Страница 8 из 18
Но не успел он присесть у трупа, как черноголовый людин подкрался к нему и стал шептать на ухо: «О Спитама! Слишком многие ненавидят тебя здесь. Счастье твоё, что смеялись над тобою: и поистине, ты говорил, как скоморох. Счастье твоё, что ты пристал к мёртвой собаке; унизившись так, ты спас себя на сегодня. Но уходи скорее из этого города – или завтра я перепрыгну через тебя, живой через мёртвого» – Сказав это, людин исчез так же неожиданно, как и появился.
*
Провожаемый последними аккордами обвислых струн-извилин населенцев города Пёстрой коровы, ближе к вечеру он постучался в дверь одиноко стоящего дома, из стен которого донеслось:
– Кто идёт ко мне и нарушает мой скверный сон?
– Живой и мёртвый, – отвечал Заратуштра. – Дайте мне поесть и попить; днём я забыл об этом. Тот, кто кормит голодного, насыщает свою собственную душу: так говорит мудрость.
Получив хлеб и вино из костлявых рук, Заратуштра услышал причитания отшельника, поддержав затем короткий разговор:
– Здесь плохой край для голодающих – поэтому я и живу здесь. Зверь и человек приходят ко мне, отшельнику. Но позови же своего товарища поесть и попить, он устал ещё больше, чем ты.
– Мёртв мой товарищ, и было бы трудно уговорить его поесть.
– Это меня не касается. Кто стучится в мою дверь, должен принимать то, что я ему предлагаю. Ешьте и будьте здоровы!
«Спутников ищет созидающий, а не трупов, а также не стад и не верующих, но созидающих, кто пишет новые ценности на новых скрижалях. И ты, мой первый спутник, оставайся с благом! Хорошо схоронил я тебя в дупле дерева; молния скоро ударит в него…» —
Так прощался Заратуштра с канатным плясуном, со своей первой тенью. Его ждал порт.
Часть II. За Вторым морем
В Ындее
На таве, корабле индийском, плыл Заратуштра по морю целый месяц, не видя в тумане ничего. Утром, на первый день другого месяца завиделись скалы, и люди на палубе вскричали: «Олло перводигер, Олло конъкар, бизим баши мудна насинь больмышьти!17»
«Зачем они так говорят? – подумал Спитама. – Если можно сказать понятнее: «Боже, Господи, Боже, Боже вышний, царь небесный, здесь нам судил ты погибнуть!»
Капитан – эмир морей, – рассвирепев, приказав команде угнать владельцев телячьих воплей в трюм, лихо отрулил мимо похоронной процессии матёрых зубцов и, довольный собой, затянулся трубкой…
Отступала Великая ночь на Великий день, и смотрел Заратуштра на звёзды, как Волосыны да Кола в зорю вошли, а Лось главою стоял на восток.
– Скоро – конец пути, – подумал вслух Спитама.
Его наблюдательность оценил капитан:
– Ты прав, Заратуштра! Как только Плеяды и Орион входят в зорю, а Большая Медведица головою упирается на восток – жди конца дороги! Но стоишь ли ты на пути, с которого виден конец твоего пути?18
И вот первые впечатления Заратуштры.
Велик солнечный жар в Ындее, человека сожжёт! Простые люди ходят нагие, голова не покрыта, а волосы в одну косу заплетены; женщины все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, и детей много. Из простого народа мужчины и женщины все нагие да все чёрные. Куда ни пойди, всегда «хвост» – дивятся белому человеку.
У здешнего князя – фата на голове, а другая на бёдрах, а княгини ходят – фата через плечо перекинута, другая фата на бёдрах. А у слуг княжеских лишь одна фата на бёдрах обёрнута, да щит, да меч в руках, иные с дротиками, другие с кинжалами, а иные с саблями, а другие с луками и стрелами; да все наги, да босы, да крепки, а волосы не бреют. А простые женщины ходят – голова не покрыта, а груди голы, а мальчики и девочки нагие ходят до семи лет, срам не прикрыт.
В городе на торгу продают коней, шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет; из съестного только овощи.
Земля многолюдна, да сельские люди очень бедны, а князья власть большую имеют и очень богаты. Носят их на носилках серебряных, впереди коней ведут в золотой сбруе, до двадцати коней ведут, а за ними триста всадников, да пеших пятьсот воинов, да десять трубачей, да с барабанами десять человек, да свирельников десять человек.
