Крестом и мечом

Роман не глядя по сторонам, проследовал к алтарю. Его сопровождающие заняли скамьи справа от алтаря. Места с левой стороны по традиции занимали женщины. Скамьи Великого храма делались не из прочного и скромного орехового дерева, а из светлого дуба. Навощенные и отполированные до блеска, они были инкрустированы черным деревом, слоновой костью, сандалом, самоцветами и жемчугом. Позолота и серебро отражались в полированном дереве и металле, отблески драгоценностей мелькали в самых дальних его уголках.

Едва жених занял свое место, со стороны площади донесся гул. Это подошла кавалькада невесты. Все повторилось по уже отработанному сценарию. Палатины быстро увели лошадей. Спешившаяся невеста и ее свита под суровым взором препозита Иосифа начали выстраиваться в колонну. Палатин, подойдя к Анастасии негромко, но внятно произнес:

– Сюда, пожалуйста. Делайте все, как на репетиции, и пойдет как по маслу, – добавил он ободряюще. Анастасия кивнула в ответ. Хорошая актриса – она и здесь играла свою роль.

– И тут театр, – проворчал Никифор.

– Вся жизнь – игра, – вторил ему Цимисхий.

Препозит огляделся, желая убедиться, что вся компания заняла надлежащие места и протрубил. Палатин величаво начал движение вперед, задавая скорость остальным.

Войдя в храм, колонна распалась. Подруги невесты заняли отведенные места слева, а сопровождающие ее мужчины справа.

– Эти бюрократы даже в постель к девчонке затащат скуку, – взглянув на уже сидящих чиновников, произнес Цимисхий. Шутка разрядила обстановку, вокруг заулыбались.

Магистр Никифор подвел невесту к алтарю и, оставив ее там, присоединился к мужской половине сопровождения. Заняв место рядом с Василием Нофом.

Направляясь к Роману, Анастасия улыбнулась и подняла руку, показав браслет с изумрудами, который он когда-то ей подарил. Роман улыбнулся ей в ответ. С того самого дня, как, исполняя волю басилевса, ее закрыли в резиденции патриарха, они не виделись. Анастасия была слегка бледна, но по-прежнему прекрасна.

«Осуждать невозможно», – шепнул Константин Елене цитату из «Илиады», сравнивая Анастасию с прославленной красавицей древности.

Певчие монахи-канторы запели: «Святый Господи, помилуй жениха и невесту! Святой Дух, помилуй их близких! Свят, Трижды Свят, помилуй спутников невесты!»

Неистощимый на выдумки Цимисхий был не в состоянии усидеть на месте больше минуты. Он дерзко разглядывал подруг невесты, посылая в сторону приглянувшихся воздушные поцелуи.

Толстые стены Великого храма приглушали гул толпы, собравшейся снаружи. Легкий шепот в храме утих, как только хор канторов, одетых в черно-белые одеяния появился у алтаря. Перед центральным алтарем стояла кафедра патриарха, облицованная искусно вырезанными целыми панелями слоновой кости. Детали рельефа были столь искусно вырезаны, что казались чудом. Звеня колокольчиками, монахи пели гимн, славящий Христа, подхваченный присутствующими.

Как только последние слова гимна угасли, патриарх Феофилакт , сопровождаемый двумя служками, вошел в храм. Его светлая улыбка разбросала по лицу лучики тонких морщин. При появлении патриарха все встали. Даже базилевс – светский Владыка вселенной отдал дань уважения духовному Владыке вселенной в стенах Святого храма.

Патриарх обладал куда более сложным характером, чем могло показаться на первый взгляд. Заняв свое место на кафедре, Феофилакт как бы отдалился от людей и, казалось, вырос прямо на глазах. Он поднял руки к всемогущему Господу над своей головой и начал молитву, которую повторяли все вокруг:

– Мы благодарим тебя, Христос, Повелитель Правды и Добра, наш великий защитник и покровитель, простирающий свою длань над головами людей и глядящий на них с милосердием. Помилуй нас, Господи, и сохрани, Мать пресвятая Богородица, батюшка спаситель мира Иисус Христос, все-все святые угодники. Господь, благослови, помилуй и сохрани, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Потом патриарх шагнул вперед, приветствуя жениха и невесту:

– Да благословит этот союз Христос, подобно тому, как Солнце благословляет теплом и светом весь мир, – сказал он. – Присутствующие в храме перекрестились. Патриарх повернулся и повел молодых к алтарю.

