Цветные этюды

– Не признаёте меня, Яков Соломонович? – Старик тихо и беззубо осклабился.

Нет, Фридовский не признал старика.

– Процесс эсеров, двадцать второй год, – сказал тот. – Щайкин моя фамилия, не помните?.. Впрочем, нас там много было, всех и не упомнишь… Моя первая советская ссылка, – почти мечтательно проговорил старик, словно вспоминая отпуск на море. – Вы уж извините меня, Яков Соломонович, но я не от себя только, а от имени многих других стараюсь, и живых ещё, и уже мёртвых. Считайте, долг отдаю старый, да и лагерным нашим помогаю.

Фридовский подозрительно посмотрел на старика, фамилию и лицо которого так и не вспомнил.

– Я буду главным свидетелем по вашему делу, – промолвил Щайкин, всё так же торжественно улыбаясь своим беззубым ртом.

Теперь Фридовский всё понял. Сначала он был оглушён признанием старика, сидел неподвижно, и только большие тёмные навыкате глаза, застыв, лихорадочно блестели, выдавая сильное внутреннее смятение. Потом Фридовский резко рванулся вперёд и вцепился руками в горло Щайкина… Конвоир оказался проворнее. Ударом приклада он отбросил Фридовского в сторону, в угол кузова, и добавил ещё там несколько раз для успокоения. Всю оставшуюся дорогу Фридовский лежал неподвижно и приглушённо скулил, размазывая по лицу кровь и слёзы.

В райцентре Фридовского судили за контрреволюционную деятельность. Ему, еврею, приписали восхваление Гитлера и шпионаж в пользу Германии, приговорили к расстрелу и расстреляли через две недели. Главный свидетель обвинения Щайкин ненадолго пережил Фридовского, он умер через месяц в лагерном лазарете от истощения.

Число три, видимо, было пределом везения Фридовского, и четвёртого случая для спасения не представилось.

Восточная Босния, май 1942 г.

В памятную осень сорок первого группа Елагина проделала долгий и опасный путь из Черногории в восточную Боснию. Чётники Елагина шли в основном через леса, в сёла заглядывали редко, только лишь, чтобы запастись провизией и немного отдохнуть. Пару раз они чуть было не нарвались на немецкие патрули, но осмотрительность и дисциплина помогли им избежать ненужных столкновений.

Найти партизанский штаб Тито им, конечно, не удалось, но Деян удивительным образом через дальних родственников всё-таки смог разыскать своего брата Горана – тот руководил крупным партизанским отрядом в лесах Боснии. Бывшие чётники влились в ряды коммунистов, и были приняты, на удивление, дружелюбно. Сложнее было с Елагиным. Тот не скрывал, что был когда-то русским офицером, участвовал в белом движении и воевал против Советской власти в России. Только под личные гарантии своего брата Деяна командир отряда Горан Ковач оставил Елагина на свободе и разрешил стать рядовым бойцом партизанского отряда.

Несмотря на возраст, Елагин делил военные лишения наравне со всеми, участвовал в засадах и ночных рейдах, ходил в разведку, минировал железные дороги, нападал на посты оккупантов. Было очень тяжело, сил не отставать от своих товарищей по оружию хватало с трудом, иногда годы подлым образом давали о себе знать булавочными уколами в сердце, и происходило это в самый неподходящий момент, но Елагин терпел, стараясь не показывать своей слабости. Мысль о том, что он защищает историческую справедливость, участвует в великом и правом деле освобождения мира от нацизма, придавала некий смысл жизни Елагина, заряжала энергией действия. Смерти он совершенно не боялся, и потому, вероятно, пули его обходили стороной. Елагин умел и любил воевать, вспоминая премудрости своей военной профессии как соскучившийся по своему уже давно забытому делу ремесленник.

Через некоторое время слухи о том, что в отряде Горана Ковача воюет русский офицер, распространились среди партизан и достигли даже Верховного штаба. И вот в один из майских дней сорок второго года к Горану прибыл гонец. Он передал приказ отправить русского в расположение штаба. Нельзя сказать, что русских было много среди югославских партизан, совсем нет, но Горан, тем не менее, не мог понять, чем так успел отличиться или, напротив, провиниться, Елагин, раз его вызвали в штаб к самому Тито, а ему, командиру отряда, даже не сообщили причину вызова.