Расспрашивал Заратуштра их о вере, и они говорили ему: веруем в восемьдесят и четыре веры. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.
Из сильно верующих не едят вообще никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днём два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами-иноверцами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят; даже с женой. А едят они рис, да кхичри19 с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен20 отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, – ту еду не едят. А потому едят, накрывшись платком, чтобы никто не видел.
«Туда ли я приплыл? Как в этом многообразии может родиться целое? – подумал Заратуштра. – Но, быть может, как раз именно из большого множества частностей и должно образоваться нечто цельное, и от множества разнообразностей мощное?»
И тут он буквально влетел в старуху.
Женщины
– Я тебя сразу узнала, Заратуштра, – заговорила сморщенная память былой красоты. – Хорошо ли тебе сейчас?
О, конечно! Спитама блаженствовал. Чем-то приятно пахнущим старуха омывала его тело, уже изнемогшее испарять потопады. Непонятно почему, но в её жилище было прохладно; казалось, что свет заблудился и остановился в раздумье, решив передохнуть в её хижине – так мягко он стелился по полу. «Наверное, по такому ковру ступают боги», – подумал Заратуштра.
Гостя она обернула в то, что у неё было, – в кусок тонкой ткани; о своей одежде он даже и не вспомнил, решив, что она сама его найдёт.
– Ты так добра ко мне, но, честно сказать, я бы предпочёл сейчас компанию женщины чуть помоложе, хотя и опасал меня Жрец от встреч близости с вами. Похоже, это ты заворожила меня?!
– Ты получишь обретённое от ворожбы моей и ставшее в неожиданность желаемым тобой, Заратуштра! – призналась старуха. – Результат будет приятен тебе; ты впервые узнаешь, что означает истинное искусство любви, и тебе больше никогда не захочется никакой другой женщины потому, что никакая иная женщина не сможет тебе даже близко напомнить ту, что скоро предстанет пред тобою! Это – Лу, одна из наших богинь; она сейчас спускается на землю, к тебе, Заратуштра!
Тут старуха прищурилась, и задорность глаз её подожгла дотоле лишь тлеющие желания его; он почувствовал, как внутри разгорается огнище.
И так сказала затем старуха к душе Заратуштры:
– О многом уже говорил ты даже нам, женщинам, но никогда не говорил ты нам о женщине.
– О женщине надо говорить только мужчинам, – возразил Заратуштра.
– И мне также ты можешь говорить о женщине, – сказала она, – я достаточно стара, чтобы тотчас всё позабыть.
И Заратуштра внял просьбе старухи и так говорил с ней:
– Всё в женщине – загадка, и всё в женщине имеет одну разгадку: она называется беременностью. Мужчина для женщины средство; целью бывает всегда ребёнок.
– Но что же женщина для мужчины? – засуетилась со своим любопытством старуха.
– Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. Поэтому хочет он женщины как самой опасной игрушки. Мужчина должен быть воспитан для войны, а женщина – для отдохновения воина; всё остальное – глупость. Слишком сладких плодов не любит воин. Поэтому любит он женщину; в самой сладкой женщине есть ещё горькое. Пусть женщина будет игрушкой, чистой и лучистой, как алмаз, сияющей добродетелями ещё не существующего мира!
17
Для Афанасия Никитина вообще не было проблемой, на каком языке делать свои записи (см. [87]) также, как и для других русских купцов, как до него (первое письменное упоминание о «хождении» русского гостя – XI век), так и после него активно осваивавших далёкие земли (см., например, «отчёт» гостя Василия по Египту и Аравии).
Справочно: Термин купец применялся к торговым людям, что занимались товарообменом внутри одной административной территории Руси (княжества); термин гость применялся к купцу, как мы сейчас говорим, занимавшимся экспортно-импортными товарными операциями [99]. Таким образом, строго говоря, термин купец к Афанасию Никитину неприменим.
18
В то время как Афанасий Никитин (†1472) неплохо разбирался в астрономии при том что созвездия имели на Руси собственные названия, Кузанец (†1464) самый образованный клирик Запада тех лет даже не догадывался о разнице понятий планета и звезда: ««Земля не является самой малой звездой, ибо она, как показывают затмения, больше Луны и даже Меркурия, а может быть, и ещё других звёзд» [71]
19
Кхичри – индийское блюдо из риса.
20
Второе, «бесерменское» имя Афанасия Никитина ходжа Юсуф Хорасани (см. [87]).