Страница 11 из 30
-- У вас такие красивые ноги,-- сказал Арнольд.
Гретхен посмотрела на свои дешевые коричневые туфли на низком каблуке.
-- Вполне нормальные,-- скромно сказала она. Но в душе Гретхен считала, что у нее действительно очень красивые ноги, узкие, не длинные, с тонкими стройными лодыжками.
-- В армии я стал настоящим экспертом по ногам,-- сказал Арнольд таким тоном и так естественно, как другой сказал бы: "В армии я научился чинить радиоаппаратуру"; или: "В армии я узнал все о карточных играх". В его голосе не было никакого сострадания к себе, и Гретхен стало жалко этого неуклюжего, тихого парня.
-- У вас все будет в порядке,-- поспешно сказала она ему.-- Медсестры говорили, что врачи сотворили чудо с вашей ногой.
-- Да,-- фыркнул Арнольд.-- Прошу вас, ни с кем не спорьте по поводу того, что старик Арнольд в скором времени многого добьется.
-- Сколько вам лет, Арнольд?
-- Двадцать два. А вам?
-- Девятнадцать.
-- Прекрасный возраст,-- широко улыбнулся он.
-- Да, вы правы! Если бы не война!
-- А я не жалуюсь,-- сказал он, затягиваясь сигаретой.-- Благодаря войне я уехал из Сент-Луиса. Эта война сделала из меня настоящего мужчину.-В его голосе явно звучала скрытая насмешка.-- Я уже больше не глупый деревенский парень. Теперь мне известны правила взрослой игры. Я повидал множество интересных мест, познакомился с многими интересными людьми. Вы бывали в Корнуолле, мисс Джордах?
-- Это в Англии? Нет, не приходилось.
-- Джордах...-- задумчиво произнес Арнольд.-- Ваша семья из этих мест?
-- Нет. Из Германии. Мой отец родом из Германии. Во время Первой мировой войны он служил в немецкой армии. Его, как и вас, ранило в ногу.
-- Ну и как, врачи отремонтировали его? -- фыркнул Арнольд.-- Ваш отец бегает?
-- Он немного прихрамывает,-- осторожно сказала Гретхен, чтобы не задеть чувства Арнольда.-- Но хромота, кажется, ему почти совсем не мешает,-- поспешно добавила она.
-- Да, Корнуолл,-- Арнольд, сидя на столе, задумчиво раскачивался взад и вперед. Казалось, ему уже давно надоели все эти разговоры о раненых, о войнах.-- Там, в Англии, растут пальмы, в этих маленьких старинных городках, по сравнению с которыми Сент-Луис выглядит так, словно его построили только позавчера. Там -- большие, широкие пляжи. Да, да, Англия, одним словом. Какие приятные там люди. Гостеприимные. Приглашают к себе домой на воскресный обед. Они на самом деле удивляли меня. Мне всегда казалось, что англичане спесивы, высокомерны. Таково было обычное мнение в тех кругах, в которых мне приходилось общаться в Сент-Луисе, когда я там жил.
Гретхен чувствовала, что он над ней подшучивает, правда, беззлобно, с легкой иронией, проскальзывавшей в его вежливых фразах.
-- Люди должны больше узнавать друг о друге,-- сказала она твердо, но ей не понравилось то, что она сказала. Она сама себе показалась напыщенной, но Гретхен тут же быстро избавилась от этого неприятного чувства. Она вдруг осознала, что ее беспокоит и тревожит, заставляет защищаться -- его мягкий, с южноамериканским акцентом, лениво звучащий голос.
-- Конечно, должны,-- согласился он с ней.-- Конечно.-- Он, опершись на руки, повернулся к ней лицом.-- Ну что, например, я должен узнать о вас, мисс Джордах?
-- Обо мне? -- от удивления она тихо рассмеялась.-- Ничего. Кто я такая? Всего лишь девушка-секретарша в маленьком офисе, в маленьком городке, которая нигде, кроме своего городка, не бывала и которая вряд ли куда-то уедет из этого городка.
-- Нет, я с вами не согласен, мисс Джордах,-- серьезным тоном возразил Арнольд.-- Я с вами категорически не согласен. Я видел много девушек. Но впервые вижу девушку, которую ждет большое будущее. Вас ждет большое будущее. У вас есть особый стиль поведения, самообладание. Могу поспорить, половина лечащихся здесь парней не раздумывая предложили бы вам руку и сердце, если бы вы только подали знак, намек, что одобряете их поведение.
-- Пока я не собираюсь замуж.
-- Конечно нет, о чем разговор,-- кивнув, спокойно отозвался Арнольд.-Какой смысл спешить? Но такой красивой девушке не надо быть затворницей.-Он загасил сигарету в пепельнице на столе, полез в карман своего халата, вытащил другую из пачки, но не зажег.-- В Корнуолле у меня была девушка. Мы с ней встречались целых три месяца,-- сказал он.-- Самая красивая, самая веселая, самая любящая девушка, о которой только может мечтать любой мужчина. Она, правда, была замужем, но нас это не тревожило. Ее муж еще в 1939 году уехал в Африку, и, по-моему, она даже забыла, как он выглядит. Мы вместе ходили в пабы, и, когда я получал увольнительную, она готовила дома для меня обед, а потом мы страстно занимались любовью, чувствуя себя так, будто мы -- Адам и Ева в райском саду.-- Он помолчал, задумчиво разглядывая белый потолок большой пустой комнаты.-- Там, в Корнуолле, я стал человеком,-- продолжал он.-- Да, армия действительно сделала из меня мужчину, из меня, маленького неприметного Арнольда Симмса из Сент-Луиса, но увы, наступил тот печальный день, когда наша часть получила приказ отправиться на фронт.-- Он замолчал, по-видимому вспоминая тот маленький уютный курортный городок с пальмами, веселую, жизнерадостную, нежную девушку, забывшую про своего мужа.
Гретхен сидела молча, стараясь не двигаться. Она всегда приходила в смущение, когда говорили о сексе в ее присутствии. И не потому, что она до сих пор девственница, это, так сказать, ее добровольный выбор, и выбор сознательный, ее смущала неспособность без смущения воспринимать секс и все, что связано с интимными делами, даже во время разговоров в кругу своих знакомых девушек. Пытаясь разобраться в причинах такой реакции, Гретхен поняла, что в таком ее отношении к сексу виноваты прежде всего родители. Их спальню от ее комнаты отделял лишь узкий коридорчик. В пять утра она слышала медленные, грузные шаги отца, медленно поднимающегося по лестнице, его низкий, охрипший пропитый голос, его уговоры, протесты и жалобное стенание ерзавшей по кровати матери, а потом шумную возню. Отец силой добивался своего. А утром невыносимо было смотреть на мать, на непроницаемое лицо-маску мученицы.
И вот сегодня, поздно вечером, в этом уснувшем госпитальном корпусе Гретхен впервые говорила о сексе с посторонним мужчиной, чего она никогда прежде себе не позволяла ни с одним человеком. Ее насильно, против ее воли, превращали в свидетели полового акта, пусть даже призрачного, но все равно полового акта, который она всегда стремилась вытеснить из своего сознания. Адам и Ева в раю. Два сплетенных человеческих тела: белое и черное. Она не хотела думать об этом, но ничего не могла с собою поделать. Но в откровенности этого парня был заложен определенный тайный смысл, определенная цель, ее никак нельзя было принять за ностальгические, навеянные ночью воспоминания солдата, вернувшегося с войны. Нет, в этом мелодичном, плавном шепоте была скрыта какая-то цель. Она догадывалась, что такой целью является она, Гретхен, но она гнала от себя эту мысль.