Как было отрепетировано заранее, Роман взял правую руку Анастасии в свою левую ладонь, и они коснулись руками алтаря. Полированное серебро под пальцами было холодным. Улыбнувшись, Анастасия сжала руку Романа, и он ответил ей нежным пожатием.

– Помнишь ту ночь и звездное небо в Гитио? – Спросила шепотом Анастасия.

– Я даже помню выступление Цирцеи на представлении, где впервые увидел тебя, – тоже шепотом ответил Роман.

По завершению молитвы присутствующие сели на свои места, чтобы насладиться зрелищем. Началось таинство венчания.

Глашатаи за стенами храма комментировали собравшимся на площади людям происходящее внутри. Столпившиеся горожане и гости города внимательно слушали, иногда выражая свое одобрение многоголосым гулом.

Все когда-нибудь кончается. Даже самые сокровенные и возвышенные моменты. По завершению таинства молодожены держась за руки, вышли из храма и остановились в его воротах. Голову Анастасии теперь венчала стемма цесарицы – серебряная, но украшенная каменьями и эмалями. Став женой наследника престола, Анастасия получила другое, тронное имя Феофано. В переводе это означало, что она была «Богом явлена и им избрана».

А на площади молодоженов ожидали простые горожане. Если бы не двойной ряд гвардейцев, отгораживающий дорогу для процессии, по площади было бы просто невозможно пройти. Вокруг бурлило людское море. Глашатаи, обладавшие могучими легкими, громко закричали:

– Радуйтесь! Празднуйте свадьбу цесарицы Феофано и цезаря Романа! Радуйтесь! Радуйтесь!

Радостные клики стали еще громче. Со всех сторон неслись грубовато-непристойные возгласы и советы, подобные тем, что раздавались на всех без исключения свадьбах, включая и такую церемониальную. Человеческая натура везде одна и та же.

Под их приветствия процессия сошла на площадь. Палатины стали бросать в толпу пригоршни серебряных монет. Традиция требовала, чтобы они опустошили денежные мешочки. Наиболее смекалистые жители столицы хорошо знали это и толпились там, где легче всего было собрать хороший урожай монет. Люди бросились подбирать монеты – давление на гвардейцев убавилось. Минутным замешательством воспользовались и палатины, которые сумели вывести из конюшен на площадь лошадей. Всадники заняли свои места, и кавалькада направилась в сторону ипподрома.

Один из палатинов вложил Роману в руки маленький, но тяжелый мешочек, золотые монеты из которого следовало бросать в толпу. Такой же кошель вложил в руки Феофано другой палатин. Бросали монеты в толпу и слуги, расставленные вдоль всего пути, но в их мешочках было серебро, а не золото.

Тротуары Срединной улицы Константинополя были забиты народом. Кавалькада двигалась медленно. Вокруг выкрикивали приветствия и поздравления. Столичные жители, непостоянные и капризные, аплодировали любому зрелищу. Свадьба цезаря была грандиозным спектаклем, на котором к тому же зрители могли получить золотую или серебряную монету.

– Радуйтесь! Радуйтесь! Радуйтесь! – Выкрикивали глашатаи.

Неспешным шагом процессия миновала трехэтажное здание из красного гранита, в котором размещались правительственные учреждения. Сопровождающие Романа военные дружно отвернулись в другую сторону. Даже от здания, где обитали чиновники, веяло скукой.

– Радуйтесь!

Когда процессия свернула со Срединной улицы, толпа стала редеть. С каждым шагом вырастали на фоне неба стены амфитеатра Ипподрома, и вскоре кавалькада через триумфальные ворота въехала внутрь. Ипподром, который кишел зрителями, взорвался аплодисментами и приветственным гулом. Музыканты с кимвалами добавили ритм в общий шум.

Кавалькада торжественным шагом подъехала к мраморному царскому балкону на Ипподроме, соединенному крытым переходом с Большим царским дворцом.