Страница 17 из 32
– До совершеннолетия права на властвование принадлежат старшему в семье. Динь Мила пока не в праве наследования. Договорённость с Гелланом была, иначе я не явился бы на следующий день после его отъезда. Такие вести не сразу доходят к соседям. Вы это знаете лучше всех. Замок… замок примет меня, как со временем примете и вы.
– Ой, не жди, Лерран, не жди! – издевательски пропела ведьма с голубыми волосами.
– Я и не жду, – сказал холодно, но без злости и ярости. Ровно-ровно, как искусный стежок на хорошо выделанной коже, – но будет так.
– А на кой ты нам сдался, Лерран? Долина вполне может обойтись без твоих забот и властительных замашек, – подал голос плечистый крепыш.
– Потому и сдался, чтоб не зарывались. – ещё больше холода с вкраплением металла.
– Будешь махать кнутом, как Пор? Насиловать девок и устраивать бойни? Мы ведь помним тебя, Лерран. Ты отирался здесь, спаивая покойного динна.
Последние слова произнёс хмурый мужик с огромными кулачищами и плечами, как сваи. Видимо, местный угар.
– Я отирался здесь, потому что хотел для вас лучшей жизни. И никто не может упрекнуть меня, что я похож на Пора.
Леррану легко давалась убедительная ложь, которую не так просто разгадать даже самым проницательным. Впрочем, меданы подобными талантами не блистали. Тем более, что он не сильно кривил душой, вещая о своих добродетелях: насилие и неприкрытая жестокость не в его характере. Другими способами добиваться своего намного приятнее. Куда проще приручить и исподволь заставить есть из своих рук.
Меданам возразить было нечего, но сдаваться они не собирались.
– У нас есть властитель. И мы не примем тебя, Лерран, – твёрдо заявила рыжая Ивайя. Её поддержал одобрительный гул голосов.
Настало время выложить главный козырь, чтобы не впадать в бесполезные споры. Лерран не сводил немигающего взора с толпы – напряженной и готовой возражать. Пусть. Сейчас они станут мягче. Главное застать врасплох и атаковать.
– Я не буду напоминать о тяжёлых временах, когда слабая властительница не сумела управлять своими землями и уберечь своих людей. Это в прошлом. Не стану упрекать Геллана, который ради жизни одного человека легко бросил на произвол Обирайны вас, Долину, Замок. Бросил, не заботясь, что будет завтра.
– Неправда! – выкрикнул кто-то из глубоких дебрей людской гущи, но Лерран не дал подхватить праведное возмущение.
– Я достаточно долго слушал вас, – отчеканил холодно, с такими нотами в голосе, что, зашумевшее людское море на миг притихло, – настало время до конца выслушать меня. Геллан уехал – это правда. Пусть по благородным мотивам, но его больше здесь нет, и неизвестно сколько Обирайна будет мотать его по зеосским нехоженным тропам.
Что он сделал для вас? Отвёл блуждающую бурю, которая чуть не сгубила Долину и оставила вас без домов и еды? Нет. Сумел наладить быт и процветание? Нет. Чужая девчонка сделала за короткий срок больше, чем ваш властительный Геллан за год.
Он никогда не был частью этих земель. Той частью, что прорастает корнями насквозь и не может жить без этого воздуха, гор, традиций. Слишком чужой и слишком отстранённый. Слишком неопытный, чтобы дать земле и людям всё, что надо. Он пытался, но не смог. И быстро сдался, как только Обирайна припёрла его к стене.
Меданы молчали. Плотно сжатые яркие рты – презрительные и непримиримые. В глазах – упрямство. «Говори, говори, мы потерпим» – читалось в каждой напряжённой фигуре. О мужиках и говорить нечего: недобрые взгляды могли пробить дыры в теле насквозь. Если бы мужчины умели делать подобное. Хвала диким богам, не дано.
– Он был добр, но это всё. – слова лились легко, сеть плелась удачно. Ничего, что они злятся и не хотят смириться. С такими воевать – удовольствие. – Но после Пора кто угодно покажется добрым и великодушным.
– Ты почему-то добрым не кажешься, – съязвил кто-то.
– Не собираюсь казаться, – заморозил взглядом и голосом, – собираюсь быть. Когда я сказал, что хотел лучшей жизни для вас ещё когда был жив Пор, – это не пустозвонство. Уже тогда я помогал вам.
– Да неужели? – интересно, они когда-нибудь молчат?..
– Чуть больше года назад Пор провёл чистку в Долине.
Толпа замерла. Наконец-то. Стало тихо так, что завибрировал воздух от шумного дыхания разноволосых женщин. Кто-то, не сдержавшись, всхлипнул.
Лерран ещё раз обвёл толпу глазами, сделал ровно три вдоха и выдоха. Спокойных, размеренных, расслабленных. Не стоит торопиться, пусть подождут.
– Я верну детей.
Сказал тихо – не было нужды повышать голос. Его и так услышали – ловили каждый звук, что срывался с тонких скульптурных губ. Сказал и, развернув лошадь, отправился прочь, не дожидаясь, пока поднимется буря. Сейчас не время отвечать на вопросы и смотреть в искаженные мукой и надеждой меданские лица.