Маятник Судьбы

Хорошо запомнилось первое суточное дежурство вместе со старшим,– а им оказался Мухин, который должен был научить меня работать. В районе его все знали и побаивались – он мог постоять за себя, а это здесь приветствовалось. А вот и первый вызов: сосед громко и непрерывно стучался в дверь женщины, чем нарушал заслуженный ею покой. Это была довольно бойкая разбитная бабенка, она знала многих сотрудников милиции и уж, конечно – Михаила. Мухин вкратце объяснил мне, что я как представитель власти мог вломиться в любую квартиру, избить нарушителей порядка, и даже посадить человека в тюрьму. В общем, инструктаж был, как говорится, что надо. Поднялись на последний, четвертый этаж, а там, на лестничной площадке, стоял здоровый и сильно пьяный рыжий мужик. Он своим литым резиновым сапогом методично бил в дверь, какой- то квартиры. Моего учителя он, видимо знал и явно боялся, так что сразу успокоился, пообещав уйти на свою жилую площадь – как раз напротив той, которую он хотел, так сказать, посетить. Удовлетворенные, мы спустились к машине уселись в нее -, но тут по рации дежурный сообщил, что опять звонила та, же гражданка и жаловалась на агрессивные действия соседа по лестничной площадке.

Мухину подниматься второй раз было лень, и он отдал мне странноватый приказ: «Дай ему в морду в воспитательных целях».

Я понял его буквально и вновь стал подниматься наверх. А тот рыжий хулиган видно, не запомнил меня в лицо и вместо двери попытался пнуть ногой меня. От его удара я увернулся, одновременно зацепив крюком справа, его распаленную физиономию. Приземление дебошира было жестким, но в квартире оказался еще и отец, его истошный крик: «Сына убивают!», заставил быстро меня успокоиться.

Через два дня я уже сидел в кабинете заместителя прокурора города Черноглазова. Он очень сильно заикался и сказал мне: «Если ты та…так начинаешь, то к мо…моей пенсии у…уже из тю…тюрьмы освободишься». Надо же: как в воду смотрел работник прокуратуры! И ведь сбылось его гневное предсказание!

…В очередной раз улыбнулся своим воспоминаниям. Действительно, то предсказание почти сбылось, ведь я в данный момент находился на жесткой деревянной кровати без матраса. Но успел-таки двенадцать с лишним лет отработать в милиции. Между тем сам Черноглазов давно уже умер и гораздо раньше, чем я уволился из органов.

Лично за мной был закреплен район 2-й фабрики, где я собственно, и жил. В мои обязанности входило – раскрывать все преступления, то есть устанавливать лиц их совершивших, и собирать доказательства вины всех соучастников. При этом я должен был обладать информацией обо всех людях, не желавших жить по Закону. А для этого у меня должна быть агентурная сеть, или как говорят в народе, «стукачей», которые на тайных встречах должны сообщать мне обо всех преступлениях, ставших им известными и лицах, их совершивших. По сути, многие «стукачи» сами были преступниками, но с ними был заключен своего рода договор: им прощалось ранее содеянное, но взамен они должны длительное время сообщать оперу, то есть мне, интересующую меня информацию. Все было просто и придумано до нас. За хорошую информацию «стукачам» платили деньги, и многие из них настолько были увлечены подобным заработком, что могли «продать» и мать, и отца, и тем более друзей.

Естественно, в начале своей работы я подобных секретов не знал, и никаких агентов у меня тогда не было. Деньги, выделенные на работу с таким контингентом, должны были ежемесячно тратиться, иначе сумму сокращали. Не удивительно, что в конце месяца начальник уголовного розыска Гладышев Борис Константинович, человек всецело преданный работе, буквально навязывал всем опытным операм деньги.

Кто-то просил у него шестьдесят рублей, кто- то – пятьдесят или тридцать. Я же сидел, не понимая, что за премии раздают и почему мне не предлагают, ведь моя зарплата на тот период была около ста рублей. Уже потом, когда мне присвоили звание старшего лейтенанта милиции, она немного увеличилась. Кстати, присвоение сразу «старшего» произошло потому, что по запасу в военкомате у меня именно такое звание и было.

