Летунья

  "Ага, как же, в рай с таким-то характером! Да по тебе самое жаркое пекло плачет!" ― подумала я, но вслух сказать побоялась и только сочувственно покивала ей головой. Тётя Маша посмотрела на меня с подозрением. Я ответила ей таким честным взглядом, что, похоже, она мне поверила.

  Старушка замолчала, задумавшись о чём-то своём, а я воспользовалась передышкой и стала осматриваться, ища пути отступления. И тут она снова меня огорошила.

   ― Ась, а ты их уже видела? ― шёпотом заговорщика, планирующего государственный переворот, спросила меня тётя Маша.

  ― Кого? ― удивилась я.

   ― Кого, кого, ну что ты за человек, всё-то тебе объяснять приходится, ловцов душ, конечно!

  Я стерпела очередное бабкино хамство, поскольку разговор начинал принимать интересный оборот.

   ― Тёть Маш, я же новенькая, меня только сегодня привезли, ещё "не в курсе". Расскажите, кто такие эти "ловцы", ― жалобным голосом заканючила я. Бабке, видимо, понравилось моё самоунижение, она хмыкнула и уже более благодушно пояснила.

   ― Ловцы душ, Аська, это такие твари, что приходят в наш мир призраков, и утаскивают с собой любую душонку, не сумевшую от них спрятаться. Я тут уж больше трёх месяцев обретаюсь, такого понасмотрелась, тебе и в страшном сне не привидится! Ловцы эти, на здоровущих мужиков похожи, в руках у них верёвки особые с петлёй на конце, чтобы на шею, значит, набрасывать и с собой тащить...

   ― И куда же они бедные души тащат? ― запищала я от страха не своим голосом.

   ― Куда, куда ― опять закудыкала, да почём я знаю! Может в чистилище, а может и ещё куда.

  Я притихла в ужасе, представляя, как на мою тонкую шейку набрасывают страшную верёвку, и сглотнула. Но тут в моей голове что-то щёлкнуло, наверное, переключатель с "доверчивой дурочки" на "не такая уж и дурёха"" сработал. Вспомнила недавно виденный фильм, в котором были точно такие же "ловцы душ" и, причём, с верёвками.

  Подозрительно взглянув на бабку, ехидно произнесла: "Тётя Маша, это вы мне фильм пересказываете? Не стоит, я его уже смотрела, и совсем недавно".

  Бабка смутилась и фыркнула: "Ну и что, может и фильм! Посиди, поскучай тут в одиночестве, и не такое придумаешь", ― голос её звучал так расстроенно, что на минутку мне даже стало её жаль.

  Мы помолчали, провожая взглядом одинокого больного шаркающего тапками по больничному коридору. Неожиданно Тётя Маша оживилась, найдя, видимо, тему для разговора.

   ― Слушай, Ась, а тебя-то каким ветром к нам занесло?

   ― Попутным, ― вздохнула я, и, поскольку делать было совершенно нечего, поделилась своей грустной историей с любопытной бабулей. Она оживилась, слушая мой рассказ, и радостно его комментировала, в основном непечатными словами. Особенно рассердила её моя соседка Марта, из-за которой я, собственно, и пострадала. Бабка проявила недюжинную фантазию, изобретая способы расправы с ней. Меня это насмешило.

   ― И чего, скажи на милость, ты улыбаешься? Совсем ты девка, глупая, как я посмотрю. До тебя ещё не дошло, что ты там, на койке, помираешь из-за этой заразы. Что жизнь твоя молодая того ― уходит, не вернёшь? Эх, ладно я, мне уж пора, а ты-то, только жить начинаешь. Не цените вы, молодые, жизнь, вот она от вас и уходит...

  Голос бабки стал грустным, и мне показалось, что она по-настоящему меня жалеет. А я уж и забыла, как это бывает. И так вдруг самой себя жалко стало, что скривилась и заплакала. А ведь вредная бабка права, жизнь моя на волоске висит, а я тут как бабочка порхаю.

   ― Ну, Ася, перестань, не сдавайся ты так быстро, может ещё и обойдётся, ― начала подбадривать меня тётя Маша. ― Ты же вон какая молодая, крепкая; справишься.

  И она укоризненно посмотрела на меня и даже похлопала по плечу. Я вздрогнула.

   ― Тёть Маш, а почему я тебя чувствую? Привидения же...

   ―Привидения? Какие же мы привидения? ― и она хрипло рассмеялась, ― мы же живые ещё. Души мы с тобой, человеческие души. Или ты атеистка и в нас не веришь? ― она снова рассмеялась, словно ворона прокаркала.

  Я тяжело вздохнула и подумала: "Вот полчаса назад была я беззаботной, лёгкой душой, летала себе, никого не трогала. А встретила её, и теперь словно груз на спину положили, не знаю, смогу ли встать, так тяжело. Надо уходить отсюда и как можно быстрее, пока меня совсем не придавило".

   ― Эй, угрюмая, ты чего задумала-то, зачем встаешь? Не уходи, всё равно нам из этой больницы хода нет, привязаны мы к телам-то. Ну, лети, лети, всё одно вернёшься, ― услышала я вдалеке обиженный бабкин голос. Я демонстративно закрыла ладонями уши и полетела к выходу из больницы.

  Слова тёти Маши меня здорово напугали. Неужели и правда здесь застряла? Значит, это не я за своим телом летела, а оно меня на "верёвочке" тянуло? Я притормозила у стеклянных дверей, за которыми всё также лил дождь.

  Две медсестры из ночной смены курили под козырьком, смеясь, обсуждали кого-то из врачей. Та, у которой волосы были ярко-малинового цвета и грудь такая необъятная, что халат принципиально на ней не застёгивался, очень живо изображала перед своей подругой какую-то пантомиму. Вторя "сестричка", похожая на бледную тень какой-то актрисы, хихикала, икая, наверное, от смеха, постоянно вздёргивая свои нарисованные брови.

  Я немножко понаблюдала за ними, мысленно собираясь с силами. Попробовать пройти через дверь на улицу или остаться здесь? А если не получится? Да ладно! Рискну! И я...прошла. Радостно вскрикнув, облетела пару победных кругов вокруг фонарного столба и опять остановилась. А теперь-то куда? И не значит ли то, что я так легко проскочила наружу, что связь души с моим телом ослабевает, а я близка к смерти?

  Ах, бабка, бабка! Заронила ты семя сомнения в моём незрелом разуме. Но от природы, видно, я была достаточно легкомысленной, раз смогла отбросить печальные мысли и решила, может и в последний раз, но погулять по городу. Тем более что ночью я ещё ни разу этого не делала. Это означало, к сожаленью, что и парня-то у меня ещё не было. И, наверное, никогда уже не будет. Ну, вот, опять я о грустном.