Страница 28 из 37
Дара
Мы не помчались вслед за толпой.
– Успеем, – заявил Геллан и повёл нас к башне.
Огромное уродливое сооружение, надо сказать. Не совсем башня – бывший замок скорее. Мейхоновый, покорёженный временем и, наверное, войной. Он лежал, как раненое животное, что приползло в Бергард умирать. Из уцелевшего – как раз та самая башня, куда стягивались люди полюбоваться фонарными узорами.
Нам повезло: большая часть народа хлынула смотреть представление, забавлялась на игрищах или танцевала. Толпились только приезжие вроде нас.
Наверное, башня для того и существовала – наблюдать за городом. Высокая и тёмная, она терялась в вечернем небе. Прочная, как клятва и такая же неубиенная.
Наверх можно было попасть по винтовой лестнице, пересчитав сотни ступеней, или в подъёмном механизме – что-то вроде лифта. Первый механизм, что я увидела здесь.
Добротная массивная клеть со сквозными окошками в самом верху. Мы попали в неё своей компанией, и я в душе порадовалась, что никто из чужих к нам не присоединился.
Зеосский лифт взмыл вверх плавно и легко. Не знаю почему, но стало страшно, я даже вскрикнула. Я думала, что старое чудовище будет скрипеть, охать, ползти медленно и рывками; что цепь будут с натугой накручивать какие-нибудь рабы, спрятанные где-то там, внизу, и поэтому плавное скольжение, привычное в моём мире, удивило и напугало.
– Только не говорите, что у вас есть электричество, – пробормотала, поёживаясь. В открытые «окошки» залетал ветер, но колбасило меня не от холода.
– Магические кристаллы, – пояснил Геллан. – Я не знаю, как они действуют, но подъёмник исправно работает много лет. Может, их меняют – никогда не интересовался. Если хочешь, расспросим Ренна.
Из клети мы вышли на смотровую площадку – круглую, с изящными каменными перилами. Я задохнулась от красоты. Рядом ахнула Мила.
Не знаю, какой гений строил город и когда. Он был квадратным. В центре – площадь с идеальными, как под линейку, краями. А дальше, на равных расстояниях, шли улицы, подчиняясь всё той же геометрической фигуре.
– Странно как. Будто выстроили город вначале, а потом только люди заселяться начали. Так не бывает. Вот чтобы совсем идеально.
– Бергард когда-то был драконьим городом. Очень давно. Безупречная планировка осталась с тех времён.
– Так не бывает, – возразила я. – Со временем геометрия должна была нарушиться: меняются люди, строятся новые здания, а здесь словно всё застыло с тех времён, когда кто-то создал Бергард. Хоть где-то должна была появиться ломаная линия, выбивающиеся из общего рисунка элементы. Так мне кажется. По крайней мере, на окраинах.
– Ты ищешь рациональное там, где его может не быть, – сказала Росса, задумчиво вглядываясь вдаль. – Геллан однажды пытался объяснить тебе, что здесь, на Зеоссе, многое не поддаётся логике. Даже если мы найдём старожилов или обратимся к властительнице Бергарда, вряд ли кто тебе вразумительно объяснит, почему за столетия не нарушена ни одна линия города.
Знаете? Было в том, что я видела, нечто странное. Не могу объяснить, но, когда эйфория от разноцветных фонариков спала, я словно другую картину увидела. Квадраты будто засасывали, жили своей жизнью, шевелились, двигались, как игрушечный поезд. Казалось: ещё немного, и я пойму что-то важное, но Иранна сжала мою ладонь, я моргнула, и наваждение спало.
– В такие иллюзии лучше не попадать, Дара, – жестко сказала муйба. Хотелось закидать её вопросами, но она покачала головой, давая понять, что не ответит. Не сейчас или никогда? Как же всё сложно-то…
Ни о чём больше думать не могла, пока, притихшие, спускались вниз. Очередные тайны без разгадки, начинавшие тяготить и раздражать.
Мы брели молча, словно опьянённые. Не знаю, как другие, а я всё видела перед глазами игрушечный поезд, что мчался по рельсам – не по кругу, а по квадрату, но так же замкнуто и монотонно. Отчего-то было страшно, но я никому не могла признаться в этом. Да мне и признаваться не в чем: они и так видят, если хотят.
Горячая ладонь Геллана сжала мою руку. Я вздрогнула. Он хотел поддержать меня, сказать, что рядом, что не нужно бояться. Я понимала, но легче не становилось. Накатило оцепенение, предчувствие чего-то важного или дурного. Того, что ждало нас впереди.
– В праздник Зимы жгут костры и развлекаются. Хочешь посмотреть? – Геллан попытался меня отвлечь. Я сглотнула ком в горле и согласилась. Лучше веселиться, пока есть время. Потом его может не быть.
Костры горели везде. Народ толпился и возбуждённо кричал. Я оживилась. Интересно, у них то же самое?
– У нас прыгают через костёр. Правда, летом. Здесь так же?
Они рассмеялись. Дружно, но по-доброму. В такие моменты я любила смотреть на их лица. У Милы – тонкий румянец на щеках, робкий, как луч рассветного солнца. У Ираны лицо смягчается и делает её красивой, аж глаза хочется прикрыть. Росса хохочет задорно, заливисто, заразно. Этому смеху хочется вторить, потому что он очень искренний и с огоньком. Но лучше всех смеётся Геллан: от его смеха светлеет на душе – не раз замечала.