Страница 19 из 20
Пауза в несколько секунд – вот и всё время, какое глава югославских партизан мог дать для обдумывания ответа.
– Спасибо, товарищ Тито, за предложение, вы оказали мне высокую честь, – ответил Елагин, когда секундная пауза вежливости истекла. – Я очень ценю ваше доверие, но я думаю, что мог бы сделать ещё много полезного в отряде Ковача. Я хочу и готов доказать именно на передовой линии, что русские не жалеют своей крови для освобождения братской Югославии от фашизма.
Ответ русского понравился. Тито окинул задумчивым взглядом Елагина, давая понять, что окончательное решение здесь принимает всё-таки он.
– Ну, что ж, хорошо, пусть будет по-вашему, – согласился Тито. – Только обратно вы вернётесь не рядовым бойцом, а командиром отряда. Горана сделаем вашим заместителем, он ещё молод и должен набраться опыта.
– Но…
– Я не приму возражений. Завтра же подпишу приказ о вашем назначении, а пока отдыхайте, товарищ Елагин.
Когда русский вышел, в комнату заглянул невысокий мужчина во френче.
– Всё слышал? – спросил его Тито; тот кивнул. – Глаз не спускать с этого русского. Хорошо, если он играет по-честному и принесёт нам пользу, а если нет, то решение должно быть только одно.
Мужчина во френче снова понимающе кивнул.
Западная Босния, август 1943 г.
Сорок третий год стал одним из самых тяжёлых для Югославии. Понимая, что контроль над территорией постепенно уходит, что партизанское движение ширится и превращается в широкий фронт сопротивления, способный выставить уже армии подготовленных бойцов, немцы решили перехватить инициативу. В начале года после личного распоряжения Гитлера в партизанские районы Югославии были переброшены несколько немецких, итальянских и хорватских дивизий. Начались полномасштабные военные действия с применением танков и авиации.
Весной, зажатый с одной стороны немецкими карателями, со второй и третьей хорватскими и итальянскими частями, отряд Елагина с боями вынужден был отступить в горы. Фашисты посчитали, что загнали партизан в ловушку и хотели неспешно закончить операцию, но Елагину удалось, оставив всё тяжёлое снаряжение и коней, перевести отряд по узким звериным тропам через горный хребет. Совершив ночной многокилометровый марш по горам, партизаны проскочили мимо карателей, вырвались из сжимавшихся клещей и растворились в лесах западной Боснии.
Не всем так повезло, как партизанам Елагина. Много отрядов было блокировано и уничтожено в те дни. Выполняя приказ Тито, уцелевшие партизанские соединения прорывались на запад. По замыслу Тито, именно западная Босния должна была стать главным районом сбора партизанских сил, местом, где начнётся возрождение югославской армии.
Всё лето прошло в жестоких боях. Елагин выполнял задачу, поставленную перед ним самим Тито, и пытался отвлечь на себя как можно больше сил противника, тем самым давая шанс другим партизанам быстрее продвинуться на запад и объединиться в крупную армию в районе Дрвара. У отряда Елагина не было постоянной базы, ему приходилось всё время менять местоположение, двигаться, уклоняясь от ударов противника, жалить его там, где тот не ожидал, и снова уходить в лес. Елагин понимал, что только высокая манёвренность и железный порядок могли обеспечить успешное выполнение задачи и спасти его отряд от разгрома. Тактика внезапных укусов и постоянного движения, по мысли Елагина, выматывала, дезориентировала врага, сковывала его действия и была наиболее успешна.
В конце августа, уходя от преследования немецких карателей, отряд Елагина двигался к горам. На пути лежало сербское село. Там Елагин хотел пополнить запасы, а потом, разделив отряд на три группы, отойти в горы. Для того чтобы выяснить обстановку, он отправил впереди себя разведчиков во главе с Деяном Ковачем. Те быстро вернулись, приведя с собой насмерть перепуганного мальчишку лет десяти.
– Нет больше села, – сообщил Деян.
– Как нет? – удивился Елагин.
– Сожгли село.
Елагин посмотрел на завёрнутого в шинель чумазого мальчишку: тот, вцепившись в кусок хлеба, мелко дрожал, и как загнанный волчонок, круглыми от ужаса глазами, разглядывал обступивших его партизан.
