин, розыск я начал с подворного обхода – опрашивал жителей домов, которые располагались рядом с домом потерпевших. Никакой полезной информации в первые два дня получить не удалось, но я расширял и расширял круг поиска, отходя все дальше от места, где было совершено преступление. Негласных помощников-агентов у меня тогда еще не было, приходилось рассчитывать только на свое упорство и…везение. И вдруг – повезло: один из жителей, проживавший примерно в километре от места кражи, рассказал, что к нему примерно в интересующее меня время заходил незнакомый мужчина и предлагал купить малиновый пиджак. Свидетель от покупки отказался, а вот приметы неизвестного дал достаточно подробные: средних лет, невысокий, коренастый, лысоватый мужчина, на руках – тюремные наколки. Фоторобот тогда мы делать еще не умели, но информация для размышления была уже неплохая. По-видимому, мы имели дело с ранее судимым злоумышленником, уже отсидевшим срок за подобное преступление. Сделали вывод: недавно освободился и проживает где-то рядом. Хотя с детства помню поговорку, что «даже хорек не ворует, где живет». Вскоре нашел еще несколько человек, которым незнакомец предлагал купить костюм и даже того, кто купил у него этот злополучный пиджак. Как обидно было этому покупателю ворованного, когда я при понятых изымал у него это вещественное доказательство, ведь денег, потраченных на приобретение заветного пиджака, ему никто не вернет.

Оперативные работники в нашем общем кабинете по своей инициативе вели фотоальбом всех, кто попадал в поле их зрения. Фотографий в нем накопилось много. Пригласил я всех свидетелей к себе в кабинет и показал их – без суеты и спешки. Особо опасного рецидивиста Горелова узнали почти все приглашенные. Радостный спешу в кабинет к следователю Абдулову, очень опытному, с хорошим чувством юмора работнику, – он расследовал это дело и… получаю выговор за не процессуальное опознание. Получается, какой то «замкнутый круг»: чтобы найти преступника, надо показать людям его фотографии. Но сделав это, нельзя проводить официальное опознание, так как формально оно уже, якобы, произведено – но незаконно.

Нашел я этого Горелова, привез в свой кабинет и попытался склонить его к признанию – «расколоть», на сленге оперативников. Он спросил меня, сколько времени я работаю в сыске – видно почувствовал мой «непрофессионализм», в виде вежливого обращения, отсутствия угроз и рукоприкладства. А когда узнал, что работаю я опером всего несколько месяцев, как – то даже обиделся, заявив при этом, что на зоне над ним будут смеяться. Ведь изобличил-то его, опытного вора, «зеленый» совсем оперативник. Пришлось буквально просить Абдулова продолжить беседу с Гореловым. Он согласился, а через час позвонил и обрадовал: тот признался.

Ну, а на меня начальство, как говорится, обратило внимание. Кстати, тот контакт, на который пошел преступник, объяснялся просто. Оказывается, ранее следователь работал здесь же в отделе начальником уголовного розыска, и с незадачливым квартирным вором уже встречался. Друг друга они узнали. Вот и поговорили по душам… перед долгой разлукой.

Вспоминается один курьезный случай, когда я уже был руководителем всего розыска и известный всему кинешемскому преступному миру. В подчинении у меня были два младших сотрудника, которые помогали оперативникам в работе и непосредственно ловили карманников – воров, которые очень ловко доставали чужие кошельки из карманов граждан. Когда в дежурную часть начинало поступать особенно много заявлений о кражах, то это чаще всего означало, что освободился кто-то из этих «специалистов» и приступил к привычному для него делу. Вот тогда-то для моих подчиненных наступали «тяжелые времена».

Они дни и ночи пропадали там, откуда поступало особенно много сообщений о кражах.

Эту категорию преступников надо было брать только с поличным, иначе их невозможно было изобличить. И вот который уже день поступали от граждан жалобы, что у них украли кошелек из кармана на центральном рынке. По нашему учету, недавно освободился известный «щипач», как называли оперативники таких умельцев. Был он лет шестидесяти, импозантный такой, коммуникабельный в обращении. Проживал он после освобождения на улице Гагарина. По нашей классификации это был особо опасный рецидивист по фамилии Смирнов. Когда ему удавалось «разбогатеть», у него дома собирались представители криминалитета всего города, и тогда пир шел горой. Карманник был не жадным и денег «на старость» не копил, видно, рассчитывал на большую пенсию. Вся его жизнь укладывалась, как у всех «джельтменов удачи», в нехитрое правило «украл, напился, в тюрьму». Когда я пригласил его в кабинет на беседу, так он даже меня пытался сделать соучастником своих похождений, предложив долю от будущих доходов. Один из младших сотрудников, по фамилии Пазухин, устав от безуспешной слежки за Смирновым, придумал коварный план. Он к карману своей куртки, изнутри, пришил несколько рыболовных крючков, а между ними положил толстый кошелек, который слегка выглядывал из кармана. И пошел гулять по рынку, словно безмятежный покупатель. «Рыбак и рыба» в итоге нашли друг друга! Так и пришли ко мне в кабинет – как припаянные друг к другу: рука, накрепко зацепленная крючками Смирнова была в кармане находчивого младшего сотрудника. Освободили мы ее только после признания карманника в нескольких кражах. О законности такой операции мы, конечно, помалкивали, но, тем не менее, добились своего: «вор должен сидеть в тюрьме».

Не выдам государственного секрета, если расскажу о первой своей вербовке в 1980году будущего агента под псевдонимом «Петров», однако настоящие фамилии секретных помощников, в моих рассказах, все – таки будут изменены.

Пришла как-то к нам в кабинет молодая, нагловатая женщина и заявила, что ее изнасиловали. По ее словам, она вместе со знакомыми, ранее судимыми Потаповым и Голиковым, выпивала на квартире одного из них, и они над ней надругались. Опять-таки, с ее слов, она не стала бы обращаться в милицию, если бы кто-то из них один покусился на ее честь, а вот вдвоем – обидно. Насильники, между тем, и не прятались, Мухин знал их обоих и вскоре они были у нас на допросе. Правда, в этот раз Михаил ушел с Голиковым, в чей – то другой кабинет, а я с Потаповым остался в своем. Моему старшему, любитель женского тела быстро признался, а вот мой подопечный никак не желал рассказывать о своих похождениях.

Вскоре Мухин мне шепнул: « Дело в следствие передавать не будем, я решил вербовать насильника». На мой вопрос: «А как же потерпевшая?», он ответил: « Я с ней договорюсь».

И тогда в моей голове возник план по вербовке Потапова. Он, считал, что его посадят и уже смирился с этим. Мое предложение о сотрудничестве было для него «светом в конце тоннеля», и он быстро согласился помогать мне, раскрывать преступления.