Когда все прекратили просить деньги, начальник спросил: «Может, еще кому надо?», я не удержался и произнес: «Товарищ майор, а можно и мне рублей тридцать, а то зарплата уж очень маленькая».

Взрыв смеха двух десятков человек, был слышен, наверное, даже на улице. Я сидел красный от обиды и смущения, не понимая, чем так всех рассмешил. Когда же мне объяснили, на что должны расходоваться эти деньги, мне стало стыдно, но прошло немного времени, и я научился сам вербовать агентуру и работать с ней не хуже, чем опытные сыщики.

…Примерно так же чувствовали себя мои вновь прибывшие сокамерники, когда у них возникал очередной тюремный конфуз перед опытными «сидельцами» и сотрудниками изолятора.

На вверенном мне участке стоял винный магазин № 145, там постоянно на улице толпились нетрезвые люди, происходили драки с поножовщиной, порой со смертельным исходом. Где-то в мае 1980 года произошло убийство недалеко от входа в магазин. Неизвестный ударил ножом жертву, на глазах у нескольких свидетелей. Тот умер до приезда «Скорой помощи». К несчастью для меня все очевидцы конфликта были ранее судимые. Милицию они, естественно, не любили, «стукачей» – тем более. К этой категории такие люди причисляли даже тех, кто просто рассказал правду о случившемся сотрудникам правоохранительных органов. В помощь нам для раскрытия убийства из УВД города Иваново был направлен старший оперуполномоченный уголовного розыска Бушуев Юрий Дмитриевич. Внешне он сильно напоминал Эркуля Пуаро, всемирно известного сыщика, литературного героя произведений Агаты Кристи. Он был невысокого роста, с маленькими усиками под носом, очень умный, хороший аналитик и мастер делать правильные выводы. У приезжего опера был пронзительно ироничный взгляд, уравновешенный характер и спокойная речь. Мы с Мухиным были приданы ему в помощь. Мы должны были по очереди привозить подозреваемых – из тех, кого уже наметил Бушуев, и предварительно опрашивать их. В реалии это выглядело так: мы с Михаилом задерживали очевидца, привозили его в наш кабинет, старший при этом просил всех выйти в коридор, включая и меня. Но при этом я успевал заметить, что он засучивает рукава своей рубашки…. Потом из кабинета долго слышались глухие удары и крики подозреваемого. Когда я заходил, тот обычно уже писал явку с повинной. Причем утверждал, что именно он и есть убийца, а остальные просто стояли рядом. Хотелось бы обозначить свое отношение к рукоприкладству в кабинетах дознавателей.

Забегая вперед, отмечу, что когда я стал начальником уголовного розыска, то безжалостно выгонял всякого, кто именно так пытался раскрывать преступления. «Жертвой» моей принципиальности стал даже мой друг, в общем-то, и, неплохой сыщик Женя Малиновский. Однажды, зайдя к нему в кабинет, я увидел человека на полу, которого он ударил ногой. Сразу отобрал у него удостоверение и отнес его вместе с рапортом начальнику милиции.

Но – вернемся, как говорится, к «нашим баранам». После написания подозреваемым явки с повинной, Мухин вел его к Бушуеву, тот через постановление следователя прокуратуры задерживал его в изоляторе временного содержания. В фильмах обычно показывают, как лично следователи раскрывают дела, а опера беспрекословно выполняют их указания. Но это, мягко говоря, неправда. Следователь лишь редкий раз активно трудился по «темному делу». Вот когда сыщик приводил к нему преступника, уже успевшего признаться во всем, то действительно наступает его работа: юридически грамотно оформить то, что уже проделано опером. В результате нашей с Мухиным такой активной деятельности, в камере сидели по подозрению в убийстве уже три человека, и все при этом утверждали, что нож был именно у него, и именно – он убийца.

В наш кабинет вошел озадаченный всем этим Бушуев с вопросом: «Ну и что будем делать?».

Вот когда я понял, что опыт работы Мухина далеко не лучший и тем более, небезгрешный, что так делать нельзя, ни при каких обстоятельствах. Юрий Дмитриевич все – таки вычислил настоящего убийцу среди троих подозреваемых, именно тот показал, где бросил окровавленный нож, на котором, к тому же оказались отпечатки его пальцев.