– Рано утром в село пришли усташи, дома грабили и поджигали, а жителей согнали… всех, мужчин, женщин и детей, в один сарай и сожгли, – сказал Деян. – В живых остался только этот паренёк. – Деян, пытаясь скрыть слёзы, отвернулся в сторону. – Там… там трупы обгорелые кругом… Взрослые, дети, даже младенцы…
Деян не выдержал: громко всхлипнул и, вытирая запястьем глаза, отошёл в сторону, чтобы уже никто не видел его слёз.
Елагин склонился над пареньком, погладил его по голове.
– Успокойся, тебя здесь никто не обидит, – сказал Елагин как можно мягче. – Тебя как зовут?
– Радко, – тихо ответил мальчишка.
– А родители где?
– Мамка, папка, сёстры, братики – все сгорели. Только я убежал… Они стреляли, но я убежал.
– Кто это они?
– Хорваты и русские.
– Русские? – не поверил Елагин.
– Да, русские, – подтвердил мальчишка.
К Елагину подошёл один из разведчиков.
– Они ушли всего часа три назад по дороге на север, – сказал он. – Идут медленно, с повозками награбленного. Мы можем перехватить их.
Елагин видел, что сейчас его бойцов занимало только одно – месть. И все ждали слова командира. Командир же должен был не столько прислушиваться к зову сердца, сколько подчиняться доводам разума. Разум же говорил, что усташи уходили на север, в противоположную от спасительных гор сторону, а это значило, что если сейчас броситься вдогонку за ними, шансов уйти от преследующих отряд немецких карателей будет совсем мало. А, значит, отряд ждёт гибель… Это с одной стороны, а с другой, если преступление окажется безнаказанным, то зачем они вообще воюют?!
Елагин оглянулся. Лица обступивших его партизан были более чем красноречивы.
– Первая и вторая рота во главе с Гораном идут через перевал. Задача: перехватить усташей и уничтожить, – приказал Елагин. – Я вместе с третьей ротой двигаюсь по дороге и перерезаю им пути отступления.
Елагин выдохнул: он всё ещё сомневался в своём решении, но отказаться от него уже было невозможно…
Горан постарался: партизаны успели вовремя и устроили засаду. Когда Елагин подоспел к месту боя, всё уже было кончено. Операция возмездия прошла более чем успешно. У партизан потерь не было, а отряд усташей был практически весь уничтожен. В плен попала только дюжина человек.
Горан подошёл к командиру.
– Тут, и правда, не только усташи были, – произнёс он, перевернув сапогом лежавшее на дороге мёртвое тело; в сторону откатилась кубанка с гитлеровским орлом, а на сером немецком мундире стали видны лычки с черепами и знак казачьих войск СС. – Это казаки, – сказал Горан и посмотрел на командира; взгляд его был непонимающий, обиженный. – Но как могли они, русские, своих же православных братьев?!..
– В живых кто-нибудь из них остался? – спросил Елагин.
Горан презрительно махнул в сторону сидевших на обочине пленных.
– С казаками можешь разобраться сам, а с усташами позволь уж мне.
Елагин согласно кивнул. К нему подвели пятерых эсэсовцев. В пыльных мундирах, с завязанными руками, потерянные и жалкие, они стояли, сгрудившись и прижавшись друг к другу плечами.
– Офицеры есть? – спросил Елагин по-русски.
Вперёд вышел пожилой усатый мужчина.
– Я командир отдельной казачьей сотни, – сказал он.
Что-то неуловимо знакомое мелькнула в чертах этого человека, в его голосе. Вдруг перехватило дыхание – Елагин узнал пленного. Это был Мухин… Да, это был он, есаул Мухин! Постаревший, поседевший, с впалыми, дряблыми щеками и поредевшими, обвисшими усами, с растерянным, безумным взглядом, в немецкой форме с лычками СС, но это был он!
Мухин тоже узнал своего бывшего товарища и командира. Совершенно не ожидая увидеть знакомого среди пленивших его партизан, Мухин вдруг удивлённо моргнул, а потом улыбнулся вяло, широко, как будто по-детски, виновато и беспомощно, и эта глупая улыбка приклеилась к его худым, потрескавшимся губам.