Верховный штаб располагался в крупном селе в одном из освобождённых партизанских районов Боснии. На околице сопровождавшие Елагина партизаны передали его в руки охраны штаба, а те в свою очередь проводили его до большого каменного дома в центре села. Во дворе дома Елагин просидел около часа, пока к нему из дома не вышел хмурый молодой человек в английском кителе и старой югославской фуражке с красной звёздочкой вместо кокарды.

– Товарищ Елагин? – спросил охранник.

– Да.

– Оружие сдайте, пожалуйста.

Елагин снял кобуру с пистолетом и передал её охраннику. Тот кивнул.

– Пройдёмте со мной, вас ожидают.

Партизан провёл Елагина внутрь дома. В одной из комнат только что закончилось совещание, там было много народа. Когда Елагин с сопровождающим вошли в комнату, один из мужчин, вероятно, самый главный, приказал всем выйти. Все беспрекословно подчинились, и Елагин остался один на один с главным.

Крепкий, мускулистый с каменным римским лицом, он сидел за широким гостиным столом и, откинувшись в кресле, ел яблоко. Как только все вышли, главный отложил на тарелку недоеденное яблоко, смахнул маленькую косточку с руки, быстро встал и подошёл к Елагину. Широкая улыбка преобразила необычайно суровое, каменное лицо, оно в момент сделалось открытым и добродушно-приветливым.

– Здравствуйте, товарищ Елагин. – Широкая ладонь властно стиснула правую руку Елагина.

– Вы знаете, кто я такой? – поинтересовался главный, с непонятным любопытством заглядывая в глаза Елагина.

– Я догадываюсь, – неуверенно ответил Елагин, голос его дрогнул. – Вы товарищ Тито.

– Да, – с явной гордостью и нескрываемым удовольствием от оказанного впечатления подтвердил главный, словно старого знакомого похлопал Елагина по плечу и движением руки предложил сесть на стул.

– Да, я Тито, – с театральной торжественностью повторил лидер югославских коммунистов, обошёл широкий стол и сел в своё кресло. – Как вы думаете, товарищ Елагин, мы первый раз с вами встречаемся?

Елагин был совершенно сбит с толку: мало того, что его с непонятной целью пригласил к себе коммунистический вождь, так он ещё и говорил с ним языком загадок. Всматриваясь в улыбающееся лицо, Елагин готов был поклясться, что, хоть и знал его по многочисленным описаниям, видел его впервые в жизни.

– Не буду вас более смущать, – Тито перешёл на русский язык. – Всё равно вы меня не вспомните, как бы ни старались, а вот я вас запомнил очень хорошо… Август восемнадцатого, бой в районе Вольска, не припоминаете?

Елагин растерянно кивнул, хотя ясности это напоминание не придало никакой.

– Я был одним из тех красных интернационалистов, которых вы помиловали тогда, – объяснил Тито. – В тот день я обещал себе запомнить фамилию того человека, которому обязан своей жизнью и отплатить ему добром в случае встречи. Я знаю, что белые тогда расстреливали всех иностранцев, которые попадали им в плен, – таковы были нравы той войны. Но вы поступили по-другому, и тем самым спасли не только меня от смерти, вы спасли и наш народ, и нашу страну Югославию, – с абсолютной серьёзностью заявил Тито.

Новость ошеломила Елагина, а искренняя патетика, с которой она была сообщена, немного даже напугала. Елагин не нашёлся что ответить.

– Я… Для меня это такая честь… и такая неожиданность, – бормотал он, пытаясь всё-таки найти приличествующие обстоятельствам слова и вспомнить наконец все обстоятельства того давнего боя под Вольском.

Тито видел трудности русского офицера. Он ободряюще положил свою руку на плечо Елагина и снисходительно улыбнулся.

– Признаюсь, я не ожидал увидеть вас на нашей стороне баррикад, но, честное слово, очень рад таким обстоятельствам, – сказал Тито. – Мне всё равно, кем вы были ранее и против кого воевали, вы сейчас с нами, а наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! – процитировал он Молотова и по-деловому перешёл к более конкретным предложениям: – Ваш опыт боевого офицера, командира – о, я хорошо помню, как вы всыпали нам тогда под Вольском! – сейчас, как никогда, востребован. Мне нужны такие люди в Верховном штабе. Мы создаём новую югославскую армию, и профессионалы нам крайне необходимы. Уверяю, вам мы найдём достойную должность при штабе… Итак, ваше решение?